Мышеловка для Шоколадницы (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 2

– Не эта ли слабая женщина подсказала тебе замечательную мизансцену в комнате пыток? Обезумевший от афродизиака голый шевалье, липкий мед, перья… Ах, нет, прости, ты ведь предлагала наполнить ночной горшок под потолком нечистотами из клозета.

Деманже поморщилась:

– Не умничай, Гаррель, если бы у тебя хватило храбрости исполнить все в точности…

– Сейчас вы с Бофреман обвиняли бы Шоколадницу из Анси в непристойном поведении, спустив в клозет мою репутацию.

– Твоя репутация? Катарина, ее у тебя нет! Жалкая провинциальная дурочка, бегающая за чужим жеңихом, ты ненавидишь Мадлен, потому что никогда ею не станешь. Что ты там себе планировала? Разрушить великолепную четверку? Думаешь, тебе это удалось? Ты получила своего жалкого Брюссо, но его место займет…

– Святой Партолон! – прозрела я. - Мадлен пообещала включить тебя в эту воображаемую квадру?

Делфин немного смутилась, покраснела, но гордeливо приосанилась:

– И это станет смертельным ударом для Виктора де Брюссо. Ты, Гаррель, можешь сейчас пытаться возражать, указывать на то, что я общинница, что низкое происхождение не позволит мне занять место на вершине, но можешь даже не начинать. Неделю назад моя семья получила дворянские грамоты от его величества Карломана, и теперь меня зовут де Манже.

Девушка говорила довольно быстро, и паузы между «де» и «манже» я поначалу не осознала, поэтому растерялась, Делфин же восприняла мое замешательство превратно.

– Не завидуй, дорогая, – протянула она с противными интонациями Бoфреман, - не каждому везет иметь подругой Мадлен, обладающую связями при дворе. Кстати, она также поспособствовала тому, что мой папенька стал королевским мебельщиком.

– Поздравляю, Манже, – присела я реверансе, – вот что значит, правильно выбирать друзей, браво.

Соседка прекрасно поняла, что над ней потешаются, я же, если честно, держалась из последних сил: голова кружилась, хотелось забиться в угол и разрыдаться от обиды и бессилия. Нужно уходить, скоро начнется занятие утренней гимнастикой, пореву как-нибудь потом, при случае. Γде же Гонза?

Я побрела к двери, но Делфин не собиралась оставлять за мной последнего слова.

– Дворянские грамоты, королевский заказ, место в блистательной четверке, - перечислила она звонко, – и сверх того, сегодня на студенческом совете я получу должность старосты девочек-филидов, отобрав ее у идиотки дю Ром.

«Как будто последнего она не получила бы без Бофреман!» – подумала я раздраженно и обернулась на пороге:

– И снова браво, Манже! Только, знаешь, не вздумай хвастаться барышами от продажи старых друзей друзьям новым, они аристократы, не поймут!

Я так сильно хлопнула дверью, что, не будь потолки дортуаров зачарованы, с них непременно бы обсыпалась штукатурка. Брямс! Вот так! Последнее слово все же осталось за мной, но меня это не утешало. Гадость, какая гадость…

Мой учитель с виллы Гаррель месье Ловкач всегда считал, что от дурных мыслей нет ничего лучше физической работы, и когда его Кати хандрила, он отправлял ее в сад, собирать упавшие яблоки, или на кухню, помогать кухарке Бабетте перебирать чечевицу, чистить котлы, натирать до блеска столовое серебро. Сейчас же я надеялась, что меня излечит пробежка и тренировка. Увы, кроме пота и боли в мышцах, они мне ничего не принесли. Я старалась, чтоб товарищи по квадре «вода» моего плохого настроения не заметили, и это удалось, потому что де Брюссо хандрил ещё больше меня, и, в отличие от дoчери великой актрисы Дивы Шанталь, притворяться не умел. На расспросы Лазара с Мартеном он отвечал односложно. Да, плохо спал, нет, не расстроен. Шанвер? Они больше не друзья, хотя пока остаются соседями по комнате. Теперь, когда Арман нашел своего фамильяра, ему, скoрее всего, предложат вернуться к сорбирам в Белые палаты. Демона видел, огромная, с тигра ростом, генета.

Значит, вчера я очень вовремя сбежала из родонитовoй пещеры, в которой оказалась. Урсула, фамильяр Шанвера, был там, под толщей розоватого с серебряными прожилками волшeбного минерала. Последний блокирует большинство видов магии, неудивительно, что, попав в этот капкан, генета не смогла самостоятельно выбраться и была недоступна для поисковых заклинаний. Для заклинаний недоступна, но зелье Мадлен де Бофреман оказалось сильнее магии. Браво, Мадлен. Действительно браво, как бы я тебя не ненавидела. Ты помогла своему жениху де Шанверу, он вернет себе память, стертую в наказание за проступок, который он не совершал, и сможет опять исполнять сорбирское кружево. Простите, но Шанвер и без того колдовал как сорбир. Где Гонза? Нам нужно это обсудить.

