Прикосновение варвара (ЛП) - Диксон Руби. Страница 44

Я делаю несколько глотков чая, а затем ставлю чашку на стол, чтобы поговорить. «А как насчет ловушек, которые мы расставили вчера? Ты сказал, что мы должны проверить их первым делом».

Рокан пожимает плечами. «Тогда они будут пусты. Мне все равно».

«Но мы так усердно работали».

«Иногда мы очень усердно работаем просто так. Таков путь охотника».

«Ладно, ну это же чушь собачья. Это лучшая погода, которую мы видели за последние дни. Ты сам сказал, что этим утром ловушки будут полны, и мы просто позволим всему этому мясу пропасть даром? Это раздражает. Для меня это не имеет смысла. Одна из вещей, которой ты меня научил, заключается в том, что ничто не должно пропасть даром. Однако теперь, из-за того, что тебе не нравится солнечный свет, мы позволим куче мяса пропасть даром? Я этого не понимаю».

Он потирает грудь, задумчиво глядя на меня. Затем он кивает. «Ладно. Мы пойдем. Мне это не нравится, но мы пойдем».

«Почему? — спрашиваю я. — Почему тебе это не нравится?»

Он пожимает плечами. «Я не знаю».

Отличный ответ, думаю я про себя, но мне просто горько, потому что раньше он приветствовал меня поцелуями и лаской, а теперь просто протягивает мне чашку чая и говорит о том, ему не нравится погода. Наверное, это просто еще одна вещь, которую я испортила. Расстроенная, я поворачиваюсь к своему рюкзаку и вытаскиваю свое охотничье снаряжение. Одевание по погоде — даже при ярком солнце — требует времени, и это отвлекает меня от мыслей о том, насколько Рокан рассеян этим утром.

К тому времени, как я заканчиваю натягивать одежду, мой чай остывает. Я быстро проглатываю его, а затем направляюсь к Рокану, чтобы он мог закончить завязывать мой внешний слой меха на мне. Раньше это было одной из моих любимых частей путешествия, потому что он притягивал меня к себе, делая вид, что укутывает, и украдкой целовал. Теперь он весь такой деловой, и это меня огорчает. Я знаю, я сказала ему, что мне нужно время, чтобы разобраться во всем, но я также скучаю по его поцелуям.

Или это скучает мой кхай. Я до сих пор не разобралась.

Сегодня Рокан весь в делах, быстро готовит меня и на этот раз демонстрирует узлы, чтобы в будущем я могла делать это сама. Это угнетает. Я напоминаю себе, что это то, чего я хотела. Я попросила его дать мне пространство.

Наверное, я просто не ожидала, что будет так много пространства. Или я не ожидала, что это будет так сильно меня волновать.

Он надевает свое собственное снаряжение, хватает копье, лук и вкладывает ножи в ножны. У меня есть копье и мой единственный нож, и вид всего его оружия меня немного удивляет. Солнечный свет действительно беспокоит его. Вау. Я подумываю о том, чтобы последовать его совету и остаться дома, но что тогда мы будем делать? Сидеть на разбитом корабле и пялиться друг на друга, не разговаривая? Это может быть большей пыткой, чем я могу вынести. Кроме того, я думаю о маленьких животных, которые могут попасть в наши силки, и мне не нравится мысль о том, чтобы позволить им страдать дольше, чем они должны. И этот солнечный свет выглядит заманчиво. Я действительно верю, что это один из первых солнечных дней, которые я увидела здесь с тех пор, как проснулась — большинство дней просто пасмурные.

Тогда это все решает.

День теплый — ну, для Ледяной планеты — и прекрасный. Дует легкий ветерок, а снег на земле яркий и нетронутый. Он отражает солнечный свет, и я беспокоюсь о снежной слепоте. Рокан размазывает немного грязи под своими глазами, а затем и под моими, и я думаю, что это все уладит. Затем мы направляемся вниз, следуя тропинкам, которые я начинаю довольно хорошо узнавать. Я узнаю эту скалу, этот утес, эту маленькую группу хрупких деревьев. Сегодня такой чудесный день, что я почти не возражаю против того, что Рокан молчит, его руки спокойны.

Почти.

