Дитя среди чужих - Фракасси Филип. Страница 54

– Выстрелишь мне в спину,– говорит Джим, переступая бетонную губу и продвигаясь внутрь по сломанным ступенькам, ведущим в вонючую, затхлую темноту,– убью тебя на хер.

– К сведению принял,– говорит Лиам и следует за ним.

Одеяла Генри пропитываются потом. Он судорожно трясет головой, глаза плотно закрыты, рот искривлен от страха. «Держись подальше… держись подальше…» – бормочет не дыша, и чувствует укол такого отвращения, что – контролируй он свое сознание и телесные функции – то, возможно, перегнулся бы через край койки и стошнил на занозистый пол прямо здесь и сейчас.

Потому что, пусть его глаза и закрыты, он видит этих мужчин. Их цвета – извивающиеся зеленые змеи: осторожность и насилие. Их черты едва различимы, тела – не более, чем черные мазки теней напротив резкого, туманного белого света, льющегося с другого конца комнаты. Зрение искажает и сама конструкция кокона. Для Генри это как смотреть на мир сквозь черную вуаль, такую, какую могла бы надеть старая вдова на похороны своего мертвого мужа.

По мере того, как Генри глубже опускается в сознание Малыша, он начинает различать и другие чувства. Не прямо, но достаточно сильно, чтобы его собственное сознание могло попытаться перевести их в человеческие эквиваленты запаха, вкуса, прикосновения.

Как будто бы это Генри висит в коконе посреди комнаты, окруженный плотной, липкой жидкостью.

Мир снаружи так близко, но он все еще слишком слаб; слишком непрочен, кожа слишком тонкая, его глаза, легкие и органы до конца не развились. Сердце Малыша бьется быстро, быстрее – гораздо быстрее, чем смогло бы вынести человеческое – и сердце самого Генри начинает опасно разгоняться, его тело начинает отвечать на мозговые импульсы штуки из подвала, его дыхание учащается и рвется.

Малыш наблюдает за людьми и чувствует созревший, отчетливый страх. Древние инстинкты передают опасность, которую те несут, смертельную природу их близости. Но Малыш чувствует что-то еще, пока смотрит, как они подходят ближе, как можно ближе к его убежищу.

Голод.

От их плоти выделяется слюна, от крови, пульсирующей в их венах, мяса их мускулов, мягкой, сочной ткани их внутренних органов.

Генри хнычет, когда эти ощущения проходят сквозь него. Ему хочется кричать, бормотать отрицания, вопить от страха и отвращения. Будь он в сознании, ему бы было противно от ощущения своего языка, его движений по сухим губам, от урчания живота. Как Малыш, Генри голоден.

И люди, подходящие все ближе, станут его следующим блюдом.

7

Джим садится на корточки, чтобы получше разглядеть труп. Он слышит, как Пит топает вниз по ступенькам, отблески света лампы танцуют на дальней темной стене, пока тот спускается по разрушенной лестнице. Тело так странно вывернуто и настолько искорежено, что Джиму трудно понять, что именно произошло с этим человеком.

Джим размышляет, что голова выглядит так, будто кто-то засунул в рот гранату и выдернул чеку. Вот только стены не забрызганы от пола до потолка, как точно бы случилось, будь там взрыв.

Может быть, топор. Кто-то сильный, причем не слабее меня, ударил вот так глубоко, до подбородка. Чистый разрез. Самый что ни на есть.

Руки трупа широко раскинуты в стороны, ладони приклеены к стене клеем или цементом. Руки выглядят искореженными, словно их паяли до тех пор, пока они не стали похожи на кашу. Трудно сказать, если не потрогать, а Джим пока на это не решился.

Обе ноги были сильно переломаны. Колени, вероятно, раздроблены кувалдой или чем-то не меньше, судя по тому, как они согнуты. «Вот так все своротить? Хренов зверюга».

– Гадость, здесь пахнет дерьмом и сексом. Джим, я принес лам… господи боже! Ты посмотри на этого чела! – воскликнул Пит, спускаясь на земляной пол.– Наверняка его пытали. Кто-то закрепил руки, а потом хорошенько раздавил ноги. Чтобы выпытать информацию или что-то в этом роде. Джим, как так можно было сделать? Дробовиком в рот?

