Полибий и его герои - Бобровникова Татьяна Андреевна. Страница 132

Мне кажется, что если за четыре года Деметрий так и не стал реальной опасностью, вряд ли он стал бы ею в дальнейшем, тем более уже два года как переписка его с римлянами оборвалась.

Далее. Все античные авторы иначе, чем Вольбэнк, рисуют Деметрия. Все они согласно утверждают, что он был значительно талантливее Персея. Полибий: «Раздражало его и превосходство брата по природным дарованиям и образованию» (XXXIII, 7, 5). Ливий: «Деметрий значительно превосходил брата… доблестью, дарованиями, большой любовью соотечественников» (XLI, 23, 10). Плутарх: «Среди всех этих бедствий была у него (Филиппа) только одна удача — замечательных достоинств сын… Филипп убил его» (Arat. 54). Причем если Ливия и Плутарха можно обвинить в проримских симпатиях, Полибий весьма скептически относится и к Деметрию, и даже к Титу. Это мнение древних писателей подтверждается тем, что Деметрий пользовался большой любовью и соотечественников, и римлян еще до того, как они стали строить относительно него какие-то планы. Единственное преступление Деметрия — симпатии к римлянам. Но он был римский заложник и вырос в их городе. Этот грех разделяют с ним другие заложники: Антиох Эпифан, Полибий и ахеец Стратий. Однако увлечение Римом не мешало им быть очень трезвыми политиками и действовать в интересах своих государств.

Автор боится принять ахейскую или римскую версию. Но не замечает, что принимает версию Персея, т. е. версию убийцы, которая не может быть объективной.

Наконец последнее — моральная сторона проблемы. Мы имеем право о ней говорить, так как автор не раз обвиняет римлян в оппортунизме, аморализме и прочих грехах, иными словами, апеллирует к законам нравственности. Но никакие нравственные законы не могут оправдать сыноубийства и братоубийства. И не могут примириться с попытками переложить вину за это преступление на римского дипломата, пусть даже желавшего воцарения дружественного его стране царевича.

Ливий, рассказывающий о заступничестве Лепида за этолян, пользуется какими-то источниками, ему неблагоприятными. Действия его он описывает с явным осуждением и объясняет враждой их к Фульвию и чуть ли не завистью. Я вовсе не отрицаю вражду Лепида к Фульвию. Сам Лепид никогда и не думал ее скрывать. Но в данном случае у него могли быть иные мотивы.

В 200 г. он лично передал римский ультиматум Филиппу, чтобы спасти греческие города. В 188 г. он написал ахейцам, пытаясь спасти Спарту. После Третьей Македонской войны он демонстративно выгнал из своего дома предателя Эллады Харопа. Все это создает законченный образ эллинофила. Он был идейным противником Катона. Катон нападал на него, причем во время своей цензуры, когда он обрушивался на греческие нравы (ORF², fr. 96) (см.: Бобровникова Т. А. Сципион Африканский. С. 280–321). Косвенным аргументом служит то, что он ходил послом вместе с Лелием, alter ego Сципиона Старшего (Liv. XLIII, 5, 10), а в Риме посольства выбирались из друзей и единомышленников.

Поскольку Лепид спасал греков перед войной с Филиппом, он мог считать себя до некоторой степени их патроном.

Сведения о мессенском восстании очень скудны. Полибий почти не дошел. Плутарх сообщает лишь о поведении Филопемена, а не о самих событиях. Ливий прямо говорит, что мессенская война не относится к римской истории. Текст Павсания неясен, а история этой эпохи в его рассказе пестрит ошибками. Но все-таки некоторые истинные факты он сообщает.

Именно один Павсаний говорит, что первым отправился в поход Ликорта, был разбит, и о судьбе его ахейцы не знали. Это сообщение приходится принять, так как оно объясняет предсмертные слова Филопемена: «Где Ликорта?» И Ливий, и Плутарх сохранили нам эти слова. Но в их изложении они совершенно загадочны, так как о Ликорте до этого ничего не говорилось, и неясно, почему о нем следовало беспокоиться.

Перейдем теперь к последнему походу самого Филопемена.

