Мальчишка с собакой - Козлов Вильям Федорович. Страница 3

Он взял газету, которая лежала на садовой скамейке, и стал просматривать. Потом взглянул на меня и со вздохом сказал:

— Все нет сообщения…

— Сообщения? Он сложил газету и бросил на траву.

— Ну, например, о запуске космонавтов…

— Давно не запускали, — сказал я.

— Запустят.

— На Марс?

— Может быть, и на Марс… Теперь он на очереди.

— Скорее бы, — сказал я. — На Марс запустят — тогда и на другие планеты полетят.

— Думаешь, так-то просто? Каждая планета — это загадка. Вот изучат планеты автоматические станции, а тогда и человек полетит, чтобы наверняка.

— Ладно, хватит про космос, — сказал я. — Вот что, Мишка вызывает тебя драться, понял?

— Может, и так получится, — продолжал он, — прилетит космонавт на планету, а на землю не сможет вернуться… И будет жить там, пока за ним не прилетят другие… Ты только подумай: человек на таинственной планете! Он живет там и смотрит на Землю. Ждет, когда за ним прилетят. А на Земле его ждут… Жена, дети.

— Будешь драться? — спросил я.

— Драться? — взглянул на меня Женя. — С Мишей? Если он хочет, пожалуйста… А из-за чего мы должны драться?

— Вам виднее, — сказал я. — Мне велено передать.

И объяснил ему, что драться они будут вечером, у поваленной березы. Мы с ним забрались на крышу, и я показал ему березу. Она издали видна. Одна половина из земли торчит, а другая рядом валяется. Еще весной молния ударила в березу.

— Не забудь, — сказал я. — Вечером.

— Ладно, приду, — сказал он и улыбнулся. — А ты, значит, секундант?

Что такое «секундант», я не знал, а спросить постеснялся. Потом у Мишки спросил, и он мне уверенно объяснил, что секундант — это человек с часами. Он с Женей будет драться, а я должен смотреть на часы и засекать время.

Когда я спросил — зачем, Мишка сказал, что так все секунданты делают… А зачем, он и сам не знает.

Я уже закрыл за собой калитку и вдруг неожиданно для себя сказал:

— Ты учти: Мишка — левша…

— Левша? — рассеянно переспросил он.

Зачем я это ему сказал? Левая рука Мишку не раз в драках выручала. В самый неожиданный момент он наносил сокрушительный удар левой, и противник начинал размазывать кровь по лицу.

Они награждали друг друга оплеухами и тумаками, а я сидел на поваленной березе и грыз сизую турнепсину. Дрались они хорошо, попусту не суетились, не хватали друг друга за волосы и не царапались. Приятно было смотреть на них. Мишка что-то бурчал под нос, а Женя дрался молча. Паренек он был крепкий, и мой друг только кряхтел, получая удары.

Мне показалось, что у оврага шевельнулись кусты и вроде бы мелькнуло что-то. Но я сразу же об этом забыл, увидев, как Мишка слева заехал Жене в губу, — правда, в ответ он тут же получил сильный удар по скуле…

Услышав вдалеке знакомый басистый лай, я оглянулся: по турнепсовому полю напрямик от деревни черным клубком летел к нам Орион. А за ним не спеша шагала по тропинке Наташка.

— Орион! — завопил я, сообразив, что дело может плохо для Мишки обернуться.

Они сразу перестали драться и стали смотреть на приближающегося Ориона.

— Не вздумай замахнуться, — сказал Женя. — Разорвет!

Орион с ходу бросился к нему на грудь. Облизал лицо и, радостно повизгивая, стал прыгать вокруг. Мишка стоял руки по швам и не шевелился.

— Неужели, чертяка, окно выбил? — сказал Женя. — Он может.

Подошла Наташка. В зубах зеленая травинка. Она что-то напевала.

— Чего вы здесь делаете? — спросила она. А глаза хитрющие.

— Тебя ждем, — сказал я. — Что, думаем, Наташка не идет?

— Как он оттуда вырвался? — сказал Женя. — Я обе двери закрыл.

— Это ты про собаку? — спросила Наташка. — Иду мимо случайно, слышу, Орион лает и на окна бросается… Ну, я и выпустила.

— Понятно, — мрачно сказал Мишка.

Я подозрительно посмотрел на Наташку: уж не ее ли это платье мелькнуло в кустах?

— А случайно ты в ольшанике у оврага не сидела? — спросил я.