Джим встает и задумчиво кивает. «Может быть. Обрез вполне мог бы этого добиться… интересно. Очень интересно».

Он оборачивается и видит, что Лиам проводит рукой по кирпичной стене, отделяющей эту дыру от остального подвала, и теперь, когда комната полностью освещена солнечным светом и лампой Пита, легко понять, почему тело не было обнаружено во время первого обхода Пита и Дженни.

Они спустились с кухни, изнутри. С другой стороны этой стены. Наверное, есть еще несколько таких мест под домом, чтобы держать поперечные балки.

Джим берет фонарь у Пита и, высоко подняв, изучает потолок.

– Удивительно, что вся эта хрень до сих пор не рухнула,– говорит он, разглядывая сгнившую древесину толстых балок на потолке.– Эти кирпичные стены ни к черту, столбы проржавели, балки прогнили. Наверное, поэтому дом и бросили. Но все равно это хорошее место, чтобы убить какого-нибудь ублю…

Джим резко осекается. Он прищуривается, вглядываясь в темные тени, прилипшие к низкому потолку.

– Че за херня?

Высоко в самом дальнем, темном углу комнаты находится длинная, толстая, цилиндрическая масса, видимо, из грязи, листьев и всякого мусора. Джим медленно приближается к этому месту, освещая по всей длине оранжевым светом фонаря.

– Что это еще за хренотень?

Странный предмет длиной почти четыре фута слегка прогибается, но все же кажется прочным. Как будто специально.

Свет фонаря поблескивает на этой черноте, и Джим отчетливо видит влажное нагромождение листьев, бумаги, грязи и густой серой пасты, из которой сделан предмет. «То же дерьмо на руках мертвого чувака»,– думает он и чувствует, как незнакомое покалывание беспокойства щекочет затылок.

С поверхности слышится кап-кап-кап из-за черной жидкости, которая стекает вниз, образуя в грязи растущую чернильную лужицу.

«Это хренов кокон,– думает Джим.– Или, может, гнездо. И будь я проклят, но внутри что-то движется».

Лиам подходит ближе, чтобы встать рядом с Джимом, как и Пит. Все они останавливаются в нескольких футах от этой штуковины, изучая ее так, словно это старая пыльная бомба, которая чудесным образом так и не взорвалась. Интересно, конечно, но при этом и чрезвычайно опасно.

Возможно, даже смертельно.

– Я только понял, что меня беспокоит во всем этом месте,– рассеянно говорит Лиам, его глаза блуждают по толстой, грязной фигуре.

– Меня все беспокоит в этом месте,– отзывается Джим.

– Да,– соглашается Лиам, оглядываясь по сторонам.– Но это тело было здесь… сколько? Минимум три дня, так? Что бы здесь ни произошло, это случилось до приезда Пита и Дженни в среду.

– Ну и?

– Так где мухи? – машет Лиам рукой в сторону мясистого, вонючего трупа.– Тут все должно кишеть. А в голове должны быть личинки, черви и другие насекомые.

– Господи, Лиам,– с отвращением произносит Пит.

– Но это же странно, нет? Охренеть как странно.

– Ну, добавь к списку,– говорит Джим.– А как тебе вот эта штука?

– Похоже на гнездо с жуками,– отвечает Лиам.– Джим, надо уйти отсюда, заколотить двери и забыть об этом. Мы уедем через пару дней.

Пит смотрит на пол, затем достает длинную палку из грязи. Он машет ей перед трупом, как деревянным мечом.

– Будь это гнездо насекомых, с него бы так не капало,– говорит он.– Давайте потычем и посмотрим, что будет.

– Пит, ты просто идиот,– говорит Джим, но не останавливает Пита и все же с интересом наблюдает за происходящим.

Лиам пятится к лестнице, готовый броситься бежать при первом же появлении шершня, осы или чего там еще в этом хреновом огромном гнезде.

– Да вы оба больные,– говорит он, и Джим посмеивается.– Пит,– предупреждающе добавляет Лиам, но Пит только хмурится и подходит ближе к странной штуке.

– Остынь, амиго,– отзывается Пит и, подойдя ближе, медленно поднимает ветку, протягивая кончик к массе, торчащей у него над головой и зажатой между деревянной перекладиной и бетоном внешней стены подвала.