Измена в прошлом (СИ) - Макова Марта. Страница 7

Глава 8

Продолжать разговор с мамой я не стала. В запасе у меня было ещё несколько дней, чтобы найти убедительные аргументы и объяснить маме причины моего отказа.

Рассказать, что Пашка мне изменит, что мы расстанемся и он навсегда исчезнет из нашей с сыном жизни? Мама не поверит, скажет, что у меня фантазия слишком буйная. Я и сама бы не поверила, если бы кто-то сказал, что знает своё будущее.

Поэтому я молча съела свой суп, вымыла за собой тарелку и снова сбежала в комнату. Подумать.

Это какая-то временная петля? Или что там пишут фантасты в своих книгах? Сейчас я даже жалела, что в своей прошлой жизни так мало читала фантастику и фэнтези. Или сейчас прошлая жизнь, а тогда была настоящая? Я совсем запуталась.

От непонимания происходящего, мне было страшно и муторно. Я не знала, как мне выяснить, что произошло и что сейчас делать. Как поступить? Как жить дальше?

В попытке хоть что-то то выяснить и понять, я машинально выдвигала ящики письменного стола и бегло рассматривала их содержимое. Старые учебники, тетради, шариковые ручки россыпью на дне ящика.

На глаза попался старый альбом для рисования. Вытащив его, я полистала страницы. Мои самостоятельные попытки научиться рисовать выглядели смешно и до ужаса нелепо. Посмеиваясь, переворачивала лист за листом и обнаружила между страницами чёрно-белую фотографию сына Сергея.

Сердце пропустило удар. Трясущимися пальцами я неловко пыталась взять её, фотография выскользнула и упала мне на колени. Я погладила пальцами лицо на фотографии и, только присмотревшись к ней, поняла – нет, это не сын.

На фотографии был Пашка. Серьёзный, в костюме и галстуке, с зачёсанными назад волосами. Я вспомнила, как украдкой вытащила это фото из Пашкиного школьного выпускного альбома и принесла домой, чтобы попытаться перерисовать.

Господи, как же Серёжка похож на отца! Практически одно лицо! Правильной формы чёрные брови, высокие скулы, прямой нос и выразительные глаза. Фото чёрно-белое, но я знала, что цвет глаз у них одинаковый – синий. Убойное сочетание – жгучий брюнет с синими глазами.

Девчонки бегали за сыном толпами, караулили у подъезда, оставляли записки с признаниями в почтовом ящике. Сын только улыбался, пожимал плечами и уверял меня, что пока ещё не встретил свою единственную.

Он так и не успел жениться. И внуков я не дождалась. После его смерти я осталась совсем одна.

Уже несколько лет сын работал в организации "Врачи без границ" и очень гордился этим. Если бы я знала, чем закончится эта его работа – костьми бы легла поперёк порога, но не пустила Серёжку туда. Никаких Африк и Азий! Если бы я только знала! Если бы могла это предвидеть, исправить!

Мой сын, мой родной, любимый мальчик погиб в чужой стране от рук бандитов. Он и его бригада просто лечили и оперировали местное население. Врачи приехали, чтобы спасать жизни, а их вывели из госпиталя и расстреляли. Бессмысленно, жестоко казнили в назидание другим.

Я тихо плакала и слёзы капали на фотографию, стекали с глянцевой поверхности, оставляя мокрые полосы на Пашкином лице.

Какой же ты дурак, Паша! Ты так и не увидел, каким замечательным и сильным мужчиной вырос твой сын. Каким хорошим хирургом он стал, как его любили и уважали коллеги. Каким красивым и высоким он вымахал, как две капли воды похожим на тебя.

Я кинула фотографию на дно ящика и задвинула его. Смотреть на фотографию Пашки мне было тошно. Если у меня была хоть одна, хоть самая маленькая фотография сына, я повесила бы её на стену в рамочку и смотрела на неё каждый день. Но в этой жизни у меня не было даже этого. И его самого не было. Ещё не родился.

Глава 9

Эту ночь спала я плохо. Мне снились тяжёлые и муторные сны. Я бежала по какой-то просёлочной дороге за сыном и звала его, а Серёжка всё дальше и дальше уходил от меня. Оборачивался, молча улыбался и махал мне рукой, а я никак не могла догнать его. Во сне мне жизненно важно было остановить его, а он уходил и уходил. Молча и неумолимо. По бесконечной пыльной дороге.

