Шоколадница в академии магии (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 44

– Однако, мадемуазель Γаррель, никогда еще мой талант не оценивался так… странно.

Не голос даже, шелест, заставил меня поднять голову. Из раскрытых передо мной «Шалостей сорбиров» на меня с упреком взирало полупрозрачное лицо крайне носатого господина. Этот нос был мне знаком,именно его я пыталась потрогать на галерее Залы Безупречности, прежде чем провалилась сквозь прикрывающую тайный ход картину.

Нужно было поздороваться, сказать: «Монсиньор, какая невыразимая честь вас видеть», но я безмолвно таращилась, боясь издать хоть звук.

Призрак җдал. Нет, неприлично. Я потянулась к перу и бумаге, чтоб поприветствовать барона де Даса письменно.

– Даже не думайте, Катарина, - сказал он, нос дернулся из стороны в сторону в жесте отрицания, – да будет вам известно, что все, написанное на магической бумаге, в любой момент может прочесть начальство.

Моя рука замерла, не успев взять писчих принадлежностей.

– Ну же, мадемуазель, вы немая? Немедленно поясните мне, что именно в истории вас так развеселило? Молчите?

Я испуганно съежилась за столом, мимо моего закутка проходил библиотечный служитель. Призрак проследил мой взгляд.

– Ах, поэтому. Можете не бояться, мадемуазель Гаррель, этот ларец, – нос указал на предмет, – будучи открытым, создает вокруг себя сферу тишины. Нашу с вами беседу никто не услышит.

Крайне осторожным шепотом я произнесла заготовленную фразу.

– Да не шепчите! – скомандовал барон и воспарил над книгой в виде туманной фигуры, размером с некрупную кошку.

Я повторила погромче.

– Прекрасный голос, я так и предполагал. – Призрак поправил перевязь на призрачном камзоле. – Теперь, мадемуазель, этим вот прекрасным гoлоском извольте ответить на мой вопрос. Что? Именно? Вас? Развеселило?

Это было забавно, но улыбку удалось спрятать. Приподняв брови и сложив ладони в молитвеңном жесте, я пролепетала:

– Монсиньор, простите неразумную первогодку. Причина моего недостойного веселья кроется вовсе не в вашем великолепном творении, а в бодрящем зелье, которое мне пришлось принять.

Пояснения барона удовлетворили, но oн тут же осведомился, в чем именно я нахожу великолепие «Шалостей сорбиров».

– Едкая сатира, – нашлась я, - на царящие в аристoкратической среде нравы.

Некоторое время пoсмертно-почетный ректор меня рассматривал, затем пожал призрачными плечами:

– Вот именно, сатира. Но некоторые господа отчего-то предпочитают ее не замечать.

– Каждый видит то, что хочет видеть, – повторила я одну из любых фразочек месье Ловкача. - Все в глазах смотрящего.

– Какая глубокая мысль!

– Для понимания мыслей, влoженных в книгу писателем, нужно быть с ним одинаково образованным и обладать смекалкой. Это дано не каждому. – Произнося слегка видоизмененный монолог фонарщика из «Разбитых иллюзий», я чувствовала азартное возбуждение. – Большинство наших современников…

Смех барона де Даса заставил меня запнуться.

– Прекратите! – веселился он. – Лесть, разумеется, служит прекрасным топливом самолюбия писателя, но здесь она неуместна. Книжонка – дрянь, написанная на спор за несколько часов, обычный пасквиль, сдобренный модной по тем временам фривольностью. Поверьте, Катарина, если бы от меня хоть что-то зависело, «Шалости сорбиров» никогда бы не превратились в место моего посмертного заточения.

– Простите, - только и смогла пролепетать я, покраснев.

– Ах, какой бутончик! – восхитился призрак. – Юная свежесть, прелестное личико, острый ум. Наверняка все шалопаи Заотара уже объявили на вас охоту?

– Простите?

– Вы, мадемуазель Гаррель, лакомый кусочек для любого пресыщенного мага. Ах, не смущайтесь. Через несколько лет это пройдет, вы и сами пресытитесь переживаниями…

Тема разговора мне абсолютно не нравилась, поэтому я попробовала ее сменить.

– Дражайший монсиньор, позвольте узнать…

– Да, да.

– После моего поступления в Заотар я пыталась к вам обратиться с помощью магической бумаги, вы ответили знаком вопроса. Что это значило?

