Комиссар Дерибас - Листов Владимир Дмитриевич. Страница 35
— Нет. Он нужен срочно здесь. Извините. — Голос у дежурного был тревожный.
Нина Ивановна тронула мужа за плечо. Он с трудом открыл глаза.
— Тебя вызывают.
— Куда?
— Звонил дежурный от председателя. (Председателем в то время был Менжинский.)
Дерибас оделся, выпил стакан крепкого чая и вскоре был у дежурного.
— Меня вызывал Вячеслав Рудольфович? Что произошло?
— Неизвестные лица бросили две бомбы в комендатуру. Пострадало несколько человек…
В приемной у Менжинского собрались Дерибас, Артузов, Трилиссер и некоторые другие чекисты. Секретарь пригласил их к председателю. Менжинский выглядел усталым и бледным. Он говорил спокойно, неторопливо:
— Немедленно заняться поисками террористов. Начальником розыска назначаю Дерибаса. Всю поступающую информацию докладывать ему. Вы, Терентий Дмитриевич, о приметах лиц, заходивших в комендатуру, оповестите московских коммунистов, рабочих-активистов, а также крестьян Серпуховского и Подольского уездов.
— Может быть, не стоит оповещать крестьян? — тихо произнес кто-то из дальнего угла кабинета. Но Менжинский услышал.
— Это почему же не стоит? — спросил он.
— Заранее разглашать секретные сведения, — произнес тот же человек. — О наших планах узнает широкий круг населения…
— Вы заблуждаетесь, — спокойно разъяснил Менжинский. — Рабочие и крестьяне окажут нам посильную помощь. Именно оповестить рабочих и крестьян… И немедленно!
Были намечены главные мероприятия, которые в деталях должен был разработать Дерибас.
В тот же день в разных направлениях разослали поисковые группы, устроили засады.
* * *
Петр Иосифович Колосовский, молодой, невысокого роста чекист со шпалой в петлицах, шел во главе группы осназовцев — бойцов чекистских отрядов особого назначения — по проселочной дороге в сторону Горок Ленинских.
Вечер был теплый и безветренный. Идти было легко. И все казалось бы хорошо, если бы не тревога в душе.
Колосовский добывал уже в нескольких селах, расспрашивал крестьян о преступниках. В последней деревне ему сказали:
— Были тут посторонние. Двое. Да кто их знает, может, проезжие. Ушли в сторону леса.
Колосовский решил устроить засаду. Осназовцы расположились в кустах на берегу Пахры. Перекусили всухомятку, улеглись на сухой траве. Замерли. Тишина. Солнце зашло, сильнее запахло травами. Проступили звезды, вначале едва заметные, потом все ярче. С реки потянул холодок. Стало слышно, как плещется мелкая рыбешка.
Колосовский назначил дозорных, остальным приказал отдыхать. Под утро похолодало. Колосовский озяб, стал плотнее закутываться в шинель. Неожиданно его тронули за рукав:
— Товарищ командир, товарищ командир… — В предутренней мгле над ним склонился боец. — На той стороне что-то происходит в кустах.
Осназовец указал в сторону реки и тихо пополз туда. Колосовский разбудил спящих:
— Тихо! За мной!
Над рекой туман клубится, плывет слоями — то гуще, то реже. Вот и просвет. С противоположного берега два человека идут в глубь реки, подняв свои вещи над головой. Кто такие? Местные жители? Но почему переправляются таким способом, а не на лодке или по мосту?
— Взять в окружение, — шепотом отдает приказ Колосовский.
Команда передается по цепи, и бойцы расползаются в разные стороны.
А с той стороны идут медленно, осторожно. Глубокие места преодолевают вплавь. И вот они уже близко. Но Колосовский еще медлит, выжидает, пока все осназовцы займут позиции.
— Стой! — наконец командует он. Но неизвестные — бегом в кусты. — Стой! — Колосовский стреляет вверх. Бойцы поисковой группы бросились вдогонку. Слышен топот и шорох в кустах. Колосовский побежал туда, где скрылись те двое. Но все звуки затихли. Неизвестные залегли в кустах. Теперь нет сомнения, что это бандиты. — Взять живьем!
Кольцо засады становится все теснее. Увидев приближающихся бойцов, неизвестные открыли огонь из пистолетов.
— Бросайте оружие! — громко кричит Колосовский. — Вы окружены!
