Клянусь, я твоя (СИ) - Эндри Полина. Страница 30

Я перевожу взгляд и наконец вижуего. Красивого, неземного. В черном смокинге с бабочкой, как и обещал... Застыв в дверном проеме с широким букетом красных роз, Кейн выглядит бледнее смерти. И в этой болезненном миге вечности я могу видеть всё: его убийственный шок, боль, растерянность и молчаливое, необъятное в размерах осознание.

Мои глаза закрываются и меня начинает бить истерика. К горлу подкатывает тошнота. Я вдруг понимаю, что не смогу это вынести. Сердце отстукивает сверхбыстрое дрожание по разорванным в клочья артериям. Я не хочу открывать глаза, потому что мне страшно. Я хочу провалиться под землю, исчезнуть, раствориться в воздухе, что угодно только бы всё это оказалось лишь сном. А если нет, я хочу умереть.

Стэн держит передо мной кольцо, ожидая ответа. Я медленно поднимаю голову, стоя к залу боком, с моих глаз вот-вот готовы сорваться слезы. Мои руки дрожат, обнажая лишь верхушку айсберга моей паники, которая волнами обрушивается на все мое тело. Но никто не обращает внимания, вероятно, они расценивают это как волнение перед решающим шагом.

Я смотрю на все сквозь туман. Я вижу, как пальцы Кейна, словно выстрелом в сердце, разжимаются и красные розы падают на пол, тряхнув влажными головками. А затем он просто уходит. И я рассыпаюсь на мелкие кусочки.

– Нет.

Мой ошеломленный голос.

Я тяжело дышу, глядя в опустевшее дверное отверстие, содрогаясь от беззвучного плача. Протестующий шок детонирует взрыв в моей душе. Я не могу поверить в то, что это происходит.

- Нет-нет-нет, да нет же!

Я вижу растерянность Стэна, как переглядываются озадаченные гости, вижу, как он неуверенно поднимается с колена, но не вижу выражения его лица. Потому что я мгновенно разворачиваюсь и покидаю сцену, исчезая за Кейном. Коридор давит со всех сторон. Стены сужаются, теснят меня, слезы заливают глаза и приступ паники заставляет на время потерять чувство ориентации. Мои туфли стучат по школьному паркету, эхо отражается от пустых стен, заполняя все пространство дрожащим воздухом. Теперь я ненавижу свое шикарное платье, в котором так неудобно бежать. Но как только мне удается различить вдали фигуру быстро удаляющегося Кейна, поворачивающего за угол, я перехожу на ускоренный бег.

– Кейн! – в отчаянии кричу я ему вслед. Он не оборачивается.

Тогда я бросаю болтающийся на плече клатч, собираю мешающий низ платья и ускоряюсь. Толкаю дверь выхода и вылетаю во двор. Но его уже нет.

– Кейн! – кричу я в пустоту. Тишина.

Слабый порыв ветра дует из пустого ряда автомобилей в ответ на мое отчаяние. Я проглатываю прохладный ночной воздух, бессилие обрушивается на меня снежной лавиной, мои колени подгибаются и я падаю на асфальт, сжав кулаками края смятого платья. Меня накрывает приступ истерики и я начинаю раскачиваться, заливаясь слезами. Я с трудом слышу позади себя торопливый топот ног, невнятные встревоженные перекрикивания между собой и хаотический шум. Чьи-то руки пытаются подхватить меня с асфальта, но я отчаянно отбиваюсь от них. От этих неприятных, холодных, чужих рук.

– Что ты наделал, Стэн? - я рыдаю, захлебываясь в собственных слезах, срывая в волчьем отчаянии горло. - Что ты наделал??

Откуда-то из серой массы показывается моя мама, она выходит вперед, подобравшая мою брошенную где-то внутри коридора сумочку, и поднимает меня на ноги. Она приближает меня к себе за плечи и прижимает ладонь к моей влажной от слез щеке. Меня трясет, как в лихорадке, я не могу контролировать судорожные всхлипы и слезы и осознать свое состояние. Затем она поворачивает лицо в сторону.

– Стэн, возвращайся в школу, дальше мы сами. Джордж, заводи машину. Мы едем домой.

