Убийство на 45 оборотах - Буало-Нарсежак Пьер Том. Страница 23

Лепра узнал бумагу, почерк, штемпель… Ну что ж! Это похоже на фарс, ведь Мелио мертв. Прижав пакет к груди, Лепра с трудом, еле-еле, словно ему вспороли живот, дотащился до гостиной. Стены вокруг ходили ходуном. Он опустил свою ношу на стол и сел. Он слышал только собственное дыхание, и его все больше охватывал ужас. Нет, это невозможно… или что-то перевернулось в этом мире. Мелио умер. Он же точно знает, что Мелио умер… Пакет такой же, как остальные, столь же безобидный на вид, но Лепра не решался даже пошевелиться. Если бы Ева была рядом! Но он был один, наедине с Фожером!

Он пошел на кухню, взял нож, постоял еще в раздумье, гладя на пакет, словно от него зависела его жизнь. Наконец в ярости рванул веревку и разорвал бумагу. Вынул пластинку из картонной коробки. Ноги у него подкашивались, пот обжигал веки. Фожер мертв. Мелио мертв. И снова пластинка! Он поставил ее на проигрыватель, опустил иглу, дал себе еще минуту передышки, закурил и глубоко затянулся. Он пытался придать себе более мужественный вид. Ему казалось, что за ним наблюдают. Он нажал на «пуск» и, стиснув кулаки, стал ждать.

На этот раз Фожер шел прямо к цели.

«Дорогая Ева… я дал тебе несколько дней на размышление… и я уверен, ты все обдумала… в эту минуту ты наверняка не одна… Вы слушаете меня вдвоем… Но малыш Лепра не в счет… Я обращаюсь к тебе. Я только что написал письмо прокурору Республики».

Лепра затих, опустив голову в ожидании удара, который наконец добьет его. Фожер кашлянул – наверное, он курил свою горькую сигарку и в этот момент стряхивал пепел.

«Я мог бы послать это письмо, не предупредив тебя. Но ты так часто упрекала меня в неискренности… Поэтому я не хочу ничего от тебя скрывать. Вот мое письмо:

Фожер сделал короткую паузу. Лепра, затаив дыхание, не отрываясь смотрел на блестящий диск. Худшее было впереди.

«…Это письмо, – продолжал Фожер, – опустят через неделю. У тебя еще есть неделя – можешь жить, заниматься любовью или готовиться к обороне, – как тебе будет угодно. Я уверен, ты найдешь элегантное решение. Жаль, детка моя, что мы не смогли прийти к согласию. Но я не сержусь на тебя за это… Ты слышишь?.. Я больше не сержусь… Прощай, Ева».

Лепра продолжал слушать. Он понял, что это конец, что больше Фожер не заговорит. Тем не менее он не нажал на «стоп». Пластинка постепенно замедляла вращение, и наконец игравшие на ней блики замерли. Предметы вокруг Лепра вновь приобрели свои очертания. Он перевел взгляд на рояль, затем на цветы в вазе, на кресло, на пепел от своей сигареты, на ковер и снова на неподвижную пластинку. Из его горла вырвалось какое-то подобие всхлипа. Он тяжело опустился на табурет и сжал руки. «Что я встрял между ними?.. неделя… одна неделя… а потом…»

Внезапно ему захотелось увидеть солнце, видеть рядом людей. Он побежал в спальню Евы, еще хранившую дыхание страсти и сна. Ополоснул лицо, причесался, быстрым шагом пересек гостиную. Черный блестящий диск был похож на свернувшуюся кольцами змею. Лепра бесшумно вышел и запер дверь на ключ. Один оборот. Два оборота. Но опасность вышла из дома вместе с ним и отныне будет сопровождать его повсюду.