Наш первый комплект силков пуст, но во втором есть жирное, извивающееся существо, похожее на ласку, с задними ногами, как у длинного, неуклюжего кролика. Прыгун, как Рокан его называет, а потом он ждет, когда я избавлю его от страданий. Сегодня я только немного плачу, когда хватаю его за шкирку и перерезаю ему горло своим клинком. Это мясо, и оно нас накормит и согреет, и я не могу смотреть на это иначе. Каждый день охоты делает это немного легче, хотя я беспокоюсь, что у меня слишком мягкосердечное сердце, чтобы быть способной на это. Я бы предпочла приласкать это существо, чем убить его, но ласка не накормит нас. Следующая часть — моя наименее любимая — перевязка добычи в полевых условиях, чтобы я могла путешествовать, не испортив его шкуру кишками и кровью. Я разрезаю его, удаляю потроха и закапываю, затем сливаю большую часть крови, прежде чем привязать к поясу. Оно уже покрылось коркой льда, и через час оно застынет намертво, а его кхай потемнеет.

Теперь пришло время переходить к следующему комплекту ловушек. У нас есть по меньшей мере дюжина комплектов на протяжении, по ощущениям, сотни миль. Я отряхиваю руки от снега и поднимаюсь на ноги с помощью Рокана.

«Веди», — говорю я ему.

Он кивает, а затем смотрит на далекие скалы, нахмурившись.

Я похлопываю его по руке, чтобы привлечь его внимание, и жестикулирую: «Что такое?»

«Просто мое чувство».

«Должны ли мы вернуться?»

Рокан долго смотрит на меня сверху вниз, затем на скалы. «Нет, — в конце концов решает он. — Но давай поторопимся. Может быть, надвигается плохая погода».

Я скептически смотрю на солнечное небо, но ускоряю шаг, когда мы начинаем идти.

Наши пути ведут нас в одну из многочисленных долин, спрятанных между зубчатыми скалами и горячими потоками. Пейзаж может быть снежным, но здесь по крайней мере не пусто. Повсюду, куда ни глянь, скалы, скопления деревьев и кустарников. По берегам пахнущих серой ручьев торчат камыши, а вдалеке виднеются зазубренные пурпурные горы, которые торчат, как зубы. Это очень красиво, даже если здесь не особенно тепло. Однако мне нравится видеть, что может предложить мир; я предпочитаю быть здесь, чем сидеть у костра и ждать возвращения Рокана. Может быть, я больше любительница активного отдыха, чем думала. Я понимаю, что отчасти горжусь этим, когда иду за Роканом в долину, помня о скалах с их нависающими сосульками.

Я погружаюсь в свои размышления, когда Рокан хватает меня за плечи и прижимает к стене утеса. Камень впивается мне в спину сквозь меха, и я вскрикиваю.

— Какого хрена?

Выражение его лица напряженное, глаза поразительно ярко-голубые. «Знай, что мое сердце принадлежит тебе», — подает он мне знак, а затем прижимается своим телом к моему, еще сильнее притискивая меня к камням. Что за черт…

Затем я чувствую мурлыканье. Это не мой кхай; он издает тот же низкий рокот, что и всегда, и на этот раз кажется больше. Я не могу заглянуть через плечи Рокана, потому что он сильно прижал меня к стене утеса, его руки как защитная клетка над моей головой. Он смотрит на меня сверху вниз, не мигая, и на его лице такое напряженное выражение, что у меня почти перехватывает дыхание.

Мурлыканье продолжается, и я понимаю, что оно исходит от земли — и от стены утеса позади меня. О Боже. Землетрясение? Я выглядываю из-за рук Рокана как раз вовремя, чтобы увидеть слой снега и льда, ниспадающий каскадом с края утеса.

Лавина.

Я кричу, когда мир погружается во тьму и все сотрясается вокруг нас. Тело Рокана наваливается на мое, но он не двигается. Кажется, что это мгновение длится вечно, и кажется, что мир рушится. Я в ужасе цепляюсь за его тунику спереди.

Все, о чем я могу думать, это то, что ему не нравилась погода. Ему не нравилось то, что он чувствовал сегодня. Я должна была прислушаться. Он знал. Каким-то образом он знал и оттолкнул меня с дороги, прежде чем случилось бы что-нибудь плохое. Точно так же, как с птицей…

Я ахаю, потому что понимаю, что он делал это не один раз. Может быть, это «чувство», в конце концов, не просто принятие желаемого за действительное.