Простить и поверить (СИ) - Эн Вера. Страница 27
Он еще раз дернул ручку, как будто в первый раз сделал это недостаточно сильно, чтобы дверь открылась, и услышал снизу голос Николая Борисовича:
– Дмитрий? Если ты ищешь Елену Владимировну, то ее нет, – глубокомысленно сообщил тот, как будто Дима сам этого не видел. Однако он перегнулся через хлипкие перильца и поинтересовался:
– Не знаете, когда ее можно ждать?
Можно подумать, ему не терпелось схлопотать выговор и выползти из директорского кабинета без единой перспективы нормального трудоустройства.
Николай Борисович пожал плечами.
– Ее клиент на обед пригласил – так что не раньше, чем закончат, – еще более нелепо высказался он, и Дима поморщился. Вот не вовремя, как всегда. А у него такой настрой был! Да и Кирюхе лишние минуты переживаний.
– Видать, важный клиент, – не сдержав досады, буркнул Дима, однако Николай Борисович не только услышал, но и счел необходимым ответить:
– Жнечков Кирилл Евгеньевич – таким людям не отказывают.
Опять Жнец!
Дима не сдержал крепкого словца и откинулся назад, чтобы вездесущий Николай Борисович не заметил его досады и не задал какой-нибудь неподходящий вопрос. А подходящих в плену Диминого смятения сейчас просто не было.
Он не мог поверить в то, что услышал. Ленка терпеть не могла Жнеца даже до того, как он сыграл с ними обоими ту самую злую шутку, а после – и вовсе должна была возненавидеть его не меньше Димы. И ее общение с ним в клиентской зоне подтверждало Димины предположения. Абсолютная брезгливость и надменность – это было так похоже на Ленку, что Дима исподволь наслаждался ее уничтожением Жнеца.
А еще она бахнула что-то про его сопли и велела забирать свою машину из сервиса. И последнее, чего после такого спектакля мог ожидать Дима, это их совместного обеда, если Милосердов, конечно, не врал.
Зачем ему врать, Дима придумать не мог.
– Они, кажется, не слишком любезно сегодня расстались, – решил он выяснить этот вопрос до конца. Задавать его пришлось уже в спину Милосердову, но тот все же обернулся и устало вздохнул.
– Бизнес – такая вещь, Дмитрий, – до зубовного скрежета неспешно проговорил он, – где личные симпатии и антипатии приходится отставлять на задний план. Иначе велик риск прогореть. И счастье, что Елена Владимировна это осознала.
С этими словами он все же удалился из Диминого поля зрения, оставив его самого зализывать раны.
Чтобы Ленка – Ленка Черемных! – наплевала на собственные принципы и прогнулась под Жнеца из-за какого-то там мифического страха потерять автосервис, – да такого просто не могло быть! Она же знает его, как облупленного! Знает, что ему нельзя доверять! Знает, что он способен на подлость, когда хочет добиться своего, – а она терпеть не может таких людей! Или за двенадцать лет все изменилось и ей теперь наплевать на прежние свои убеждения? Живя в ненависти, наверное, можно и очерстветь настолько, что значение будут иметь только деньги, и Ленка, кажется, уже демонстрировала что-то подобное. Почему тогда Дима вдруг решил, что ей интересна его правда? И что она захочет его слушать, да еще и растрогается столь сильно, что позволит им с сыном остаться? Это Кирюха со своими глупостями сбил с панталыка и вытребовал у Димы слово поговорить с начальством и добиться справедливости. А справедливость, кажется, у них с Ленкой теперь была разная.
Дима еще раз припомнил пару непечатных выражений, на этот раз в свой адрес, и вцепился пальцами в перильца, пытаясь хоть немного унять охватившую ярость. Он многого ожидал от Ленки, даже травли – в отместку за школьные годы и школьные же обиды – но только не такой вот низости! Забыть то, что ей сделал Жнец, оставить за бортом его шантаж и унижения – да ни один уважающий себя человек на такое не способен! Диме вон она ничего не забыла и ничего не оставила! Или потому, что он был всего лишь охранником на ее предприятии, а Жнец – «уважаемым клиентом»? Да неужели Ленка могла так измениться? Или Дима чего-то не понимал?