44

Когда мы оказываемся на подъездной площадке у дома, все мне кажется каким-то туманным и смазанным, словно в плохо воображаемом сне: и серые каменные ступеньки, ведущие ко входу и изящные черные створки на окнах, и кованые перила, обрамляющие лестницу острыми завитками. Я смотрю на все это как сквозь тонкую пленку кинофильма, и не могу понять, как так случилось, что я в нем оказалась.

Истерика прекратилась ещё в машине. Из меня словно выжали всю силу и высосали кровь, осталась только пустая кожная оболочка. Я опустошена и совсем раздавлена, как никогда в жизни. Мое тело со мной не согласно, оно не слушается меня и словно живёт своей жизнью, и только тихий мамин голос через закрывшуюся дверь дома заставляет меня вынырнуть из толщи невыносимой прострации:

– Кимберли, мы с отцом ждем, когда ты нам всё объяснишь. Стэн бедняга не знал, куда деваться от позора. Что за спектакль ты там устроила? Кто ж так реагирует на предложение руки и сердца?

Пока мама отчитывает меня, я ещё долго смотрю в белую стену, невидящим взглядом созерцая прозрачные точки и пылинки, которые в привычном свете кажутся невидимыми. Я плохо понимаю, что родители взаправду не увидели Кейна, все, что творилось за их спинами, когда он стоял на входе, глядя на меня безумными от неверия глазами. Иначе скандал был бы гораздо более грандиозным. Но даже на это мне плевать.

- Оставь меня в покое, мама. Оставь меня в покое.

Мой серый голос с трудом узнаю даже я. Мама растерянно разжимает скрещенные на груди руки, моргая так, словно видит меня впервые. Наверное, я действительно выгляжу настолько раздавленной, что не получаю в ответ никаких упреков. Я убита, морально, физически, как хотите, а потому у родителей просто не остается чем меня добить.

Я просто иду вверх. Как робот, механически передвигая одеревеневшими ногами с этой бессмысленной сумочкой, нелепо болтающейся на плече. Мама делает рывок за мной, но отец останавливает ее за локоть.

– Оставь. Пусть перебесится, поговорим с ней завтра. Может быть, к утру мозги встанут на место.

В ином случае я бы может и возмутилась, развернулась и одарила его парочкой гневных взглядов и фраз, но сейчас мне нет дела до папиных нареканий. Пусть хоть назовет меня долбанной истеричкой, мне все равно.

Слишком тихо. Я слишком тихо захожу в свою комнату, слишком тихо дышу, слишком тихо слёзы стекают на мой подбородок и капают на платье. Я даже не вытираю их, зачем?

Я очень долго сижу на своей кровати и немигающим взглядом смотрю в телефон. На часах пол одиннадцатого. За пустынным окном полнолуние. Я раз за разом набираю номер Кейна, слушая длинные пронзительные гудки, которые всегда в конце затихают, когда оживает его бодрый голос:"Привет, это Кейн! Оставьте свое сообщение после сигнала".

С бессильным отчаянием я снова и снова сбрасываю вызов и набираю, вслушиваясь в его голос на автоответчике, слёзы продолжают градом катиться из глаз. Я не знаю, как мне еще достучаться до него. Мне плевать на родителей, на их недовольство и гнев. Я не могу потерять Кейна. Все остальное не важно. И пока я тихо схожу с ума в своей темной тесной комнатушке, все больше всхлипывая от отчаяния, я вдруг слышу, как в окно раздаются слабые, до боли знакомые постукивания.

Я затихаю, поначалу решив, что мне показалось. Но нет, они продолжаются, осторожные звуки маленького камешка по стеклу, слишком выразительные и ощутимые, чтобы спутать их с игрой моего больного воображения.

Мое сердце ухает куда-то в живот. Ни на мгновение не задумываясь, я вскакиваю с постели и подлетаю к окну. Дрожащими пальцами со второго раза поднимаю окно и неверящим взглядом наблюдаю, как через него пролезает до боли знакомая мне фигура. Вскочив на пол, он засовывает окно и разворачивается ко мне. Немного запыхавшийся, все в том же костюме, со взъерошенными волосами и рубашкой, только уже без бабочки, будто ее одним рывком содрали, оставив белую ткань небрежно торчать во все стороны.

Я стою, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

– Кейн! - я бросаюсь на его шею и отчаянно обнимаю, несмотря на отстраненность и веющий от него арктический холод:

– Клянусь, я ничего не знала. Между нами ничего не было!

– И я должен в это поверить после того, что увидел?