Террасы кафе были полны. Мужчины смотрели на женщин, женщины – на мужчин. Лепра отыскал столик на солнце. У него не было ни малейшего желания видеть Еву. Он завидовал клошару, спавшему в холле вокзала. Он брел наугад по улицам, мимо магазинов, почти забыв о своих страданиях, и его отражение скользило по витринам, вслед за ним. Когда он увидел афишу, то даже не удивился. Его имя было выделено лестным для него крупным шрифтом: Жан ЛЕПРА. Дальше шли фамилии авторов, чью музыку он будет исполнять. Бетховен, Шопен, Лист… Блеш прекрасно со всем справился. Лепра долго стоял перед афишей. Этот концерт не состоится. Газеты никогда о нем не напишут. Вернее, как раз напишут… Но в разделе судебной хроники… Он потерял все разом. Это еще не самое страшное. Агония наступит позднее. В полдень он вошел в кафе «Мариньян». Ева ждала его. Помахала ему издалека. Он сел напротив нее.

– Ты неважно выглядишь, – заметила она с явным подтекстом. – По-моему, ты переработал.

Лепра силился прочесть меню, но буквы прыгали у него перед глазами и слова казались бессмысленными: говяжье филе… рагу… сердце Шароле…

– Курицу, – сказал он машинально.

Ева забрала у него меню.

– Что с тобой?

– Ничего… ничего, просто немного устал.

Она посмотрела на него, ее глаза еще никогда так не светились любовью.

– Ты странный мальчик, – продолжала она своим надтреснутым, хрипловатым голосом, который одинаково хорошо умел петь о встречах и разлуках. – Вечно ты что-то скрываешь… вечно секреты какие-то… Хоть бы раз выговорился, облегчил душу.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?

– Ты уверен, что тебе нечего сказать?

Он схватил графин с водой, наполнил стакан и выпил, не утолив жажды. Потом жестко посмотрел на Еву, словно прицеливаясь.

– Ты права, – прошептал он. – Я должен кое-что тебе сказать.

Ему показалось, что лицо Евы как-то сжалось, застыло, превратилось в маску.

– Только что пришла последняя пластинка, – закончил он.

Метрдотель услужливо наклонился над столиком.

– Вы выбрали?

Ева сделала ему знак отойти.

– Бедняжка, – сказала она.

IX

Пластинка остановилась. Ева молчала, положив голову на руки. Лепра метался по комнате от рояля к двери и обратно. «Я уже хожу, как в камере, – подумал он. – Еще немного, и начну думать, как заключенный». Он в изнеможении остановился около Евы и оперся на спинку ее кресла.

– Ну… что ты об этом думаешь?

– Забавный был человек, – сказала она.

– Сумасшедший! – закричал Лепра. – Псих! Надо совсем спятить, чтобы так изощряться! Ева…

Она запрокинула голову и взглянула на него.

– Ева… ты считаешь… что его план сработает до конца?

– Мелио умер, – сказала она, – а пластинка пришла. Почему бы и письму не дойти до прокурора?

Ее тонкие губы, шептавшие что-то, глаза на запрокинутом лице внезапно показались ему чудовищными и нереальными.

– Я тоже выбит из колеи… Но ты, кажется, уже смирилась с этим. Я тебя не понимаю.

– А что я должна делать, по-твоему? Биться головой о стену? Кататься по земле? Он выиграл. Пусть так. Мы тут уже ничего не можем сделать.

– Он выиграл! – усмехнулся Лепра. – Он! Он! Что значит он? Он ведь умер, а? Ты говоришь о нем, словно он жив и здоров.

Ева пожала плечами, показала на проигрыватель.

– Он здесь. Ты слышал его, так же как и я.

– Так ты сдаешься?

– Я жду, – сказала Ева. – Это твои слова… Надо ждать.

– Ну а я ждать не намерен. Сложу чемодан и завтра буду в надежном месте.

– А я? – спросила Ева.

– Поедешь со мной.

– Он сказал бы точно так же… – сказала Ева с горечью. – Так все и началось.:. Ладно, я поеду с тобой. А что потом?

– Прошу тебя, – простонал Лепра. – Что бы я ни говорил, ты сердишься.

– Я вовсе не сержусь. Я просто спрашиваю: что потом? Ну, поедем мы в Швейцарию или Германию – и что там будет? Сменим имя. Допустим. Допустим даже, что нас не узнают. И что? Ты считаешь, что сможешь давать концерты? Ты будешь обычным безработным. А мне придется вести хозяйство… Нет уж, уезжай один, если хочешь.