Простить и поверить (СИ) - Эн Вера. Страница 3

– Ты, конечно, девочка неглупая – помню я, как Володя твоей медалью хвалился, – отвесил несколько сомнительный комплимент он, – так что, уверен, потихоньку разберешься и в нашем деле, хоть я, откровенно говоря, не понимаю, зачем тебе эта головомойка. Но решила так решила: босс всегда прав. Однако начинать что-либо всегда лучше со свежей головой…

– У меня достаточно свежая голова, чтобы я сама могла решать, что мне делать, – категорично отозвалась Лена. – А еще мне тридцать лет, и я уже достигла возраста, в котором не нуждаются в опеке и непрошенных советах.

Николай Борисович хмыкнул и посмотрел на нее с интересом.

– Вон оно что, – протянул он. – Не ожидал. Ну извини. Или извини-те? Как прикажешь теперь к тебе обращаться?

– Лучше на «вы». И по имени-отчеству, – расставила сразу все точки над i Лена. – И я, разумеется, буду называть вас Николаем Борисовичем, а не дядей Колей.

– Упаси бог! – отмахнулся тот. – Детей мы с вами, Елена Владимировна, вместе не крестили, а в офисе полагается официальный тон. Вы, кстати, как к детям относитесь?

Лена напряглась, уверенная, что сейчас этот «дядя Коля», подобно другим доброжелателям, начнет лекцию о том, что женщины в ее возрасте должны уже родить трех детей и водить их по школам развития, а не строить карьеру. «Часики-то тикают».

– Отрицательно! – резко заявила она. – А в чем проблема?

– Да просто некоторые сотрудники детишек на работу приводят, когда их оставить не с кем, – зачем-то известил ее об этом он. – Я не возражаю, если работе не мешает, а вас в известность ставлю.

– Благодарю, – кивнула Лена, – с этим я разберусь. Автосервис не место для детских игр, и в правилах безопасности, помнится, именно так и записано.

– Все верно вам помнится, Елена Владимировна, – подтвердил Николай Борисович. – Вижу, вы серьезно настроены. В таком случае, быть может, пройдем в машину? Я подвезу. Или это тоже противоречит вашим принципам?

Лена заметила промелькнувшее в его голосе раздражение и немного смягчила собственные интонации. Откровенно говоря, у нее не было намерения ставить на место заместителя своего отца и с ходу наживать в его лице врага, и она совсем иначе начала бы эту приветственную беседу, если бы он не включил этот отвратительный покровительственный тон, который Лена органически не переваривала. Она немалого добилась в жизни, закончив с отличием МГУ и к нынешнему моменту став ведущим инженером в своем институте, а потому имела весьма четкое представление об уровне собственной значимости и никому не позволяла в нем сомневаться.

Однако в противовес этой уверенности Лена с трудом контролировала волнение, против воли бушующее в душе – и тем сильнее, чем ближе она подлетала к родному городу. Слишком много с ним оказалось связано, и глупо, конечно, было рассчитывать, что после двенадцати лет отсутствия она настолько очерствеет сердцем, что избавится и от ностальгии, и от куда менее приятных чувств. Три часа слишком ярких воспоминаний, от которых Лену в самолете не могли отвлечь ни отчеты о работе «Автовлада», ни разговорчивая соседка, пытающаяся составить наилучший маршрут для экскурсионной программы по уральской столице; и просто ненавидела себя за то, что не могла с ними совладать.

Но Николай Борисович не имел к ее былым проблемам никакого отношения, а потому Лене, раз уж она считала себя сдержанным и бесстрастным человеком, следовало обуздать наконец эмоции и помириться с коллегой, с которым, возможно, ей предстояло вместе искать в отцовском автосервисе крысу и уж точно – работать рядом несколько недель. Устраивать вокруг себя мертвую зону Лена не собиралась.

– Я буду очень вам за это признательна, Николай Борисович, – как можно мягче проговорила она. – И постарайтесь не держать на меня обиду: я отлично понимаю разницу между моим и вашим опытом и не стану вмешиваться в ваши методы работы.

Николай Борисович повел плечами и довольно правдоподобно улыбнулся.

– Вы весьма разумно подходите к делам, Елена Владимировна, – заметил он. – Узнаю в вас Володину хватку и его же здравомыслие. Уверен, у нас не будет поводов ссориться и быть друг другом недовольными.

