Скверные девчонки. Книга 1 - Томас Рози. Страница 80

Пока такси, потряхивая, мчалось по улицам, Джулия, держа липкие пальчики Лили, перемазанные фруктовым джемом, думала о своей матери. За последние месяцы ее представление о матери очень изменилось. Она перестала думать об ее аристократических предках и бесконечных размолвках на почве романтических приключений, которые могли заставить мать расстаться с ней. Теперь Джулия думала иначе; ее мать, должно быть, была очень молода, ранима и одинока. Джулия теснее прижала Лили, так что девочка стала вырываться и отворачиваться, чтобы освободиться. Джулия вдруг ощутила узы, тянущиеся откуда-то из глубины и притягивающие ее к этой незнакомой женщине. Как всегда, думая о ней, Джулия пыталась узнать, где ее мать, вспоминает ли она когда-нибудь об оставленной ею дочери.

Мэтти потихоньку наблюдала за ней.

— Послушай-ка, а почему бы нам не выйти вечерком поужинать? Как в былые времена.

— Как в былые времена не получится. Ведь у меня Лили.

Возражение Джулии прозвучало резче, чем следовало. Но за ту неделю, что она прожила с Мэтти, она почувствовала огромную разницу между ними. Мэтти играла центральную роль в фильме под названием «Девушка у окна». Для нее это была большая работа, обещавшая реальную известность. Театр значил для нее больше, но он представлял все же очень ограниченный мирок — таковы были доводы Мэтти. А кино вводило ее в блестящий, шумный мир, хотя Мэтти притворялась, что относится к нему пренебрежительно. Но на самом деле она была предана своей работе еще с тех времен, когда была с Джоном Дугласом, и прилагала немалые усилия, чтобы превратиться в большеглазую куклу, каковой была героиня фильма. Она много часов проводила на работе, а когда приезжала домой, чувствовала себя выжатой как лимон, но все еще взволнованной дневными киносъемками. Иногда она оставалась дома и тогда отправлялась в самые модные клубы, веселилась, много пила и, шатаясь, возвращалась домой, когда Джулия уже давно спала.

Вечером, когда Лили засыпала в своей импровизированной кроватке, Джулия набрасывалась на книги по истории и поэзии, а также на беллетристику, наслаждаясь свободой и стимулом, который она давала для работы над собой.

Случайное упоминание Мэтти о прежних временах вызвало у нее неожиданную острую боль сожаления.

— Я не забыла о Лили, — сказала Мэтти. — В соседней комнате живет девочка, над булочником. Ей, должно быть, лет пятнадцать. Мы можем предложить ей десять шиллингов за то, чтобы она пришла и посидела с ребенком, а мы с тобой могли бы съездить и съесть кебаб в «Голубом дельфине».

«Это не “Ночная фиалка” и даже не Маркхэм-сквер, — подумала Джулия, — но все же довольно соблазнительно».

— Хорошо, — согласилась она. — В пятницу мы получаем в свое владение новую квартиру. В понедельник я опять начну работать полный день в «Трессидер дизайнз». Вот и давай отпразднуем это.

— Идет!

Соседская девочка-подросток согласилась прийти и посидеть с ребенком. Джулия положила Лили в кроватку, а Мэтти прочла ей сказку, забавно изображая действующих лиц, что очень понравилось Лили. Она заливалась смехом и хлопала в ладоши, требуя «еще!».

— Завтра, — твердо сказала Мэтти. Маленькие комнатки казались переполненными, когда они собирались там втроем.

Мэтти и Джулия юркнули в ванную комнату навести марафет, в то время как Лили погрузилась в сон. Мэтти приклеила два слоя накладных ресниц, действуя очень ловко натренированной рукой, а затем похлопала ими перед Джулией. Они подвели ей глаза, сделав их огромными под густой челкой волос. Внезапно Джулия поняла, что Мэтти делала ставку на что-то большее, чем обыденная жизнь. Как будто действительно существует такой товар, как достоинство кинозвезд.

— Ты выглядишь просто фантастически, — пробормотала она.

— И ты не хуже.

— Я-то? Я ведь мать и бывшая жена. И мне двадцать четыре года. Чувствую себя старой как мир.

— Ну знаешь ли, а мне двадцать пять. Ради Бога, пойдем и немного выпьем, прежде чем нас усадят в кресла на колесах.