Согласно Плутарху, все произошло случайно. Филопемен встретил отряд Дейнократа, сразу обратил его в бегство, преследовал, но по дороге на него напал второй отряд, как-то оказавшийся поблизости, а потом он почему-то очутился в безвыходном положении. Однако два соображения заставляют меня с подозрением отнестись к сообщению Плутарха.

Первое. Филопемен был слишком опытный полководец.

Второе. Рассказ о мессенском восстании Полибий предваряет характеристикой Дейнократа. Он был легкомысленный политик, но очень смелый воин и очень искусный военачальник. Ясно, что характеристика эта должна как-то объяснять дальнейшие события. Легкомыслие свое мессенский стратег вполне продемонстрировал. Но вот храбрость и искусство? А ведь что-то наверняка заставило сына Ликорты отдать должное храбрости и искусству этого непримиримого врага ахейцев. Вряд ли то, что, едва увидав Филопемена, он бросился от него наутек.

Приходится предположить, что все произошло не случайно, а по заранее начертанному плану. А значит, Филопемена заманили в ловушку. И действительно, Ливий прямо говорит, что в ущелье его ждала засада. Павсаний же пишет, что проходы и ущелья заблаговременно заняты были Дейнократом. Таким образом, бегство Дейнократа, нападение на преследователей второго отряда и ловушка в ущелье — звенья единого плана.

Наконец, это объясняет поведение Филопемена. Почему он пожертвовал собой за всадников? Ведь его ученик Полибий неоднократно подчеркивает, что хороший полководец не должен сражаться как простой воин. У него другие обязанности. Но все становится понятным, если принять, что Филопемен считал себя виноватым перед своими воинами. Он не разгадал хитрости врага. Это его больше всего мучило. Об этом он говорил перед смертью.

Моммзен Т. История Рима. Т. I. С. 707.

Скаллард как будто дает понять, что защита Спарты с самого начала была делом группировки Катона (A History. Р. 276). На мой взгляд, это не так.

Первое. Чего хотел Катон? Чтобы римляне как можно меньше общались с греками, дабы не заразиться греческими нравами. Значит, он должен был удерживать соотечественников от участья в греческих делах. Между тем спартанский кризис заставил их с головой в них завязнуть.

Второе. Имена защитников Спарты исключают влияние Катона. Это Лепид, Метелл, Аппий Клавдий и Тит. О позиции Аппия известно недостаточно. Зато остальных мы знаем хорошо. Метелл был одним из самых верных друзей Сципиона. Лепид был эллинофил (см. комм. 24). Тит был, если можно так выразиться, глава всех эллинофилов.

Поведение римлян легко оценить, сравнив с поведением македонцев. Филипп действительно вел себя как хозяин: без приглашения являлся на собрание ахейцев и даже ставил угодных ему стратегов (IV, 82). Но римляне ничего подобного не делали. Они не только не вмешивались в выборы, но, когда был ликвидирован спартанский конфликт, вообще не мешались в жизнь союза. Очень характерный случай. Они недовольны были ахейцами, которые вопреки договору мало им помогали во время Персеевой войны, и подозревали, что они выжидают, чтобы примкнуть к победителю (так оно и было). Но, говорит Полибий, выступить с обвинениями на собрании римские уполномоченные «не отважились за отсутствием достаточных улик» (Polyb. XXVIII, 3, 7–9). Странная робость для владык Пелопоннеса! В период от 178 до 167 г. по крайней мере четыре стратега были из Ликортовой партии: Ксенарх в 175–174 гг. (Liv. XLI, 24, 1); его брат Архон в 172–171 гг. (Polyb. XXVII, 2, 11) и в 169 г.; и Ксенон незадолго до 167 г. (Paus. VII, 10, 9). В самый критический момент, когда решалась судьба союза и надо было срочно выработать политический курс, на совещание сошлась партия Ликорты. Они провели в стратеги и в начальники конницы — а это первое и второе лицо в союзе — двух своих лидеров. Интересно, что, тщательно взвешивая все pro и contra, они даже в расчет не принимали возможное противодействие Калликрата.