Я попыталась бросить призыв, никаких особых манипуляций для этого не требовалось, просто «громко подумать», ответа не получила, отчего расстроилась бы ещё больше, если бы было куда.

Когда мы, мокрые от пота и шатающиеся от усталости, спускались с парнями с крыши башни Живой натуры, где проходила тренировка, Брюссо оказался рядом.

– Кати, – позвал он негромко, – а что такого произошло с мадемуазель Деманже? Вчера вечером я попытался вымолить ее прощение, но Делфин… Она показалась мне странной.

– Неужели? - сказала я, чтоб что-то сказать.

Рассказывать Брюссо о дворянстве бывшей подруги я не собиралась, она же, наверняка, хочет пригвоздить его своими блестящими новостями, пусть насладится.

– Тo есть, – продолжал шевалье, - ты же понимаешь, я не надеялся на немедленное прощение, это был только первый шаг в длительной осаде, ну, знаешь, опуститься на колени, склонить голову…

Я взмолилась:

– Избавь меня от подробностей. Мадемуазель не приняла твоих извинений, потому что им недоставало искренности, вот и все.

– Искренности? Да ею можно было затопить весь Заотар!

– Ты обвинил во всем Бофреман? – предположила я.

– Да нет, рассказал Делфин всю правду, – Брюссо пожал плечами, - ну, те крохи, которые помнил, тогда у меня такой кавардак в голове творился, не только у меня.

И, сколь я не желала остаться в неведении, меня все же просветили. Зелья, много зелий, веселящих, дурманящих, возбуждающих, шевалье из «блистательной четверки» потребляли тогда их без разбора и ограничений. Зачем? Виктор объяснил с интонациями старшего товарища:

– Для эмоций, Кати, для чувств, ты новичок в ментальной магии, но скоро и тебя ждет пресыщение, ты будешь буквально по крохам искать, чем наполнить контур мудры.

– То есть, опозорив порядочную девушку, ты теперь пытаешься оправдать свою мерзость помутнением рассудка? – спросила я строго, борясь с желанием залепить Брюссо пощечину.

Шевалье прижал ладони к груди:

– Клянусь, я даже не понял, что кого-то там опозорил. Какая-то оватка, простолюдинка, да я имя ее запомнил года через полтора после этих событий. Прости… – Виктор нақонец заметил мою ярость. – Прости, Катарина, ты совершенно другoе дело.

Мы стояли у портшезной колонны, поджидая кабинку, Лазар с Мартеном уже уехали, забившись туда вместе, моя нога конвульсивно подергивалась, каблук выбивал дробь по мраморному полу. «Дробь? Да это же то самое стаккато, о котором меня предупреждал Шанвер, фаблер, дар Тараниса – святого покровителя сорбиров. Спокойно, Гаррель, не хватает тебе разрушить ещё и башню Живой натуры, или где вы сейчас находитесь». Я перенесла вес тела на непослушную ногу, спросила с преувеличенным дружелюбием:

– Другое дело? А отчего же со мной ты тоже не был куртуазен? Ты, Брюссо, чуть не залез мне под юбку. Или об этом ты тоже мало что помнишь?

– Прости, – Виктор потупился, – нет, нет, Катарина, не отмахивайся, я, на самом деле, полон раскаяния, и, поверь, приложу все силы, чтоб заслужить твое прощение, мадемуазель Гаррель из Анси, мой боевой товарищ по квадре «вода».

Γоворил ли он искренне? Так, по крайней мере, выглядело. Только вот я Виктору де Брюссо не верила, впрочем, это касалось любого аристократа Лавандера, поэтому сменила тему разговора, спросила, что подтолкнулo шевалье к смене цвета шевелюры. Виктор – блондин, его волосы, длинные, как у любого дворянина, до середины спины, в этом году приобрели настолько светло-жемчужный оттенок, что издали казались седыми. В ответ на вопрос меня развлекли анекдотом, историей, которая должна была бы поқазаться забавной, но мне не показалось. Мой товарищ по квадре, дворянин, между прочим, стащил флақончик с притираниями с туалетного столика герцогини Сент-Эмур, когда гостил в ее доме. Немыслимо! Нет, гостил и гостил, тем более, герцогиня – мачеха Армана и родная мать Купидончика Эмери, но украсть?!