Бандиты стреляли, а осназовцы подползали все ближе, не отвечая на выстрелы. Вот вскочили двое в буденовках, чтобы схватить бандитов. Один падает, второй продолжает бежать. За ним остальные. Раздается еще выстрел, какой-то приглушенный. Но никто не ранен. Это был последний выстрел.
Бойцы подошли к бандитам. Один из них стоит на коленях с поднятыми вверх руками: то ли молится, то ли просит пощады. Рядом с ним лежит на траве второй. Из его виска струится кровь, в руке зажат маузер — застрелился. Оба молодые, не больше тридцати лет.
— Кто такие? — Колосовский вышел вперед. Неизвестный продолжает молча раскачиваться на коленях из стороны в сторону и что-то бормотать. — Вызвать из деревни подводу, — отдает распоряжения Колосовский. — Позвонить в Москву Дерибасу.
Дерибас приехал, когда застрелившегося положили на подводу, чтобы доставить в морг. Он посмотрел на лицо незнакомца и тихо произнес:
— Ой, Гоша, Гоша! Что же ты наделал!
В застрелившемся террористе он сразу опознал Георгия Радкевича, того самого Радкевича, который по заданию генерала Кутепова приезжал в Москву вместе с Марией Захарченко-Шульц для проверки работы «Треста» и которому удалось скрыться при ликвидации чекистами этой организации. Дерибас видел у Артузова фотографию Радкевича, а память у него была отменная.
В бессильной ярости отправил генерал Кутепов Радкевича вместе с Мономаховым в Москву, чтобы нанести бессмысленный укол чекистам. Отправил на верную гибель.
«Ой, Гоша, Гоша, что же ты наделал!» Дерибасу нужен был Радкевич живой.
* * *
Восьмой год работал Алексей Морев в Казахстане, в петропавловском дорожно-строительном управлении. Неожиданно получил письмо из родного села, которое его встревожило. Отец сообщал, что дела в лавке идут плохо: власти начинают прижимать частников, увеличивают налоги, не разрешают нанимать дополнительно работников. А главное, неделю назад в район ездил по своим делам Иван Старцев, сосед. Там его вызвали в ГПУ и спрашивали об Алексее Мореве: где проживает? пишет ли родственникам? Старцев, конечно, ничего не сказал, а вернувшись в село, предупредил отца Морева.
Прочитал Алексей письмо, и сразу вспомнилось, как ехал лесными тропами, удирая от погони. После смертного боя и полного разгрома антоновских банд он едва спасся от преследования. Ему повезло: густые заросли были недалеко.
Морев едва не загнал лошадь. Он даже сейчас ощущал ее горячее дыхание, видел пену на губах. Убедившись, что позади никого нет, Морев осадил коня, соскочил на траву, отпустил подпругу, дал коню перевести дух и подкрепиться.
Короткую передышку Морев решил использовать для того, чтобы избавиться от всего, что могло его выдать: сжег удостоверение члена «Союза трудового крестьянства», которое недавно получил лично от Ивана Ишина, бросил в кусты наган, в котором оставалось несколько патронов, снял с ремня и запрятал в траву свою шашку — в общем, уничтожил все улики, которые говорили бы об участии в боевых операциях и связях с антоновцами.
Еще раз внимательно осмотрел свою одежду — обычный деревенский костюм. Вот только кепка схожа с одеждой антоновца! Безжалостно выбросил кепку. «Теперь все! Обычный мужик, и только! — решил он. — А где взял лошадь? Да еще такую холеную!.. У всех теперь тощие… Вот доберусь поближе к своим — отпущу на волю, хоть и очень жаль…»
Морев уразумел, что антоновщине пришел конец, и все же в душе надеялся, что найдутся другие силы, которые сумеют спихнуть большевиков. «Как же теперь хозяйство? Отберут ведь лавку, нажитую потом и кровью! — Было мучительно горько, до слез. — Ведь кровное, свое! И работники уйдут! Кто же будет работать в хозяйстве?! Как дальше жить?»
Морев понял сейчас и другое: после разгрома мятежников начнется следствие, будут выявлять всех участников. Одним суд назначит какой-то срок тюрьмы, других пожурит за несознательность. «А что будет тем, кто истязал людей?! — Эта мысль холодила спину, приводила в дрожь. — Ведь найдутся свидетели и скажут, что он, Морев, принимал участие в пытках и казнях… Свою шкуру будут спасать, а на меня укажут!..»