Комиссар Дерибас - Листов Владимир Дмитриевич. Страница 6

Рядом с Муравьевым в зале, где проходил съезд, сидел плотный мужчина с седыми висками. Когда Муравьев стал аплодировать Ленину, сосед спросил:

— Понравилось?

— Вот то, что нужно крестьянам! — с восторгом ответил Муравьев.

— Давайте знакомиться, — предложил сосед и протянул свою широкую ладонь. — Моя фамилия Баклаев. Вы большевик?

— Нет, эсер…

Баклаев удивился, но руку Муравьеву пожал. После заседания он рассказал Муравьеву о себе: член партии большевиков с 1912 года, сидел в Харьковском централе, был политкаторжанином. Оказалось, что они оба приехали из Воронежа, их глубоко трогала судьба трудового люда, и они сразу нашли общий язык.

…Дерибас прервал чтение бумаг и спросил у Кандыбина:

— А с Баклаевым разговаривали? Как он характеризует Муравьева?

— Беседовал. Баклаев очень высокого мнения о Евдокиме, Они в большой дружбе. Говорит, что рядом с таким, как Муравьев, он готов идти в бой…

Муравьев ехал из Петрограда в Воронеж в смятении: «Как быть дальше? Ведь правы Ленин и большевики! Только партия большевиков понимает нужды села и может правильно решить крестьянский вопрос. А эсеры все больше скатываются на соглашательские позиции, выражают интересы кулачества. Положение крестьян-бедняков эсеры не улучшат».

И он стал говорить, спорить с товарищами о том, что партия левых эсеров должна пересмотреть свои позиции.

На второй съезд партии левых эсеров Муравьева не пустили, он был подвергнут остракизму. По его «делу» была создана комиссия, и ему было предъявлено обвинение в том, что он подрывает партию левых эсеров.

Защищать Муравьева отправились представители воронежской организации. Они явились в ЦК к Спиридоновой.

— Да вы знаете, какой он нам вред нанес! — замахала она на посланцев руками. — Мы говорим, что большевики творят зло. А что делал Муравьев? Да он хуже всякого большевика! Его надо исключить из нашей партии.

После возвращения делегации из Москвы воронежский губком левых эсеров вынес решение: не считаться с мнением ЦК. Пусть Муравьев продолжает работу.

Муравьев сделался осторожнее. Разговоры прекратил, а исподволь стал готовить переход в партию большевиков. Знали об этом только близкие ему люди. Знал секретарь губкома РКП(б) и его заместитель.

В июле 1918 года Муравьев поехал в Москву на III съезд левых эсеров, хотя в число делегатов он избран не был. Ему хотелось послушать, о чем будет идти речь. На съезде к нему подошла Спиридонова, лидер левых эсеров, женщина красивая, властная и отчаянная. Своей наружностью она напоминала учительницу: гладко причесанные волосы, невысокая, худощавая, с одухотворенным лицом.

— Милый, — сказал она ласково, словно погладила мягкой рукой по голове, — ты уж извини, так меня рязанцы информировали. Неудачно получилось. Товарищи, которые ездили в Воронеж, рассказывали мне, какую ты там работу проводишь.

«О чем это она? — подумал Муравьев. — Уж не дошли ли опять слухи, что я разделяю взгляды Ленина? Читаю его труды?» Очень сладка была с ним Спиридонова. А про нее шутили, что она даже деньги партийные за своим чулком держит.

— Мария Александровна, что вы передо мной извиняетесь. Это я должен перед вами каяться! — Муравьев, решил схитрить.

— Ты что здесь хочешь делать? — спросила она, не обратив внимания на его слова.

— Поговорить, послушать…

— Нет, нет, ты не должен здесь оставаться. Поезжай в Воронеж и передай Абрамову, чтобы вся организация была в мобилизационном состоянии. Произойдут очень важные события… Очень важные… — При этом Спиридонова загадочно усмехнулась.

«Что бы это значило? Желание избавиться, отправить меня подальше от горячих дел? Это ясно. Но о каких событиях идет речь? Что затевают левые эсеры?»

— Что вы имеете в виду, Мария Александровна?

— Я не могу тебе сказать всего… — Она повернулась, чтобы уйти.