— У какого оврага? — сделала Наташка большие глаза.

Это, конечно, ее работа. Впрочем, я не стал разоблачать Наташку. Я был с самого начала против этой дурацкой драки. Мне этот чудной парень с собакой нравился. С ним интересно поговорить. Знает про все на свете. И первый никого не задирает. Мишка на него злится, так это из-за Наташки.

Я посмотрел на них: хороши красавчики! У Жени губа разбита и нос стал вдвое толще, а у Мишки скула распухла и один глаз уменьшился.

Женя облизывал разбитую губу, сплевывал красноватую слюну и гладил Ориона.

Мишка все время отворачивался в сторону, чтобы Наташка не заметила, какой он стал урод.

Солнце опустилось за синюю-синюю тучу. На деревню ползли пышные розоватые облака. Говорят, когда солнце опускается за тучу, будет дождь. Скорее бы, а то надоело огород поливать. И потом, охота по лужам побегать!

Я люблю, когда дождь. Речка вспухает, становится мутной, а по дорогам и тропинкам в овраг скатываются ручьи.

— Смотрите, спутник полетел, — сказал Женя.

Я уставился на небо, но, кроме нескольких тусклых звезд, ничего не увидел.

— У меня есть подзорная труба, — сказал он. — В нее все спутники видны.

— Я ни одного не вижу, — поглядел я на небо.

— Их много летает, — сказал Женя. — Просто люди на них не обращают внимания…

Мы вчетвером сидим на крыше тети Марьиного дома и по очереди смотрим в подзорную трубу. Крыша крутая, и нужно все время быть начеку, а то, чего доброго, съедешь по замшелой дранке и сверзишься прямо в сад. Внизу носится Орион и скулит. Он хочет к нам, на крышу. Тети Марьи нет дома. Она с бригадой на сенокосе. Вернется завтра к обеду.

Длинная выдвижная труба установлена на треногу. В окуляр видны яркие звезды и маленькие блестящие спутники. Их действительно много на небе. Они появляются у кромки леса, мерцая, как звезда, двигаются по темному небу и постепенно теряются среди других звезд. Иногда рядом летят сразу два спутника.

— Вот это наш «Космос», а это — последняя ступень американской ракеты… — объяснял Женя.

— Откуда ты знаешь? — не выдержал Мишка.

— Я каждый вечер смотрю, — сказал Женя.

— А как эта звезда называется? — спросила Наташка. Она смотрела в трубу и пальцем показывала в небо.

— Рядом с Большой Медведицей? — спросил Женя.

— Нет, Медведицу я знаю… Ну, вот эта яркая, а рядом еще три.

— Это созвездие Волосы Вероники.

— Волосы Вероники… — шепотом повторила Наташка. — Какое красивое название.

— А это что за звезда? — небрежно ткнул Мишка пальцем в небо.

— Марс, — сказал Женя. — Планета.

— Верно, — сказал Мишка.

— А это? — спросил и я.

— Гончие Псы…

Я только диву давался: откуда он все знает? И Мишка перестал задираться. Глаз у него почти совсем закрылся, так что ему удобно смотреть в трубу, не нужно прищуриваться. Это всегда так, после драки отношения начинают налаживаться. Наша дружба с Мишкой тоже началась с драки.

Мы долго сидели на крыше, рядом с печной трубой. Ориону надоело лаять, и он улегся на тропинку и морду положил на лапы. Когда он поднимал голову, чтобы посмотреть на нас, глаза его вспыхивали красноватым светом. Женя рассказывал про звезды и показывал их нам. Жалко, что облака закрыли полнеба.

Наташка смотрела Жене в рот. И глаза у нее мерцали, как эти далекие звезды. А Женя, наоборот, отворачивался от нее и смотрел на Мишку. И я чувствовал, что все это он рассказывает для Мишки. Наверное, и Мишка это понял и перестал волком смотреть на Женю.

Когда мы спустились вниз, тучи закрыли все небо. Стало темно, в саду зашумели яблони.

Орион подбежал к нам и всем по очереди положил толстые лапы на плечи. Так он выражал свою радость и дружелюбие. Над лесом, далеко-далеко, полыхнула молния.

— Ура, — сказал Мишка. — Будет дождь!

— Космонавты в дождь не стартуют, — сказал Женя, глядя на небо. Здесь может идти дождь, а там… звездное небо. Может быть, сейчас космонавт на лифте поднимается в ракету… Четыре, три, два, один… Старт!