Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур. Страница 75

Задули октябрьские ветры, предвестники дождей, – горячие ветры, насыщенные пылью, ветры, от которых пот высыхает, не успев охладить тело, ветры жажды, которые гонят дичь к водопою днем, в виду лагеря.

У Шона под кроватью было припасено с пол-ящика вина. Вечером он охладил четыре бутылки, завернув их во влажную ткань. Перед ужином отнес их в хижину Даффа и поставил на стол. Дафф смотрел на него. Корки с его лица почти совершенно сошли, остались только гладкие красные полосы на светлой коже.

– «Шато Оливье», – сказал Шон, и Дафф кивнул.

– Хорошее вино, но, наверно, испортилось в пути.

– Ну, если не хочешь, я его унесу, – сказал Шон.

– Прости, приятель, – быстро ответил Дафф. – Я не хотел быть неблагодарным. Вино подходит к моему настроению сегодня. А ты знаешь, что вино – напиток печали?

– Ерунда! – возразил Шон, вонзая штопор в первую пробку. – Вино – это веселье.

Он налил немного в стакан Даффа, и тот поднял его и поднес к огню, так что свет проходил через него.

– Ты видишь только внешнее, Шон. В хорошем вине всегда есть элемент трагедии. Чем лучше вино, тем оно печальней.

Шон фыркнул.

– Объясни, – попросил он.

Дафф снова поставил стакан на стол и посмотрел на него.

– Как ты думаешь, сколько лет ему потребовалось, чтобы достичь совершенства?

– Десять-пятнадцать лет, наверно, – ответил Шон.

Дафф кивнул.

– И теперь остается в несколько мгновений уничтожить труд долгих лет. Тебе не кажется это печальным? – негромко спросил он.

– Мой бог, Дафф, не будь таким мрачным!

Но Дафф его не слушал.

– Вот общее у вина и человека. Совершенство они находят только со временем, проведя всю жизнь в поисках. Но найдя его, они одновременно находят свою гибель.

– Так ты считаешь, что если человек проживет достаточно долго, он достигнет совершенства? – вызывающе спросил Шон, и Дафф ответил, по-прежнему глядя на стакан:

– Некоторые грозди вырастают на неподходящей почве, некоторые заболевают, прежде чем попасть в пресс, а другие портит беззаботный винодел. Не из всех гроздьев получается хорошее вино. – Дафф поднял стакан, сделал глоток и продолжал: – Человек ищет дольше и должен найти совершенство не в тесном гробе, а в котле жизни – поэтому его трагедия значительней.

– Да, но ведь никто не может жить вечно, – возразил Шон.

– И ты считаешь, что это делает печаль менее глубокой? – Дафф покачал головой. – Конечно, ты ошибаешься. Это не уменьшает трагизм, а увеличивает его. Если бы существовал выход, если бы добро могло сохраняться, чтобы не было этой полной беспомощности… – Дафф откинулся на спинку кресла, лицо его выглядело бледным и осунувшимся. – Но даже это я мог бы принять, если бы мне дали больше времени.

– С меня хватит этих разговоров. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Не понимаю, что тебя тревожит. Тебе рано себя оплакивать, у тебя впереди еще двадцать-тридцать лет, – грубовато сказал Шон, и Дафф впервые за этот вечер посмотрел на него.

– Неужели, Шон?

Шон не мог смотреть ему в глаза. Он знал, что Дафф умрет. Дафф улыбнулся своей кривой улыбкой и снова посмотрел на стакан. Улыбка медленно исчезла, и он опять заговорил.

– Если бы у меня было больше времени, я бы это сделал. Нашел бы слабые места и укрепил их. Я мог бы найти ответы. – Голос его стал выше. – Я мог бы! Я знаю, что мог бы! О Боже, я еще не готов. Мне нужно еще время. – Голос его звучал пронзительно, в глазах застыло отчаяние. – Слишком быстро, слишком быстро!

Шон не мог этого выдержать – он вскочил, схватил Даффа за плечо и затряс:

– Заткнись, черт тебя побери, заткнись! – кричал он на Даффа.

Дафф тяжело дышал, губы его разомкнулись и дрожали. Он прикоснулся к ним кончиками пальцев, словно пытаясь остановить дрожь.

– Прости, приятель. Я не хотел доводить до этого.

Шон снял руки с плеча Даффа.

– Мы оба слишком напряжены, – сказал он. – Все будет в порядке, вот увидишь.

– Да, все будет в порядке. – Дафф провел пальцами по волосам, отбросил их с глаз. – Открой еще бутылку, приятель.