– Не сомневаюсь в этом, – кивнула Лена и мысленно глубоко вздохнула. Откровенно говоря, она не знала, кого ей в итоге придется подозревать и выводить на чистую воду, и не умела притворяться, а потому предпочла пока что закрыть эту тему, свернув заодно весь разговор, и поинтересовалась, где у Николая Борисовича автомобиль. Он сделал театральный жест рукой, предлагая следовать за ним, и Лена, поджав губы, проглотила такое кривляние. И как отец проработал с этим человеком столько лет, не срываясь из-за его откровенного позерства и развязности? Или при владельце предприятия Николай Борисович вел себя иначе? Или почти год власти испортил его?

Или это просто Лена, нервничая, все воспринимает чересчур остро? И слишком сильно хочет все сделать правильно?

Поездка из аэропорта на хорошей машине по воскресно-пустому тракту обещала быть неутомительной и весьма приятной, вот только Лене неожиданно пришло в голову, что последний раз этой дорогой она ехала с родителями двенадцать лет назад, сбегая из этого города так далеко, как только могла, и не собираясь возвращаться. Как долго она держала свое слово и была уверена, что сумела избавиться от прошлого, но то настигло ее внезапно и безжалостно, загнав в самые отвратительные воспоминания, от которых спина покрылась холодным липким потом, а пальцы свело судорогой, сбив дыхание так сильно, что даже сидевший за рулем Николай Борисович не оставил это без внимания.

– Тебе нехорошо, Леночка? – озабоченно спросил он, и она позволила себе не цепляться к очередному его панибратскому обращению. – До заправки дотянешь или здесь, на обочине, остановиться?

Лене пришлось приложить немало усилий, чтобы после отрицательного жеста заговорить хоть сколько-нибудь спокойно.

– Нет, ничего, Николай Борисович, не беспокойтесь, мне не нужна остановка, – заверила она его. – Чем скорее мы доберемся до места, тем лучше.

Он бросил на нее недоверчивый взгляд и покачал головой.

– Володя тоже все торопыжничал и отдыха себе не давал – и к чему это привело? – неодобрительно заметил он, однако Лена только отвернулась к окну и, припомнив психологическую практику, заставила себя дышать «семь-одиннадцать». Это было самым действенным способом, чтобы избавиться от неуместного приступа паники. Проклятое прошлое не давало покоя, и Лена определенно переоценила себя и собственную силу духа, оказавшуюся безоружной перед слишком близкими воспоминаниями. Но она сумеет справиться с собой: за двенадцать лет она овладела этим искусством виртуозно. Как же хорошо, что она решила ехать сегодня сразу в автосервис, а не в родительскую квартиру, где было пролито слишком много слез. Работа отвлечет, позволив Лене не думать о том, о чем она поклялась себе забыть. А она всегда держала слово.

Почти всегда.

– Как там он сам? – выдернул из весьма привычной мантры голос Николая Борисовича, и Лене снова пришлось приложить усилие, чтобы понять, что он спрашивает ее об отце. – Я позваниваю, конечно, но Володя терпеть не может говорить о здоровье. Раздражается, что эта болезнь выбила его из седла.

Лена кивнула, подтверждая последнюю фразу. Отца действительно выводил из себя тот факт, что он не может, как прежде, отдавать любимой работе большую часть своего времени и вынужден бездельничать, пока другие трудятся за него. Бездельничать он не любил – и не умел – и это качество Лена унаследовала от него. И пусть она ничего не понимала ни в финансовых отчетах, ни в работе автосервиса, отцовское же упрямство и любознательность помогут ей со всем справиться. Жаль, конечно, что не было нужных знакомых, разбирающихся в подобных вещах, – но у Лены в этом городе вообще не было знакомых. Она всех их вычеркнула из жизни двенадцать лет назад и не собиралась пускать обратно даже под угрозой провала задуманного расследования. Нет, она найдет способ сделать то, что задумала, даже если придется работать денно и нощно, хотя бы чтобы отдать долг отцу, однажды отказавшемуся от любимого детища ради куда более, как оказалось, любимой дочери. Лена этого не забыла и всем сердцем желала доказать отцу, что он не ошибся в ней и что она любит его ничуть не меньше.