Манглабит Варанги (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 12
— Ты хоть знаешь, что ромеи умеют пропитать ядом любой свиток или страницу книги так, что коснувшись пергамента, несчастная их жертва тотчас умрет? Или… Или ты об этом как раз и знаешь⁈ Говори, кто передал тебе это!
Горянка под конец речи сорвалась на крик, а глаза ее засверкали неподдельным гневом! Кажется, василисса действительно боится ядов — и пожалуй, даже ждет отравления… Ничего не ответив, Роман быстро подхватил листок пергамента в руки, только и сумев вымолвить:
— Он не отравлен, госпожа…
Чуть успокоившаяся василисса облегченно выдохнула:
— Прости меня, Роман, прости… Знаешь, после смерти сына я жду, когда же меня отправят в монастырь — и никак не могу дождаться. А иногда в голову приходят и иные догадки — вдруг меня дешевле просто отравить⁈
Мария призналась о своих страхах с такой горечью в голосе, что Самсон едва не зарычал от бессильной ярости — после чего с чувством ответил:
— Госпожа! Пока я несу службу в Вукалеоне, я буду всякий раз пробовать вашу еду, я всегда буду первым брать ваши книги и свитки в руки — иесли они будут отравлены, то я с радостью приму за вас смерть!
Василисса невольно улыбнулась — так мягко и тепло, что Роман невольно опустил взгляд, чтобы не смутить Марию своим восхищением.
— Такая преданность похвальна и радует мое сердце! Но я не желаю чьей-либо смерти за себя… Подай мне эту записку — надеюсь, ее содержание столь же безобидно, как и пергамент, на котором написаны слова.
Манглабит молча подал свой свиток — изо всех сил стараясь унять внезапно охватившую его дрожь…
— Дозволите мне уйти, госпожа?
Но Василисса, приняв пергамент, отрицательно качнула головой:
— Подожди Роман. Если это послание с угрозой, ты еще можешь прямо сейчас мне пригодиться.
— Там нет угроз…
Самсон осекся, поняв, что выдает себя — и замер, чувствуя, как бешено стучит в груди его сердце, словно ударами молота пытаясь проломить тюрьму ребер! Между тем Мария уже начала читать, вроде бы не обратив внимания на оговорку манглабита… Вначале она даже нахмурилась — как видно, недовольная неровным, кривым почерком сотника, редко упражняющегося в письме (да к тому же очень спешившего!) — но после глаза ее изумленно округлились… Быстро дочитав, она опустила свиток на стол — после чего удивленно, но с легкой усмешкой в глазах посмотрела на Романа:
— Так ты говоришь, там нет угроз?
Выходит, все услышала — только поначалу не придала значения…
— Нет, моя госпожа.
Мария усмехнулась уже открыто, и с заметным недоумением произнесла:
— Это неподписанное любовное послание. Судя по руке писавшего, оно заполнено мальчишкой… Но слог явно не юношеский, и содержание… А ты манглабит, как видно, знаешь отправителя — ведь ты и передал его записку, верно?
Роман, ошарашенный и бесконечно разочарованный тем, что горянка не догадалась, кем отправлено письмо, и еще сильнее рассерженный на самого себя, что не оставил свое имя на пергаменте… Он не нашелся, что ответить — и не посмел даже поднять головы, чтобы василисса не увидела его покрасневшего от смущения и стыда лица… Но Мария не на шутку заинтересовалась личностью отправителя, заговорив уже приказным тоном:
— Манглабит, я повелеваю ответить! Кто передал тебе этот свиток?
— Никто не передавал…
— Это как?
Тон горянки вновь стал настороженным; и тогда Роман, больше не способный вынести эту мучительную пытку, поднял взгляд — чтобы посмотреть прямо в голубые очи Марии:
— Я полюбил вас, впервые посмотрев в ваши глаза. Я молчал, потому что нас разделяет целая пропасть… Вы василисса, пусть и не царствующая — а кто я⁈ Но вскоре мне предстоит отправиться в военный поход, и вряд ли я вернусь из него живым. А потому я все же решился признаться в своих чувствах… Ибо больше не имею душевных сил молчать.
Обжигаемый пронзительным взглядом округлившихся от изумления глаз горянки русич все же опустил голову, после чего заметно тише добавил:
— Именно это было написано в послании, госпожа Мария. И его никто не передавал мне… Потому как писано оно моей рукой.
В покоях грузинской царевны на несколько тягостных мгновений повисла неловкая тишина. Василисса так ничего и не ответила — а когда терзаемый нетерпением Самсон вновь поднял взгляд, то увидел, что очи горянки вдруг потемнели, приобретя особенный фиалковый отлив. При этом Мария закусила нижнюю губу — и задышала глубоко, часто… Так, словно ей не хватает воздуха.
Роман собрался уже подойти к окнам, чтобы открыть ставни и впустить в покои свежего морского воздуха — но тут в коридоре послышался шумный топот ног и громкие крики. Настороженный ими, манглабит поспешно покинул покои царевны, вновь почувствовав себя самим собой — не робким влюбленным, боящимся даже заговорить с возлюбленной, а опытным воином и рубакой, готовым с легкостью отдать жизнь за госпожу!
При этом забрав как можно больше жизней нападавших…
Но в коридоре Роман увидел лишь собственных воинов, спешащих к покоям Марии Аланской. Смерив их злым взглядом, манглабит грозно вопросил:
— Чего шумите⁈
— Беда, сотник! Франки Готфрида из Булони вероломно напали на Селимбрию — так, что ее стража не успела даже закрыть ворота! Город разграблен — а базилевс Алексей повелел собирать войско!
Глава 5
…- Выровняйте строй! Шеренга за шеренгой, прямые как меч — а не кривые, словно походка пьяного франка!
Самсон, неспешно следуя вдоль стены щитов своей сотни, ревностно следит за тем, чтобы его русичи сохраняли равнение — и строй их выглядел не хуже, чем у варягов из числа полабских славян да скандинавских викингов. И построенные в четыре ряда ратники послушно следуют командам манглабита, не желая его подводить… Кроме того, его обеспокоенность внешним видом дружины невольно отвлекает гвардейцев от тяжелых дум о грядущей битве и приглушает страх смерти — неизменно возвращающийся к воям после продолжительной мирной службы…
Неизвестно, какой ворон клюнул в темечко Готфрида из Булони, чье войско снабжалось ромейским базилевсом по первому разряду, не терпя ни в чем нужды. Но как бы то ни было, лотарингский герцог атаковал располагающийся на берегу Пропонтиды (в непосредственной близости от Константинополя!) град Селимбрию — и, взяв его на меч, разграбил. Непонятно, как обеты крестоносцев освободить Гроб Господень от магометан и сражаться с сарацинами не ради собственной славы и богатств, а во имя благочестия, сочетались с убийством и грабежом христиан — о помощи которым базилевс и просил католического патриарха, папу Римского! Алексей Комнин тотчас собрал в кулак гвардию, а также отправил гонцов во все фемы к прониариям, ускорить сборы и скорее прибыть к столице. Кроме того, началась раздача оружия добровольцам из числа горожан — в большинстве своем бывшим стратиотам, решившимся защищать свои дома от латинян… И наконец, отряды печенежских конных лучников покинули Царьград, получив задачу перехватывать на дорогах всех гонцов, следующих от Готфрида к прочим вождям крестоносцев!
К слову, уже переправившимся со своими ратями через Адриатическое море…
В свою очередь, к Готфриду базилевс отправил посла — с требованием явиться в Царьград лишь с телохранителями и братьями, дабы принести вассальную клятву императору. Но герцог ответил, что является подданным императора Священной Римской Империи и не имеет права дать присягу-оммаж еще и ромею! А вскоре братья Булонские подошли к столице со всем своим войском, начав грабить окрестности… Испытывая при этом вовсе не ангельское терпение Комнина!
Но император решил не обострять конфликт, понимая, что силы его и Готфрида примерно равны. Впрочем, он не сомневался в победе гвардии над войском франков и валлонов из Лотарингии — но допускал немалые собственные потери. А, кроме того, не забывал он и о значительно большем войске крестоносцев, уже следующем по землям империи из Эпира… Алексей решил быть политиком, а не воином — и вновь организовал снабжение крестоносцев. Кроме того, базилевс выделил латинянам землю под лагерь возле Галаты — обособленного квартала Царьграда, расположенного на северной стороне залива Золотой Рог. Крестоносцы вроде бы утихомирились — но повторное приглашение явиться к императору Готфрид и его братья отвергли… Тогда Комнин пригласил к себе в гости нескольких влиятельных феодалов из лотарингского войска, надеясь прельстить их — и сделать союзниками в переговорах с Булонскими. На что Готфрид сжег свой лагерь — и двинул войско на Царьград, сочтя, что его рыцарей взяли в полон!