Глава 8

Этой ночью, после ухода Шона, Дафф снова увидел кошмар. Выпитое вино сделало его медлительным и помешало проснуться. В плену у своего воображения, он старался убежать, вынырнуть, но едва достигал поверхности, как снова погружался в свой сон.

На следующее утро Шон пришел в хижину Даффа рано.

Хотя под ветвями дикой фиги еще сохранилась ночная прохлада, день обещал быть сухим и жарким. Животные чувствовали это. Тягловые быки теснились под деревьями, от водоема убегало небольшое стадо антилоп канна. Буйвол с короткими толстыми рогами и темным хохлом на лбу уводил своих коров в тень. Шон стоял на пороге хижины и ждал, пока глаза приспособятся к полутьме. Дафф не спал.

– Вставай, а то ко всем твоим несчастьям добавятся пролежни.

Дафф спустил ноги с кровати и застонал.

– Что ты добавил вчера в вино? – Он осторожно помассировал виски. – У меня в голове сотня гоблинов исполняет казачок.

Шон почувствовал первый приступ тревоги. Он положил руку Даффу на плечо, пытаясь определить, нет ли у него жара, но кожа Даффа была холодной. Шон успокоился.

– Завтрак готов, – сказал он.

Дафф поковырялся в овсянке и почти не притронулся к жареной печени антилопы канна. Он все время отводил глаза от солнечного света и, когда покончили с кофе, откинулся на спинку стула.

– Пойду уложу свою больную голову в постель.

Шон тоже встал.

– У нас кончилось мясо. Пойду попробую подстрелить кого-нибудь.

– Нет, останься со мной и поговори, – быстро попросил Дафф. – Можем поиграть в карты.

Они уже несколько дней не играли, и Шон охотно согласился. Он сел на кровать Даффа и за полчаса выиграл у него тридцать два фунта.

– Надо как-нибудь поучить тебя этой игре, – насмешливо сказал он.

Дафф капризно отбросил свои карты.

– Больше не хочу играть. – Он прижал пальцы к векам. – Голова так болит, что не могу сосредоточиться.

– Хочешь поспать?

Шон собрал карты и сложил в коробку.

– Нет. Почему бы тебе не почитать мне?

Дафф взял со столика у кровати переплетенный в кожу «Холодный дом» [27] и бросил на колени Шону.

– Откуда начать? – спросил Шон.

– Неважно. Я знаю его почти наизусть. – Дафф лег и закрыл глаза. – Начинай откуда угодно.

Шон начал читать. Полчаса он запинался, его язык никак не усваивал ритм слов. Раз или два он смотрел на Даффа, но тот лежал неподвижно, лицо его было покрыто испариной, снова стали заметны шрамы. Он дышал неглубоко. Диккенс – мощное снотворное в такое жаркое утро, и глаза Шона сами собой закрылись, чтение замедлилось и наконец совсем прекратилось. Книга соскользнула с колен.

Легкий звон цепи потревожил дремоту Шона; он проснулся и посмотрел на кровать. Дафф сгорбился, как обезьяна. В глазах его было безумие, щеки дергались. Желтоватая пена покрывала его зубы и тонкой пленкой – губы.

– Дафф, – сказал Шон, и Дафф прыгнул на него, скрючив пальцы, хрипя – не как человек, но и не как животное. Этот звук лишил ноги Шона силы. – Нет! – закричал он. Цепь задела за столбик кровати и дернула Даффа назад, на постель, не дав ему впиться зубами в парализованное ужасом тело Шона.

Шон побежал. Он выскочил из хижины и побежал в буш. От пережитого у него дрожали ноги и перехватывало дыхание. Сердце его отчаянно колотилось, и легкие разрывались от паники. Ветка распорола ему щеку, и боль остановила его. Он замедлил шаг, остановился и стоял, тяжело дыша, глядя назад, на лагерь. Через некоторое время его организм пришел в норму, а ужас сменился тошнотворным ощущением в желудке. Потом он обошел лагерь вдоль колючей изгороди и вошел в него со стороны, противоположной хижине Даффа. Лагерь был пуст, слуги бежали, охваченные тем же ужасом. Шон вспомнил, что его ружье оставалось у кровати в хижине Даффа. Он забрался в фургон и открыл ящик с неиспользуемыми ружьями. Пока он возился с замками, руки его дрожали: цепь могла порваться, и он каждую секунду ожидал услышать за собой этот нечеловеческий хрип. Отыскал патронташ, висевший на спинке кровати, и взял из него патроны. Зарядил ружье и взвел курок. Тяжесть стали и дерева в руках успокоила Шона. Он снова стал человеком.