Щит и меч. Книга вторая - Кожевников Вадим Михайлович. Страница 5

Пан Полонский, улучив момент, шепнул девушке, что из всех немцев герр Николь самый приличный, другие поступают более решительно и грубо.

Зубов не мог скрыть свою неприязнь к этой девице. До сих пор ему не приходилось сталкиваться с изменниками родины.

К Бригитте фон Вейнтлинг, вдове эсэсовского полковника, он с самого начала относился снисходительно. как к поклоннице его атлетического дарования.

Она заказывала себе в варьете всегда одно и то же место в первом ряду и приходила только на выход «два Николь два», а потом немедля исчезала.

Но однажды, стыдясь и волнуясь, она пришла в артистическую. По выражению лица эльзы зубов понял, что должен быть более чем любезен с этой дамой. Он так и вел себя с ней.

Через неделю,докладывая Эльзе о выполнении задания, он с такой обстоятельностью изложил все подробности, что она воскликнула негодующе.

— Ты забываешь, я все-таки девушка!

Зубов недоуменно пожал плечами:

— Я же тебе как старшему товарищу...

Тоненькая, миниатюрная Бригитта Вейнтлинг с тех пор, как она призналась ему, что тосковала в одиночестве после смерти мужа и, повинуясь какому-то чисто мистическому влечению, первый раз одна пошла в варьете, казалась Зубову просто смешным и любопытным созданием.

Ее покойный муж, полковник. обер-фюрер СС, был чиновником расового политического управления партии. Уже вдовцом он вознамерился жениться на Бригитте, не имея удовольствия знать ее лично, но получив от сотрудника управления справку о ее расовой безупречности. Родители настояли на браке дочери. К сожалению, солидный возраст и пошатнувшееся здоровье не дали полковнику возможности доблестно содействовать продолжению столь расово чистого рода.

Бригитта сказала Зубову, что всреча с ним — первый в ее жизни рискованный шаг.

Держала она себя с ним со смешной застенчивостью, но всем знакомым отважно объявила, что это ее дальний родственник, беспечный юноша, со странностями (поссорившись с семьей, стал акробатом), которому она намерена оказывать покровительство.

В ее обществе на лице Зубова всегда блуждала улыбка, которую Бригитта приписывала радости свидания с нею.

Зубов никак не мог отделаться от ощущения, что ему вдруг дали роль в пьессе иностранного автора. Но он справлялся с этой ролью, справлялся потому, что, оставаясь самим собой, со спокойным достоинством вел себя со знакомыми фрау Вейнтлинг. А его искреннее любопытство ко всему окружающему они воспринимали как налет провинциализма, ка свидетельство некоей интеллектуальной ограниченности, свойственной спортсменам.

Отто Скорцени, гигант, верзила, с лицом, иссеченным шрамами, тоже считал себя спортсменом. Он слыл в Третьей империи великим мастером почасти тайных убийств и всегда действовал собственноручно.

Но в августе, еще под Ельней, эсэсовская дивизия «Дас Рейх» потеряла почти опловину личного состава. А после поражения под Москвой Скорцени панически записал в своем дневнике: «Поскольку похоронить своих убитых в насквозь промерзшей земле было невозможно, мы сложили трупы у церкви. Просто страшно было смотреть. Мороз сковал их руки и ноги, принявшие в агонии самые невероятные положения. Чтобы придать мертвецам столь часто описываемое выражение умиротворенности и покоя, якобы присущее им, пришлось выламывать суставы. Глаза мертвецов остекленело уставились в серое небо. Взорвав заряд тола, мы положили в образовавшуюся яму трупы погибших за последние день-два.»

Благоразумно придумав себе болезнь желчного пузыря, этот гигант рейха отправился в тыл на излечение.

Ганс Франк усроил прием в честь возвращающегося с фронта опасного гитлеровского любимца.

После выпивки, забыв, что он опасно болен, Скорцени решил изумить благоговеющих перед ним тыловиков мощью мускулатуры. И, пройдя в спортивный зал, стал демонстрировать свои таланты. Но каждый раз его взгляд натыкался на снисходительно и лениво ухмыляющуюся физиономию Зубова.

Скорцени высоко подбрасывал обеими руками тяжелый пустотелый медный шар и потом ловил его. И вдруг кинул шар над головой Зубова и, отступив, крикнул:

— Вы! Берегитесь!

Зубов, не вынимая рук из карманов. чуть склонился и, приседая, мягко принял удар на шею. Сронив шар на руку, подбросил его и небрежно заметил:

— Детский мячик.

Скорцени яростно спросил:

— Вы кто?

Зубов невозмутимо ответил:

— Как видите, ваш поклонник. — И склонил голову так, будто снова готовился принять шар.

Скорцени несколько мгновений пребывал в нерешительности. Потом, обрадовавшись, объявил:

— Вот с такими бесстрашными, крепкими парнями мы подхватим на свои плечи всю планету! Бригитта была чрезвычайно польщена тем, что ее «кузен» произвел такое прекрасное впечатление на знаменитого Отто Скорцени. И Скорцени был в восторге от польстивших ему слов Зубова, когда на вопрос,почему он не на фронте, тот ответил, обаятельно улыбаясь:

— Как только вы меня пригласите, я с радостью составлю вам компанию.

Скорцени подарил Зубову свою фотографию с автографом, заметив, что она ему пригодится, в чем тот и не сомневался.

Вернувшись из Кракова в Варшаву, Бригтта вступила в деловую переписку с живущими в Берлине влиятельными родственниками покойного мужа. Речь шла о наследстве. Она изъявляла теперь готовность пойти на ряд уступок, если взамен будет оказано высокое покровительство ее предполаглемому супругу.

Бригитта вызывала у Зубова чувство какого-то жалостливого удивления. Он никогда не думал, что в этой среде могут быть люди столь несчастные. издерганные от постоянного ощущения страха перед чем-то неведомым. Она была суеверна до смешного, мнительна. Не могла уснуть без снотворного. Частобесрпичинно плакала. Вспоминать любила лишь свое детство.

Зубова раздражала ее навязчивость и то, что она тайно пользовалась наркотиками, к которым привыкла после тяжелой операции. У нее было красивое лицо со строгими и тонкими чертами, но, когда она говорила не о себе и о своих знакомых, а о какихнибудь отвлеченных вопросах, она несла такую удручающую чушь, что лицо ее казалось ему глупым, как у красотки на обертке мыла. Он тяготился ею, жаловался Эльзе. Но та, хотя и с брезгливой усмешкой, приказывала ему не терять связь с Бригиттой, так как это давало возможность общаться с эсэсовскими кругами.