Комиссар Дерибас - Листов Владимир Дмитриевич. Страница 55

Не ожидавшие такого отпора, бандиты залегли, укрываясь за стволами сосен и лиственниц, притихли. И снова послышался властный голос:

— Сдавайтесь, вы окружены!

Куксенко понял, что поход провалился. Наступал рассвет. Все отчетливее выступали предметы на снегу. Куксенко решил возвратиться в Китай.

Шли медленно по старым следам. И когда казалось, что вот-вот будет граница, снова услышали приказ:

— Бросай оружие! Сдавайтесь! — Теперь голос раздавался со стороны границы. В этом сомнения не было. Пограничники отрезали пути отхода бандитов.

— Будем прорываться! — приказал Куксенко.

Но едва диверсанты попытались продвинуться вперед, как раздались выстрелы. Один из бандитов был ранен, громко застонал.

— Занять оборону! — приказал Куксенко.

Стало совсем светло. Пурга утихла, и тайга стояла безмолвная, чистая, покрытая инеем. В той стороне, где должна быть граница, в просветах между стволов берез и лиственниц виднелись лошади. Куксенко окончательно понял, что попал в западню. Но сдаваться не собирался. Он отлично понимал, что его ждет. Оставалось испробовать еще один путь — вдоль границы. Может быть, там удастся проскользнуть?

Куксенко приказал дать залп. Когда началась перестрелка, он оставил двух человек для прикрытия, а сам повел отряд между железной дорогой и границей на север. Не может быть, чтобы не было выхода из мешка!

Путь на север оказался свободным, и отряд изо всех сил пробивался вперед сквозь лесную чащу. Снег глубокий, и двигаться было трудно. Шли медленно, но казалось, что выход найден. Отряд продвигался больше часа. Впереди показалось большое поле. Многие устали, покрылись испариной, несмотря на то что воздух был морозный. Чтобы не выходить на открытое место, Куксенко решил снова свернуть к границе. Но едва они прошли метров триста, как снова услышали голос пограничников:

— Бросайте оружие!

Граница была отрезана.

Куксенко заметался. Повел отряд в глубь тайги. Отряд пограничников шел по пятам.

Пограничники гнали бандитов вдоль берега Уссури весь день, не давая передышки. Время от времени бандиты отстреливались. Но патронов становилось все меньше и меньше. Таяли надежды на выход из окружения.

Но Куксенко все еще надеялся вывести отряд: «Продержимся до темноты, а там проберемся в зарослях к границе». И они шли, метались, петляли, не подпуская к себе пограничников.

Конечно, пограничники могли бы одним ударом разгромить банду Куксенко. У них было для этого достаточно сил. Но при этом могли быть потери. К тому же помнили приказ Дерибаса: «Взять Куксенко живым!» И пограничники изматывали бандитов постоянным преследованием. Они стреляли поверх голов диверсантов. И только в тех случаях, когда какой-нибудь бандит проявлял особое упорство, пограничники целились ему в ноги. Но не всегда попадали только в ноги: три бандита были убиты. У пограничников несколько человек было ранено.

Наступали сумерки. Теснимые большим отрядом, бандиты целый день ничего не ели. Их силы быстро таяли, так же, как и боеприпасы. И все же они надеялись: «Скоро наступит ночь! Под покровом темноты удастся прорваться». Куксенко вынужден был теперь все время подбадривать своих спутников. На какое-то время перестрелка затихала. Бандиты, решили затаиться и дождаться полной темноты. Куксенко с тоской посматривал на небо: сквозь верхушки деревьев проглядывали звезды. Облака, еще вчера сплошной пеленой покрывавшие горизонт и создававшие в лесу сумрак, куда-то исчезли. Даже в наступивших сумерках на снегу издали отчетливо просматривались люди. И с каждой минутой у главаря таяла надежда на успех…

Была полночь. Куксенко решился на последний шаг.

— За мной, — тихо скомандовал он.

Измученные, голодные, промерзшие, диверсанты с трудом поднялись. Куксенко повел их в глубь тайги. Потом круто свернул на запад, в сторону Уссури, надеясь обходным маневром обмануть пограничников и уйти в Китай.

Но его маневр был разгадан. Отряд пограничников шел по пятам, а вдоль границы, наперерез, двигалась вторая группа пограничников.

Не прошло и часа, как бандиты выдохлись окончательно. От быстрого движения Куксенко стал задыхаться. Как-никак, а ему было под шестьдесят. Главарь остановился. Как быть? Идти напрямик к границе? Теперь недалеко… А если там красные? Уйти бы подальше! Он приказал отряду залечь.

Мороз становился все сильнее. На чистом небе ярко светила луна, озаряя раскинувшуюся впереди поляну, через которую нужно было перебраться. Ноги мерзли, руки становились непослушными. Нужно подняться и двигаться дальше. Иначе можно замерзнуть! Только хотел Куксенко поднять свою группу, как вновь раздался приказ:

— Бросайте оружие! Сдавайтесь!

Куксенко с трудом поднялся, оглядел свою группу. С особой тоской посмотрел на молодого парня, одетого в меховую куртку. Громко сказал:

— Другого выхода нет!

Куксенко бросил свою винтовку, поднял руки вверх и пошел навстречу пограничникам.

Затем стали бросать оружие другие.

Отряд пограничников повел диверсантов на ближайшую погранзаставу.

На вторые сутки после захвата группы диверсантов Куксенко вызвали на допрос. Предупредили:

— Будет допрашивать сам Дерибас.

Куксенко, высокий и крепкий, вошел в кабинет пошатываясь. Лицо распухло и заросло бородой. Он с трудом держался на ногах.

— Что с вами? — Дерибас знал, что задержанным дали сутки отдыха.

— Ноги, — коротко ответил бандит. — За те сутки, что вы нас гнали, ноги распухли и не держат. Едва стащил сапоги.

— Вам оказали медицинскую помощь?

— Да.

— Садитесь. Будете рассказывать?

— Буду.

Дерибас был немало удивлен таким ответом. Он ожидал другого — сопротивления, упорного и стойкого, — так как знал, с кем имеет дело. И вдруг такой ответ. Он с удивлением спросил:

— Почему?

— К тому есть причина. Если бы не это, то ничего бы вы от меня не добились.

— Рассказывайте.

— Я долго колебался, идти ли мне в поход. Знал, что рано или поздно этим все кончится. Соблазнили деньги. А главное — сын. Он подрядился в отряд первый. Его уговорили. Вот дошел и я. Думал, сходим последний раз и уедем куда-нибудь подальше. А видите, как получилось.

— Где сын?

— У вас. Взяли его вместе со мной. — Куксенко прикрыл веки. Потом неожиданно спросил: — Вы знаете, что в Харбине многие о вас говорят?

— Обо мне?

— Не о вас лично, хотя вас тоже знают. В отношении ОГПУ в целом…

— Интересно.

— Случайно в кабаке я был свидетелем разговора двух незнакомых мне русских эмигрантов. Один из них по какому-то поводу произнес слово ГПУ. Второй вскочил, приложил палец к губам и произнес: «Тс-с!» Потом сказал: «Когда называют ГПУ, то говорить об этой организации нужно стоя и сняв шапку!» Атаман Семенов не живет в Харбине, а снимает дом в Дайрене, где нет эмигрантов. Он боится мести.

— Интересно. — Дерибас засмеялся. Потом позвонил по телефону: — Зайди. Послушай, что тут Куксенко рассказывает.

Вскоре в кабинет вошел Западный, и Дерибас попросил Куксенко повторить, что говорят эмигранты о работниках ГПУ. Оба долго смеялись.

— Ну что ж. Это в какой-то степени оценка нашей работы, хотя мы никогда и не мстим. А Семенов боится не зря. Его еще будет судить народ, — закончил Западный.

— Так чего же вы хотите от нас? — спросил Дерибас Куксенко.

— Я не жду пощады и знаю, что меня ждет. Я был и остался вашим врагом. Я прошу пощады для сына. Поэтому я расскажу все, что знаю. Он еще молод… Больше мне ничего не нужно.

— Сколько лет сыну?

— Двадцать шесть.

— Не зная вашего сына, не могу обещать. Я поговорю с ним, может быть, парень не пропащий… Но вы должны назвать всех сообщников…

— Я согласен…

* * *

Ланговой жил в Харбине третью неделю. Вскоре после памятного разговора с Куксенко, приглашавшего Лангового в поход на советский Дальний Восток, Рудых сказал, что Лангового вызывает на переговоры «большой японский начальник». Дал денег на расходы, усадил в поезд и сказал: «Господин Арзамасов, будьте благоразумны!» Что это означает — для Лангового так и осталось непонятным.