Последний трюк каскадера - Буало-Нарсежак Пьер Том. Страница 13

— Я был в ужасе, — начал он. — Но мадам… мадемуазель…

— Иза. Зовите ее просто Иза. Я разрешаю. Он ерзал, смущаясь все больше и больше.

— А она не будет против, если…

— Если вы уделите мне внимание? Разумеется, нет. Более того, она будет в восторге. У нее так много дел… Приходите, когда вам захочется.

В тот вечер я словно стал различать дорожку, по которой мне следовало идти, и впервые не принял снотворного.

— Как самочувствие с утра? — спросил Дре.

— Право, кроме вас, здесь никто не показывался, — заметил Ришар.

— Я бы охотно не ездил, — продолжал комиссар. — Но «королева-мать» не дает нам покоя, а так как у нее солидные покровители, полагается угождать. Она вбила себе в голову, что ее брата убили… Что прикажете делать?.. Глупо, но я продолжаю следствие. То есть делаю вид.

— И мы по-прежнему относимся к тем, на кого в первую очередь падает ее подозрение?

— Нет. Или, точнее, теперь она подозревает всех на свете и хочет нанять ночных сторожей с полицейскими собаками. Я ее выслушиваю, успокаиваю, так как она уверена, что ее собственная жизнь в опасности. Затем, как видите, забегаю сюда перевести дух. Дре закурил сигарету, сплюнул табачную крошку.

— Заметьте, — продолжал он, — то, что она рассказывает, не так уж глупо. Да я и сам в какой-то момент додумал, не приходил ли кто посторонний… В таком случае, число гипотез разрастается неимоверно. Но факты — упрямая вещь. Он хитро улыбался. Ришар тоже улыбался.

— Если бы я только знал, зачем ему понадобилось переделывать завещание! — размышлял комиссар вслух.

— О да! — подхватывал Ришар, включаясь в игру.

— Ну, конечно, вам это неизвестно.

— Я уже вам ответил.

— А, в самом деле. Я переливаю из пустого в порожнее. Кстати, как-то вечером я пересмотрел один из ваших фильмов. О нападении на центральный банк, помните?

— Ну как же!"Тайна камеры сейфов». Не бог весть какой шедевр. Но сама по себе идея довольно хитроумная.

— Кто в таких случаях ставит трюки?

— Как когда. Здесь сценарист задумал, что мне следовало использовать тросы грузового лифта. Но сам я предусмотрел каждое движение, каждую мелочь.

— В общем, всю операцию в деталях.

— Совершенно верно. Если хоть одну мелочь упустишь, пусть самую ничтожную, будьте уверены: сломаешь себе шею.

Поэтому я привык все отрабатывать на макете. Даже для того, чтобы совершить обыкновенный прыжок, я рассчитываю траекторию… учитывается все: вес, скорость, угол, даже ветер.

— Черт возьми! К счастью для нас, с точки зрения закона вы безупречны. Иначе… Комиссар вставал, прогуливался по комнате.

— Каковы ваши отношения с Шамбоном? Корректные?

— Почему вы хотите, чтобы они были плохими?

— Кто вас знает! Теперь, когда его дядя умер, присутствие молодой вдовы под одной крышей…

— Вы ведь не из тех, кто собирает сплетни, комиссар.

— Между нами, — настаивает Дре, — госпожа Фроман в самом деле убита горем?

— Признайтесь, на что вы намекаете.

— Какой вы прыткий! Прежде чем намекать, надобно думать о чем-то определенном. До свидания, господин Монтано.

— Я провожу вас.

Ришар делает на костылях несколько шагов вслед за комиссаром, смотрит, как тот удаляется.

— Ищи; ищи, ищейка, — шепчет он. — Тебе еще долго придется покрутиться. ***

Фроман был в отъезде, когда санитарная машина привезла меня из клиники в замок. Моим размещением занялся Шамбон. Он предложил нам посмотреть несколько комнат на выбор.

Возможно, Изе хотелось, чтобы я был поближе к ней, но я выбрал эту комнату на отшибе. Я хотел показать всем, что мое присутствие в Ля Кодиньер будет насколько возможно незаметным. Шамбон сказал, что в моем распоряжении телефон и я могу звонить прямо в город. Я был столь же независим, как клиент роскошного отеля. Вплоть до коляски! А я уже научился ловко управлять ею, на руках пересаживаться с кровати на сиденье и наоборот. Мне еще требовалась помощь, чтобы надеть брюки, но я делал такие успехи, наловчился так быстро цепляться, виснуть, протаскивать и проталкивать самого себя, что приобрел прямо-таки проворность обезьяны в клетке.

— Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь! — сказал Шамбон. — Дядя повторяет, что вы у себя дома.

Глупости, само собой. Я находился в покоях своего палача. Поляна, расстилавшаяся перед моими окнами на фоне Луары и открывавшая обширное пастельных тонов пространство, была его поляной; все принадлежало ему — и бабочки, и птицы, и облака, и небо, поднимавшееся над холмами. Моему взору открывалась картина, воплощавшая радость жизни и движения.

У меня было привилегированное кресло на авансцене, дабы созерцать, как течет жизнь. Благодарю вас, месье Фроман. Когда Иза убрала мою комнату по своему вкусу, я удержал ее.

— Постой минутку, Иза.

С чего начать? Я тщательно подготовил маленький доклад, и вдруг грудь мою пронзила дикая боль.

— Ты подумала о нашем положении?

— Да.

— Тебе известно, почему он меня здесь оставил?

— Да. Из-за меня.

— Как ты думаешь, сколько времени он будет влюблен в тебя? Ведь речь идет именно об этом.

— Да. Нас сближало слишком многое — риск. Не было нужды много говорить.

— Я не уступлю, — сказала она.

— Само собой. Она замолчала, покусывая кончик пальца.

— Ты хочешь, чтобы я вышла за него? — выговорила она наконец.

— Да. Я хочу, чтобы ты вышла за него. Она склонила голову и тихо продолжила:

— Ты понимаешь, что делаешь?

— Разумеется. Хочу обеспечить тебя.

— И когда это произойдет? Она смотрела на меня пристально и тревожно.

— Замужество — это ведь только начало, — прошептала она.

— Я права?

Я поцеловал ей руку.

— Доверься мне. Прежде всего обеспеченность. Мы не должны оставаться здесь на положении жильцов. А потом… потом я тебе объясню.

— Объясни сейчас же.

— Замужество — дело хрупкое.

— Развод?

— Почему бы нет? Не зря придумано.

— И ты полагаешь, что такой человек, как он, допустит, чтобы им манипулировали? Ты что-то от меня скрываешь.

— Нет, Изочка. Уверяю тебя. Я не более тебя знаю, чем все это кончится. Но мы его перехитрим. Положись на меня.

Оставалось только предоставить событиям идти своим чередом. Иза занималась Фроманом. Я надумал приручить Шамбона. Нетрудно было заметить, что Иза нравилась ему. Если бы только мне удалось натравить племянника на дядю!…

С одной стороны — старуха, с другой — Фроман, а посредине Шамбон, бедняга, этакий трусливый девственник, занимавший в цементной промышленности второстепенный, как я потом узнал, пост. Этот тип был мало на что способен и привык покоряться. Но ведь бараны, если их довести до бешенства, становятся опасными. Оставалось довести его до бешенства.

Я взялся за это без промедления. Он стал бегать ко мне, едва выдавалась свободная минута.

— Я забираю вас, — предлагал он. — Прогуляемся по парку, вам нужно подышать. Давайте. Ну, сделайте усилие.

Он осторожно толкал коляску к ближайшим деревьям. Там, на площадке, стояла скамья, откуда можно было созерцать сверкающую гладь реки, терявшейся в голубых далях. Мне казалось, я открываю сказочный край из-за плеча Моны Лизы.

— Вам удобно? Не холодно? Шамбон воображал, что у меня мерзнут ноги.

— Видишь ли. Марсель, — начинал я.

Это произошло, как нечто само собой разумеющееся с первого дня моего переселения в замок.

— Видишь ли, Марсель…

Он был взволнован как мальчишка, которому поставили хорошую оценку. Я же продолжал разговор, вдаваясь в более или менее вымышленные воспоминания, рассказывая о себе с видом спортсмена, которому особенно приятно наконец найти собеседника, компетентность которого он ценит.

— Это было в Эз, в Приморских Альпах. Ты никогда там не бывал? Поедем как-нибудь вместе. Там изумительно.

Кажется, ты паришь над морем. Во время одной из гонок меня должно было занести на повороте, и мне следовало перелететь через парапет, окаймлявший дорогу…