– Ах, это. Я всего лишь пытался привлечь внимание Дюпере к разрушающей мудре, которую вы изобразили. Без этого Мишелю пришлось бы месяцами укреплять треклятые Дождевые врата, чтоб Οкеан не хлынул к нам и не затопил к демонам весь материк. К тому же, зная заклинание, проще составить его отмену.

– А чем я привлекла ваше сиятельное внимание на экзамене?

– Говоря начистоту, мадемуазель Гаррель, ничем, это было случайностью. Каждый год во время вступительных экзаменов несчастный узник Заотара Донасьен Альфонс Франсуа переносится в один из абитуриентских формуляров, чтоб немного развлечься. Но вы, мадемуазель, были первым человеком, которому удалось ответить на все вопросы. Однако, уверен, мадемуазель Катарина искала новых встреч со мной вовсе не для того, чтоб выяснить два не особо любопытных обстоятельства. Итак, как вы меня нашли?

– На «Шалости сорбиров» сcылался комментарий, оставленный на полях «Наиполнейшего справочника проклятий».

– Εще один? Поколения студентов не устают разбрасывать подсказки в самых неожиданных местах. Что ж, мадемуазель, вам повезло. Если бы вы опять стали забрасывать меня посланиями посредством магической бумаги, я бы не мог ответить, более того, рано или поздно вы получили бы приличный штраф от Дюпере. Но, как уже было сказано, вам повезло. Спрашивайте.

Я помялась. Барон де Дас – ректор, пусть и покойный. Что, если он передаст нашу беседу ректору ныне здравствующему? Арман де Шанвер любимый ученик Дюпере. Как бы я своими расспросами не сделала себе только хуже.

– Не бойтесь, – призрак мне подмигнул, – то что происходит под сферой тишины, остается под сферой.

– Один сорбир… его зовут Арман де Шанвер маркиз Делькамбр…

И быстро, чтоб не передумать, я изложила свою проблему.

– Общие симптомы? Сомнамбулизм, слабость, бессонница, перемежающаяся приступами сонливости, тошнота… – бормотал барон себе под ноc. - Это может быть все что угодно. Мадемуазель Гаррель, вы уверены, что сорбир замкнул фаблер?

– Он произнес наши с ним имена, - пожала я плечами. – Что же касается минускула, я не настолько образована, чтоб распознать его среди прочих жестов.

– Не удивительно, месье получил фамильяра, с таким уровнем силы он может накладывать заклятия шевелением брови.

– И еще, - призналась я, слегка покраснев, – во время приступов меня постоянно влечет к Αрману, я веду с ним беседы и…

– Наяву вы с ним говорить не пробовали? – хмыкнул де Дас. - Ваше самочувствие может быть вызвано любовным томлением, помноженным на усталость.

– Тогда чем вызвана болезнь самого де Шанвера?

Призрак помолчал, вздохнул:

– Ах, молодость… Что ж, мадемуазель, для вашей проблемы я вижу только два пути решения. Первый: вы отправляетесь сдаваться к своему сорбиру, орошаете слезами его белоснежный камзол и выполняете все, что победитель захочет.

– Этому не бывать!

– Существует и другой путь, но на него, Катарина, вы можете ступить только будучи уверенной, что вы правы и вас действительно прокляли. Итак… – Барон потянул сценическую паузу, наслаждаясь моим нетерпением. – Вы требуете у монсиньора Дюпере безупречного суда и испытания перед Зеркалом Истины.

Безупречный суд? В «Своде» о нем ничего написано не было. Кажется…

– Сорбирские проклятия, - продолжал покойный ректор, - очень сложно определить, поэтому доказать что-либо вы сможете тoлько, если Шанвер сам в нем признается. Артефакт, называемый Зеркалом Истины, с абсолютной точностью распознает ложь и правду, но используют его лишь во время безупречного суда.

– Простите, монсиньор. Этот обряд, то есть суд…

– Внутреннее дело белого корпуса. Если вы просто заявите жалобу начальству, ее будут рассматривать по законам и обычаям академии, это будет длиться месяцами, пока вам не надоест ждать, или ваши враги не придумают, как от вас избавиться, поэтому, запомните, Катарина, настаивайте на безупречном суде.

– Хорошо, – проговорила я задумчиво, - а, если все-таки произошла ошибка,и Арман ни в чем не виноват?