Притяжение, будь рядом, когда я умру (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна. Страница 58

Однако, стоило ему потерять бдительность, Ива вытянула руку из его ладони и сразу спрятала в карман.

– Пойдём к остальным? – предложила она.

Остальные вполне комфортно ощущали себя, развалившись на больших диванах гостиной. Состав был всё тем же: Бен и Медина, Луна и Мак. Только Амира не было – Ива это сразу заметила и про себя усмехнулась.

– Ну вот, те же яйца, только в профиль, – с недовольством пробурчала Луна. – Опять в нашем уравнении не соблюдено никакого равенства. Бен, ну неужели же среди твоих друзей не нашлось парочки умных, красивых, обязательно добрых и совершенно свободных парней для нас с Мак? – упрекнула она именинника и виновника всего мероприятия.

– Да! И Амира даже нет… – поддакнула ей Маккензи.

– Амир не про наши с тобой души в любом случае, милочка, так что – невелика и потеря, – хмыкнула Луна.

А Ива заметила, что в число свободных для отношений девиц её не включили. И снова про себя усмехнулась.

Именины у Бена вышли очень даже весёлыми, хотя гостей было меньше и декорации выглядели не так гламурно, как лазурная гладь Балеарского моря. Все были расслаблены, а потому раскованы и свободны. Вначале ели, потом танцевали и снова ели, играли в мафию, пили чай с именинным тортом, на котором румяный и довольный от переполняющей к жене благодарности Бен задул под аплодисменты тридцать три свечи.

Из всех немного напряжён был только один человек – Маттео Росси, но, чтобы заметить это напряжение, нужно было очень хорошо его знать. А вот что бросилось в глаза практически каждому, так это то, каким необычно тихим и серьёзным он был. Однако никто из присутствующих не посмел заострить на этом внимание, потому что все видели, с кого именно Маттео не сводит весь вечер глаз, и всё понимали.

Kith Hilary - Woods

Когда следующим утром Ива проснулась в своей комнате – явно предназначенной для детей, потому что украшенной и разрисованной слонами, дом сразу показался ей каким-то до странности тихим. Даже для утра после вечеринки в кругу компании друзей он был слишком тих.

А тих он был потому, что пуст. Не было никого ни в гостиной, ни на кухне, ни в столовой, ни на террасе. Ива не стала заглядывать в спальни – поняла, что никого там не найдёт.

Мэтт накладывал в оленьи ясли сено из полотняного мешка. Его чёлка отросла до такой степени, что лезла в глаза, и Ива обратила внимание, что таким обросшим, как сейчас, давно его не видела. Про себя она снова усмехнулась.

– А кто кормит их в твоё отсутствие? – полюбопытствовала она, приблизившись.

Мэтт расправил плечи и улыбнулся. Он не смотрел на Иву, потому что боялся. Боялся выражения её лица, её слов и возможных требований, боялся себя, потому что всякий раз, как она его отвергала, он словно бы рассыпался в пыль, и с каждым разом собираться обратно в человека, в мужчину было всё сложнее.

– Как раз этим и занимался все последние дни – искал человека, который сможет приезжать из Чилливака и кормить их.

– Нашёл?

– Нашёл.

– Скоро он приедет?

– Сказал, через три дня.

– Ясно. А где все остальные?

– Уехали.

– А меня почему не прихватили?

– Ты спала. Не хотели будить.

– И как я теперь попаду домой?

Мэтт удивился, что Ива сразу правильно растолковала его «уехали».

– Я отвезу. Только не сегодня.

– А когда?

– Как только появится человек, о котором мы говорили.

– Ясно, – хмыкнула Ива. – Но три дня это много. Мне нужно быть в клинике не позже среды.

– Хорошо, – кивнул Мэтт. – Я постараюсь убедить его приехать во вторник.

Он решился, наконец, взглянуть Иве в глаза, и они были спокойны, как и её реакция на происходящее. Ему сразу показалось это странным. Не этого он ждал и не к этому готовился. И вот, вроде бы и хорошо всё складывалось, но радоваться что-то мешало.

День прошёл спокойно и комфортно, хоть и молчаливо.

Вначале долго наблюдали за семьями оленей, сменяющих одна другую у кормушки, потом обедали остатками вчерашней еды, а на ужин Мэтт приготовил барбекю.