— Изменения в руководстве Советской власти? — спросил Муравьев, а у самого похолодело внутри.

Спиридонова даже взмахнула рукой.

— Нет, что ты! Против Ленина никто не может выступить, ни у кого не повернется язык. — Она отвечала решительно, и Муравьеву показалось, что в данном случае говорит правду. — Но произойдут такие события, когда Ленин вынужден будет проводить нашу политику. — Спиридонова зашагала прочь.

«Что предпринять? Спиридонова слов на ветер не бросает!.. Срочно предупредить! Но с кем поговорить? Здесь, в Москве, нет нужных связей… Скорее в Воронеж, к секретарю губкома РКП(б) Носову!»

Было шесть часов вечера 6 июля. Муравьев ворвался в приемную губкома. У Носова шло заседание, но он вышел к Муравьеву.

— Что у вас?

Муравьев передал содержание разговора со Спиридоновой.

— Много нашей кровушки попьют еще эсеры! — Носов не на шутку встревожился, попросил телефонистку тотчас соединить с Москвой. Едва на другом конце провода ответили, его лицо потемнело. Он шепнул: — Опоздали!..

Выслушав до конца, сказал:

— Левые эсеры подняли мятеж. В три часа дня бросили две бомбы в немецком посольстве. Тяжело ранен посол Мирбах… Ленин дал указание мобилизовать все силы, немедленно поднять на ноги всех для подавления мятежа и поимки преступников… Нужно информировать членов губкома и мобилизовать воронежских большевиков… Спасибо, товарищ Муравьев.

Дерибас закрыл папку и посмотрел на Кандыбина:

— Где сейчас Муравьев?

— Это нужно выяснить. Работа воронежской левоэсеровской организации зачахла, но формально организация еще существует. Муравьев разговаривал с Носовым о вступлении в РКП(б), но решение еще не принято.

Кандыбин вызвал дежурного, выписал из дела адрес и приказал:

— Попросите приехать сюда этого человека. Да сделайте это очень осторожно, чтобы никто не знал. Будьте с ним деликатны. Объясните, что хотят поговорить по важному делу.

Дежурный ушел. Дерибас задумался: «Правильно ли мы поступили, что пригласили Муравьева в ЧК? Не напугается ли он? Согласится ли участвовать в операции против антоновцев?.. Вся жизнь этого человека, все поступки говорят о том, что он достаточно подготовлен для такого дела. К большевикам пришел после долгих скитаний…»

— Ты чем озабочен, Терентий Дмитриевич? — спросил Кандыбин.

— Думаю о Муравьеве. Мы не имеем права ошибаться.

— Я верю, что он справится, — твердо сказал Кандыбин. — Он все время действовал, руководствуясь своей совестью. И говорить с ним надо только начистоту!

— Да, ты прав.

Наступила ночь. За окном шумел ветер, ударялись и бились о стекла твердые снежинки.

Вой, ветер осени третьей,

Просторы России мети…

Дерибас любил стихи, и ему пришлись по душе эти новые строки Валерия Брюсова. Было голодно и неспокойно. Единственная была отрада — курево… И они дымили.

Дежурный вернулся быстро. Остановился у порога и четко доложил:

— Товарищ Кандыбин, Муравьева нет. Соседи сказали, что он уехал в деревню к своим родителям. Это где-то под Рязанью…

Жизнь иногда делает невероятные повороты, неожиданные и странные, которые трудно предугадать.

* * *

Мария Федоровна Цепляева — женщина энергичная и прямолинейная — пришла к окончательному решению выйти из партии левых эсеров и перейти к большевикам. Трудным путем шла она к пониманию истины. Выросла в рабочей семье, повидала нужду, рано пошла работать на строительство кабельного завода. В партию эсеров вступила до Октябрьской революции, и не оттого, что полностью одобряла программу этой партии, а потому, что большинство рабочих строительства, бывшие крестьяне, были эсерами. Она не любила выступать, но за твердый характер ее уважали И на заводе она имела авторитет. Цепляева носила с собой оружие, и некоторые руководящие деятели левоэсеровской партии даже побаивались ее. Абрамов, будучи как-то рассержен, заявил Муравьеву: