Дахштайн - Макс Юлия. Страница 29
Вернувшись к Элишке, я зачем-то снова проверил пульс. Пять минут сидел, держа ее руку в своей, не в силах подняться.
Неужели я убийца?! По лицу потекли слезы. Кажется, я сошел с ума. Я отмел мысли самому позвонить в полицию и начал в какой-то мере себя оправдывать.
В тюрьму ни за что не пойду. Чернова тоже частично виновата, не нужно было постоянно крутиться вокруг меня, тогда бы ее смерти можно было избежать. Я просто разозлился на нее, еще и рыжая не оставляла меня в покое. Не хотел, но так получилось.
Снова послышались слова Лилит: «Беги!» Я почувствовал желание нестись прочь. Куда угодно, лишь бы больше не оставаться в Праге.
Не знаю, сколько времени я смотрел на черный экран мобильного, собираясь позвонить Филу, но так этого и не сделал. Вместо звонка я бросил телефон на пол и с силой наступил на него ботинком. На автомате я запихнул в рюкзак документы и пару вещей, накрыл девушку простыней и вышел. С трудом запер дом – долго не мог попасть ключом в замочную скважину, руки тряслись, как у старика в деменции. Город оживал в рассветной дымке, пражские шпили костелов словно парили в небе, а мощенные брусчаткой улицы ждали гостей. И никто из прохожих не знал, что за резными дверями Дома Фауста лежит задушенная мной девушка.
Боже, я недостоин жить. Что мне теперь делать?
Я завел машину и отправился в аэропорт Вацлава Гавела. Рыжеволосая отразилась в зеркале заднего вида, задумчиво разглядывая мое лицо. Я молчал. Повторял про себя, что она – всего лишь галлюцинация, плод моего воображения.
Меня лихорадило, то и дело прошибало холодным потом. Я твердил про себя: «Все будет хорошо. Нужно только уехать как можно дальше».
Не мог высидеть в машине, ерзал и стонал сквозь зубы. Звуки улицы и грохот мотора казались оглушительными, заставляя меня содрогаться всем телом. В аэропорту я попросил дать мне билет на любой ближайший рейс. Удивленная работница указала на табло. Шла регистрация на рейс в Австрию. Зальцбург.
Ниотинский
Мысли зудели в голове, мешая кардиналу заснуть до самого утра. Грегор редко упускал детали, но смех Лилит под сводами склада лишил его покоя, сдирая раны, что и так никогда не прекращали кровоточить, разве что покрывались безобразной коркой. Ниотинский звал ее, просил проявиться, но девушка была неумолима. Кардинала очень беспокоил и тот факт, что Дэниэль тогда увидел Лилит и решил довериться ей, чтобы убежать.
«Немыслимо!»
– Принесите мне видео с камер в тот момент, когда потомок Фауста сбежал с другом, – распорядился он, выглянув из спальни.
Получив требуемое, Грегор внимательно пересмотрел все события, случившиеся на складе.
«Крест, – пораженно застыл кардинал. – Мальчик больше не носит серьгу. Боже милостивый!»
– Послать к Дому Фауста двух служителей и быстро! – он выскочил из спальни, на ходу одеваясь. – Мы поедем следом.
Ниотинский набирал номер Дэниэля не один десяток раз, пока они ехали к нему, но абонент был недоступен. За окном оживала Прага, мелькали красно-серые трамваи. Люди спешили на работу.
«Поздно», – пронеслось в мыслях, едва он ступил на порог особняка, из которого выходили служители Ордена.
– Вы – живо в аэропорт. Мы едем в полицию. Подключу связи, чтобы объявить его в розыск. Он не мог уйти далеко.
Оставался еще один важный вопрос: почему Дэниэль не надел крест снова, ведь Филипп поднял его с пола?
Глава 9
Odi et amo.
Ненавижу и люблю.
Лилит
Пока мышка стремилась в пасть коту, я хотела посмотреть, что делает Орден. Как и ожидала, в этот раз охранные печати на земле не пропустили меня на территорию склада, поэтому я отразилась в окне припаркованной машины в центре Праги и стала следить.
Ниотинский вместе с телохранителем приблизился к авто. Тренированный воин учтиво открыл дверь, и Грегор сел на пассажирское сиденье, кутаясь в сутану.
– Ваше Преосвященство! – обратился он к кардиналу, показывая ладони.
Вот меня и рассекретили. Я ухмыльнулась, наблюдая, как бледнеет кардинал. На пальцах телохранителя желтела сера.
– Выйди! – коротко бросил глава Ордена. Ниотинский тоже вышел, а затем пересел на водительское сиденье.
Мы остались вдвоем.
– Лилит, покажись! Я знаю, что это ты, – попросил кардинал, устало выдыхая.
Наша с ним история длилась века. Ниотинского младенцем подбросили под ветхие двери монастыря в одной из деревень Англии. Грегор так и не узнал, откуда он и кто его родители. Знал ли Фер Люций? Скорее да, чем нет. Великий инквизитор интересовал его куда больше, чем Господин хотел показать. Грегор не старел, не болел и, вероятно, мог жить вечно. Он всегда ассоциировался у меня со жгучим ветром, дующим в ледяных горах. Грегор Ниотинский – единственный почти бессмертный человек, которого я знаю. И все же у каждого в этом мире есть свой срок годности. Грегору было пятьсот пятьдесят лет, и только последние сто он начал стареть. Несносный чистоплюй лишился Божьего расположения за то, что испытывал ко мне. Дьявольские оргии, как это бесило. Чтоб он сдох поскорее! Много лет тому назад я явилась ему, и Ниотинский пропал. Все мои попытки искусить его привели совершенно в другую сторону.
Гневно сверкая глазами, я появилась в зеркале заднего вида.
– Ну, здравствуй, Грегор, – прошипела я, напуская ужаса, но, как всегда, на кардинала это не подействовало.
– Лилит! – полувыдохнул-полупростонал он с мукой.
Его любовь была для меня как раскаленная лава. Физически обжигала.
– Перестань! – крикнула я, и Грегор отвел взгляд.
– Тебе не надоело служить ему?
Я раздраженно закатила глаза. Ниотинский уже однажды задавал этот вопрос. Казалось, Грегор знал, что я чувствую. Не понимаю, как такое возможно, но он знал меня лучше, чем Повелитель.
– Мальчик у тебя? – снова спросил кардинал, жадно всматриваясь в мое лицо.
– Да, как и суждено.
Я чувствовала, как кожу начинает печь от взгляда синих глаз. Грегор протянул руку и коснулся зеркала. Я зашипела. Кардинал отдернул пальцы и сжал их в кулак, будто стараясь удержаться от попытки извлечь меня из отражения.
– Зачем пришла?
– Позлорадствовать, – искренне ответила я, победно улыбаясь. – Ты так миндальничал с Дэном, что потомок сам угодил ко мне в руки.
– Дэниэль чист, он не останется у вас надолго.
При всей долгой жизни, наивная упертость, с которой Грегор верил в свои идеалы, раздражала.
– Посмотрим, святоша. Кому, как не тебе, знать, что я имею опыт в искушении добра?
Я медленно обвела языком губы, глядя на кардинала. Ниотинский, казалось, забыл, как моргать. Глаза зажглись, словно два сапфира. Дыхание Грегора изменилось. Зная, кто я, зная, что я, он не отказался от чувств ко мне. Прах его возьми!
– Я найду вас. Хочу увидеть тебя без зеркал, Лилит!
Выражение глаз кардинала напоминало взгляд больной собаки, когда хозяин решает добить ее. Мне хотелось вырвать ему сердце, чтобы не мучился. За несколько веков, что мы не виделись, его лицо прорезали морщины, молодость постепенно оставляла Грегора, но он оставался все тем же Великим инквизитором, который с наслаждением жег и топил ведьм в Бамберге.
– Если мы встретимся лично, обещаю, ты умрешь, Грегор. Так что осторожней с желаниями.
Не прощаясь, я испарилась с зеркальной глади и вернулась в «Дахштайн». Почему-то в этот раз его слова задели и вызвали давно забытые воспоминания.
Помню, как сейчас: Бамберг, 1630 год. Служанки затягивали мне корсет из китового уса, делая тонкую талию еще тоньше. Люций готовился встречать важных гостей. Тогда я была дочерью бургомистра Бамберга и самой завидной партией в округе.