Ива, наконец, распробовала его коронное блюдо и похвалила:

– Действительно очень вкусно.

– Не всегда так выходит, к сожалению, – признался Мэтт. – В прошлый раз что-то было не то…

– Сегодня точно вышло, – заметила Ива.

Она собрала тарелки и отправилась на кухню, чтобы их вымыть, пока Мэтт чистил агрегат для барбекю, и уже в дверях едва расслышала его тихое и явно предназначенное самому себе:

– Сегодня и не могло быть по-другому…

Скрывшись за дверью, она прижалась спиной к прохладной стене лесного замка и закрыла глаза.

Ива запрещала себе думать, осмысливать, вникать. Ведь любовь рождается не в сердце, как заблуждаются многие, она живёт в голове.

А ещё она живёт в музыке, которая с лёгкостью проникает, что в сердце, что в голову. И зная это, Мэтт наполнил ею весь дом. Это была не просто музыка, это было то, что нравилось Иве когда-то давно в детстве, всё, что теперь с завидным постоянством всплывало на поверхность из его памяти.

Мэтт налил вина себе и Иве, она не отказалась, не отставила бокал в сторону, а осторожно сделала глоток, глядя ему в глаза. Он не то слово воспрял духом, ему показалось, внутри разорвалась водородная бомба надежды.

Однако смелости пригласить её на танец набралось в достаточном количестве только после второго бокала.

Это не был традиционный танец, когда мужчина удерживает женщину за талию, а та кладёт ладони ему на плечи: Мэтт обхватил свою девушку обеими руками, прижал к себе так, что она просто вынуждена была положить голову ему на грудь. И как только её щека коснулась его сердца, Мэтт закрыл глаза, потому что то, что обещала ему мать, затопило его целиком, заполнило до самых краёв.

Счастье. Это было оно.

Если бы в этом моменте Мэтт был способен задуматься о том, кто он и что делает, то не узнал бы себя. В нём словно разлилось бескрайнее море, и состояло оно целиком из нежности. Он ничего не хотел и ни о чём не просил, но готов был всё отдать. И даже больше: желание отдавать каким-то образом превратилось в потребность.

Мэтт и Ива качались, обнимая друг друга, в самом сердце величественного северного леса, окутанные уютом и теплом большого дома. В высоком окне у их ног простирались верхушки елей и сосен, склоны скал, зеркала озёр и заливов, бесконечность неба, первозданная красота долин и ущелий. Но будь они в этот момент в страшной пещере, на дне пропасти, в развалинах стёртого с лица земли города, да хоть в центре апокалипсиса – ничто бы внутри их маленького мира не изменилось.

Limbo – Ferry Corsten

Он поцеловал её. Вначале очень осторожно, словно она колибри, а он изо всех сил старается не спугнуть. Поскольку колибри не сопротивлялась и даже не думала кусаться, Мэтт прильнул к её губам со всей настоявшейся жаждой, со всей страстью мужчины, любящего единственную женщину.

Когда его пальцы попытались сдвинуть её блузку, чтобы обнажить грудь, Ива на пол мгновения вцепилась в неё мёртвой хваткой, затем, словно сделав над собой усилие, отпустила.

Мэтт почувствовал вкус горечи во рту и остановился. Он бы никогда больше не стал раздевать её насильно. Он бы никогда ничего, вообще, не стал бы делать с ней насильно.

Но Ива сама расстегнула свою блузку, стянула с плеч лямки бюстгальтера и остановилась, будто не в силах набраться решимости и сделать это до конца. Мэтт протянул руку и помог ей, обнажив полностью.

Ива замерла и побледнела, глаза заблестели то ли от страха, то ли от паники. А Мэтт не мог оторвать взгляд от её тела. Она казалась ему таинственной лесной нимфой, божественным благословением, прекраснее которого нет никого на земле.

Стараясь дышать спокойнее, он разделся сам, ни на секунду не выпуская выражение её лица из поля зрения. Когда Ива закусила губу, он не дал ей даже мгновения на сомнения, прильнул всем телом к её и с чувством поцеловал.

Мэтт уже понял: ей нравится, когда он целует, но при этом не напирает. Она расслабляется и позволяет больше. Ему до безумия сильно хотелось её целовать, везде, но умудрённый прошлым опытом он продвигался вперёд медленно, не торопясь, осторожно нащупывая путь.