Проснулась я укрытая с головой всё тем же душным ватным одеялом, вся мокрая от пота и слёз. И уже совершенно не удивилась, что я всё ещё здесь. Не удивилась своему ещё непривычному отражению в зеркале. Маме, готовящей завтрак на нашей кухне. Старому тополю за окном.

Только обречённо подумала, что обратно в свою прежнюю жизнь я уже, видимо, не вернусь. Хотя я там и осталась совсем одна, но было всё понятно и ясно.

На работу плелась, с трудом передвигая ватные ноги. Ночной сон выхолостил меня до гулкой пустоты в душе и безразличия к происходящему. Какая-то мысль пыталась пробиться в уставший мозг, но ей не хватало сил сформироваться во что то осмысленное.

До самого обеда я не могла сосредоточиться. Перепечатывала по несколько раз одни и те же листки, делая ошибку за ошибкой. Пистимея шипела на меня коброй, недовольно поджимала свои тонкие губы. А девчонки беззлобно подшучивали, списывая мою рассеянность на предсвадебный мандраж.

Сегодня весёлая трескотня клавиш печатных машинок и визг кареток уже не вызывали умиления как в первый день. Только головную боль и раздражение. С трудом дождавшись окончания рабочего дня, я медленно шла по аллее в сторону дома.

– Ты чего меня не подождала? – запыхавшаяся мама поравнялась со мной и тоже замедлила шаг. Так, не спеша мы шли, и я вдыхала полной грудью свежий апрельский воздух, пахнущем весной и молодой зеленью. И разлукой. Так пахла весна, в которой мы расстались с Пашей. И потом все последующие. Тоской, ревностью и обидой.

– Сходи сегодня к бабушке. Она картошку с луком привезла с работы. Надо забрать, а то дома закончилась.

Я вспомнила, что бабушка работала в бригаде "картофельных старушек". Так в шутку на комбинате называли набранных для работы на подшефном овощехранилище молодых, и не очень, пенсионерок. Постоянно отрывать от производства рабочих было неудобно и невыгодно, поэтому создали постоянную бригаду из пенсионеров и навечно откомандировали их перебирать картошку и морковку. И бабушкам подработка к пенсии и подшефное хозяйство не в обиде, а наша семья всегда была обеспечена отборными овощами.

Я обрадовалась, я ведь так и не повидала её. И я ужасно скучала по ней в прошлой жизни. Или в настоящей? Я снова запуталась в мыслях. От дум об этом снова начала болеть голова.

Двухэтажные домики на два подъезда были самыми старыми в нашем посёлке. Их построили в одно время с комбинатом и заселяли первыми рабочими. Эта, самая старая часть нашего городка, почему-то называлась Молодёжка. Хотя жили здесь сплошь пенсионеры. Бабушкин дом считался "образцового содержания". Об этом гордо возвещала поржавевшая железная табличка, прикреплённая над дверью. Жильцы вполне оправдывали это высокое звание и содержали свой подъезд в идеальной чистоте. Его то полы я и драила, когда первый раз увидела Пашку.

Я не на шутку разволновалась перед бабушкиной квартирой. Сделала глубокий вдох и, взявшись за ручку, толкнула дверь.

Мы жили в стране непуганых ворон. Не запирались в квартирах изнутри, только если на ночь. Прятали ключи под половик перед дверью, когда уходили. У нас не было кодовых замков на подъездах и металлических решёток на окнах первого этажа. Мы не боялись друг друга.

Дверь беззвучно открылась и я, с трепетом в груди, шагнула в пахнущую "Красной Москвой" и сдобными пирогами квартиру. Здесь прошла самая счастливая часть моей жизни – безоблачное детство.

– Ба? – негромко позвала я.

– Юля? – бабушка выглянула из открытой двери кухни вытирая руки вафельным полотенцем и радостно улыбнулась, – Пришла? Чай будешь? Я пирог испекла сладкий и ватрушки с творогом.

Я расплылась в счастливой улыбке. Бабушка! Моя любимая, родная, моя самая добрая на свете! Кажется, прихожую я пересекла за доли секунды и обняла стоящую у раковины бабушку со спины. Ткнулась носом ей в затылок и судорожно задышала, пытаясь удержать слёзы радости.