Но, несмотря на установку сохранять приподнятое настроение, вечер не удался.

Сначала они отправились в кабачок. В пошлой обстановке, пропитанной винными парами, Джулия пыталась определить, как давно она в последний раз сидела на стуле за стойкой бара с Мэтти, и пришла в замешательство от того, что даже не может вспомнить.

На Мэтти были новые до колен сапоги из блестящей темно-коричневой кожи. Она закинула ногу за ногу, обнажив ляжки в плотно облегающих колготках, и зажгла французскую сигарету. Она тут же начала рассказывать какую-то историю о своем напарнике по фильму «Девушка у окна», тоже кинозвезде. Он невероятно привлекателен, бывший рабочий с кирпичного завода в южной части Лондона, чей первый фильм, где он сыграл поразительно симпатичного бродягу-фотографа из западного Лондона, уже успел сделать его знаменитым.

— Требовалась кандидатура в один из киношных журналов. Очевидно, людям лучше известно имя Дрейка, чем Гарольда Микмиллана, — Мэтти завращала глазами.

— Что он собой представляет?

— Макмиллан? Ах, Дрейк! Тупой, как это. — И она постучала по стойке бара. — Как бы то ни было, ему была предоставлена возможность взять этот барьер.

Джулия еще раньше заметила двух мужчин, а может быть, парней. На них были расширяющиеся книзу джинсы и замшевые куртки, и видно было, что они наблюдают за девушками, или, по крайней мере, за Мэтти, с того момента, как она вошла. Мужчины всегда заглядывались на Мэтти. Джулия знала это вот уже почти четырнадцать лет. И теперь краешком глаза она видела, как они проталкивались через толпу к стойке бара.

— Почему бы нам не угостить этих двух цыпочек глотком спиртного? — спросил один из них.

Джулия заметила, что у них вполне приличный вид. В какое-то мгновение она почувствовала себя почти польщенной — уже давно забытое ощущение, короткое воспоминание о тех днях, когда они с Мэтти, еще до появления Александра и этого ужасного Леди-Хилла, безрассудно кутили, бегая по вечеринкам и джаз-клубам.

А затем сквозь дымку своих розовых мечтаний она услышала холодный голос Мэтти:

— А почему бы вам, двум… не пойти пописать?

Этот каламбур был так далек от остроумия, что Джулия вздрогнула.

Парни отступили, натянуто смеясь, причем один из них пробормотал:

— Ну зачем же так…

Мэтти осушила свой стакан с джином и погасила окурок сигареты.

— Пойдем отсюда, — сказала она.

Джулии ничего не оставалось, как быстро последовать за ней.

Один из парней бросил вслед Мэтти:

— Слушай, ты, я тебя знаю. Заносчивая сука.

Выйдя на улицу, Мэтти быстро пошла в западную сторону, по направлению к Гудж-стрит и Греческому ресторану. Ее щеки пылали красными пятнами.

— Почему ты это сделала? — спросила Джулия, пытаясь сдержаться. — Ведь можно было сказать «нет», не прибегая к грубости.

Мэтти остановилась и повернулась к ней лицом.

— Я не люблю, чтобы меня цепляли. Не люблю, когда на меня глазеют и обращаются со мной как с вещью. — Джулия уже хотела было сказать: «Но если ты хочешь, чтобы на тебя глазели, стало быть, ты занимаешься не тем делом», но вовремя прикусила язык. — Каждый мужчина, каждая сволочь только и норовит схватить за грудь и стянуть с меня трусы. Я занимаюсь этим весь день напролет, но бывают дни, когда можно позволить себе не допустить этого, вот и все. О, проклятые дьяволы! Думаю, что по большей части я получаю работу только благодаря моим грудям. Как тогда, в «Шоубоксе». — Мэтти содрогнулась. — Все мужчины — самцы. Начиная с моего отца и кончая Тони Дрейком, — все до единого. Во всяком случае, большинство. Тебе повезло, что ты вышла замуж за одного из тех немногих, которых я сюда не отношу, но по какой-то необъяснимой причине ты возненавидела и бросила его. Ладно. Это меня не касается. Пойдем заглянем еще куда-нибудь. Мне нужно немного выпить.

Мэтти была права, подумала Джулия, это ее не касается. Но слова попали в цель. Не подумав хорошенько, она сказала:

— Не кажется ли тебе, что ты слишком много пьешь?