Ах как хотелось найти это самое «что-то непонятое», не учтенное им в своих выводах! Во всех перипетиях последних лет жизни именно Черемуха и ее несгибаемый характер направляли Диму, не давая свернуть с пути истинного. Даже рискуя оказаться в проигрыше, Ленка предпочитала поступать честно, и, когда у Димы появился сын, он понял, что именно так правильно и иначе просто невозможно.
– Владлен Игоревич, вы почему мне пятерку за бег поставили? Я же в норматив не уложилась!
Щеки у Ленки пылают, но глаза пылают еще сильнее – от праведного гнева, а физрук – древний старичок, имеющий в своем арсенале удостоверение ветерана труда, – тушуется перед ней и воровато отводит взгляд.
– Так я же знаю, Леночка, что ты можешь лучше, – осторожно оправдывается он, а ставшие свидетелем этого разговора ребята крутят пальцам у виска, не понимая Черёму. – Просто запнулась по дороге, а бежала-то хорошо.
– Что запнулась – сама виновата, надо под ноги смотреть! – отчеканивает Ленка и осуждающе смотрит на преподавателя. – А норматив для всех один!
Физрук вздыхает и переправляет пятерку на то, что она заслужила.
– Эх, Леночка, не даешь старику доброе дело сделать, – мягко упрекает он ее, но в его голосе слышится уважение, и Димка, до сих пор точно так же, как и одноклассники, считающий Ленку полоумной, неожиданно осознает, почему она так поступает. Ей куда важнее вот это самое уважение, чем оценка, которая вовсе не отражает истинное положение вещей. И Ленка улыбается.
– Я на гимнастике исправлю, вы же знаете, – обещает она и действительно исправляет. И светится от удовольствия, потому что добилась своего и не пошла против совести.
Она всегда так делала, все одиннадцать лет школы, не отступая от собственных принципов, и только с Димой словно бы забывала о них. Или он тогда был для нее важнее любых правил, и Ленка спокойно прогуливала годовую контрольную ради того, чтобы провести день с Димой. А сейчас что же – собственные установки по боку? Или теперь Жнец стал дороже их? От этой мысли в груди захолодело, и Дима сплюнул прямо на металлическую площадку, избавляясь от наполнившей мерзости. Неужели он так ошибся в Ленке, помня ту, какой она была в школе, и совершенно не зная нынешнюю? Нет, теперь уж он точно не сдвинется с места, пока не посмотрит ей в глаза и не поинтересуется, приятно ли прошел ее обед в компании человека, который пытался опозорить ее на всю школу. И не потребовал ли Жнец в качестве извинений новый танец – на этот раз приватный; с этой мрази станется!
Дима вцепился пальцами в перила, пережидая накативший приступ отвращения, – и вдруг вздрогнул. А если Ленка… Ну, вдруг она просто все такая же глупая и чересчур ответственная девчонка, какой была в школе, и пошла на встречу со Жнецом ради отца, как когда-то решила пожертвовать собой ради Димы? У старшего Черемных, помнится, сердечный приступ был, потерю сервиса он может и не пережить. А Жнец за то унижение, коему Ленка повергла его перед Димой и Миланкой, на самом деле может устроить так, что «Автовлад» прикроют, да еще и с огромными долгами. И если Жнец достаточно красочно опишет Черемухе все эти перспективы…
Дыхание перебило, но мгновением раньше Дима сорвался с места. Стоит здесь, придурок, хрень какую-то сочиняет, напраслину на Ленку возводит, развлекая собственных тараканов, а ей, может, в этот момент опасность угрожает! А Дима снова не может ей помочь! Как узнать, куда она с этим гадом пошла? У Димы же даже телефона ее нет: не позвонить, не предупредить, не отговорить делать глупости, не объяснить, что он всегда защитит ее, даже если за это придется навсегда распрощаться с будущим! Пусть он теперь всего лишь охранник, но силы на пару Жнецов у него точно хватит! А там хоть трава не расти!
– Пап!.. – раздался позади настороженный голос Кира, но Дима даже не остановился. Надо у Миланки спросить, может, она заказывала для Жнеца столик: сам-то он вряд ли нынче опустился бы до подобного. А если нет – вытребовать у Милосердова Ленкин телефон и заставить ее себя выслушать! Если с ней снова случится беда, Дима себе этого не простит! Он же опять заманил ее в эту ловушку собственной несдержанностью! Все как двенадцать лет назад! Те же действующие лица – и не дай бог та же развязка! Дима тогда Жнеца из-под земли достанет!