Президент Каменного острова - Козлов Вильям Федорович. Страница 24

— Как прогулка на таинственный остров? — спросил Гарик.

Аленка не ответила.

— Какая муха ее укусила?

— Не знаю, — ответил я.

— Девчонка, — рассудительно заметил Федя.

— Видел, как вас понесло к берегу, — сказал я. — Течение? Гольфстрим?

Гарик и Федя переглянулись.

— Никуда нас не понесло, — ответил Гарик.

— А лодку вашу ветром перевернуло?

— Какую лодку? — спросил Федя, хлопая рыжими ресницами. В трусах и мокрой кепке он стал еще смешнее. Ноги у Феди были тонкие и кривые. У кого такие ноги, хорошо верхом на лошади ездить. Решили поиграть со мной в прятки. Дурака валяют!

— Что там на острове? — помолчав, спросил Гарик.

— На каком острове? — в свою очередь удивился я.

— Кончай придуриваться, — сказал Федя. — Разговаривал с Президентом? Отдаст лодку?

— Наверное, вода холодная…

— Запомнил ход? — спросил Гарик.

— Выкупаться или не стоит? — сказал я.

Федя хмуро взглянул на меня и буркнул:

— Президенту продался?

— Он толковый парень, — сказал я.

Федя растянул рот в презрительной улыбке:

— Медом тебя попотчевал?

— Чего не было, того не было, — сказал я.

— Падло твой Сорока! Какой законник выискался… Штраф требует? А кукиш не хочет? Дождется, пока башку ему оторвут… Жалко, батя уехал на лесозаготовки, он бы его прищучил!

— Это ты Сороке скажи…

— Деньги ему за это платят, что ли? Ну чего он нос сует не в свое дело?

— Не знаю, — сказал я.

— Коли с председателем здоровается за ручку, так думает, сам начальник… Видали мы таких начальников!

— Не надо рыбу глушить, — сказал я.

— Умолкни, кочерыжка капустная…

Я на всякий случай свистнул Деда. Он тотчас прибежал и, задрав вверх бородатую голову, уставился на меня: «Что скажешь?» Я погладил Деда, и он, довольно заворчав, улегся у моих ног. Теперь я мог с Федей разговаривать как хотел.

— Лодку ты не получишь, понял? — сказал я. — И не двигай своим толстым носом, тебя никто не боится.

Гриб еще сильнее задвигал носом и запыхтел.

— Ткну — мокрое место останется, — пробурчал он, сжимая кулаки.

Дед поднял голову и посмотрел на Федю, который все ближе подступал ко мне.

— Куда он лодку заховал?

— Откуда ему знать? — вступился Гарик.

Но я уже и сам разозлился. С какой стати Гриб размахивает перед моим носом кулаками? Не я ведь спрятал его лодку? Опять зло на мне срывает. Хватит с меня! На лодке я тогда терпел, никуда не денешься — кругом вода. А на берегу меня лучше не тронь.

— Клоун ты, — сказал я.

Федя окончательно рассвирепел. Он сдвинул повыше свою сморщенную кепку и замахнулся. Это движение Дед не переносил. Терпеть не мог, когда люди друг на друга кричали и замахивались. Если мы с Аленкой не дурачились, а всерьез ругались, то он грозно рычал и показывал свои ослепительные клыки. Федя не успел меня ударить, Дед молчком цапнул его за ногу. Гриб завопил и схватил Деда за хвост. Дед зарычал и, извернувшись, прихватил Федю за руку. Гриб сразу перестал ерепениться и спрятал руки за спину.

— Уйми собаку, — совсем другим тоном сказал он.

— Дед, как тебе не стыдно? — сказал я и отозвал его. Войдя в раж, он намеревался еще раз вцепиться в Федю. Гарик во время этой короткой схватки отбежал в сторону и выломал здоровый сук, готовясь вступить в бой с Дедом. Я посоветовал ему бросить палку, пока Дед не заметил. Я сказал Гарику, что Деда палкой не удивишь. Эрдельтерьеры — отчаянные собаки и никого не боятся. Они даже охотятся на львов. А уж с Гариком ему и делать нечего. Гарик послушался и бросил палку. А Дед, схватив ее, стал яростно грызть, только щенки полетели.

Федя осмотрел свои раны и, немного посопев, сказал:

— В деревне собака покусала одного… Тридцать уколов влепили!

— Сходи в больницу, пусть и тебе влепят, — посоветовал я.

— Ты привяжи его, — сказал Гарик.

— Он за дело кусает, — сказал я.

Федя нагнулся к воде и стал обмывать ногу и руку. А Дед уже забыл про нас: подбросил палку вверх, поймал ее и помчался вдоль берега, лая и дурачась.

— Нехорошо получилось, — сказал Гарик. — Человек переживает, лишился лодки.

— По-твоему, лучше было, если бы он мне врезал?

— Не надо было эту дурацкую бомбу в воду кидать, столько мальков загубили. Зря ты Деда натравил, — сказал Гарик.

— В другой раз не будет кулаками размахивать.

Подошел Федя. На меня он не смотрел. Я понял, что наши отношения безнадежно испорчены. Признаться, Гриб мне не очень нравился. Орет, как на базаре, оскорбляет.

На меня даже отец никогда не кричит. Бывает, что Аленка разойдется, да что с девчонки возьмешь?

Федя сдернул с кустов свою одежду и, хотя она еще не просохла, оделся. К рамкам прилепил по кусочку листа подорожника.

— Пока, — мрачно сказал он и, прихрамывая, ушел. Гарик проводил его взглядом и, посмотрев на остров, пробурчал:

— Все из-за него…

Глава двадцатая

— Ну где же вы?! Сю-да-а!

Я решил, что Аленка тонет. Иначе с чего бы она так кричала? Наперегонки с Гариком мы бросились к озеру. Аленка стояла в лодке и обеими руками держала за длинное удилище.

— Я наконец поймала большую рыбину, — сказала она, не глядя на нас. Лицо у нее было удивленное.

Конец удилища ходил, леска натянулась.

— Давай я, — сказал Гарик, собираясь прямо в штанах лезть в воду!

— Не мешайте! — ответила Аленка. И даже ногой топнула. Она стала подводить добычу к лодке. Но лещ упирался, не шел.

— Уйдет! — стонал Гарик. — Как пить дать уйдет.

— Она же ловила, — сказал я.

— Где подсачок?

— Не кричи под руку, — ответила Аленка. — Я и без этого… сачка.

— Тащи подсачок! — приказал Гарик.

Я пулей бросился к палатке, схватил подсачок на бамбуковой ручке и прибежал обратно. Рыбина еще держалась на крючке. Гарик вырвал подсачок из рук и ловко забросил в лодку. Аленка, не отрывая глаз от лески, взяла его.

— Леску не ослабляй! — переживал Гарик. — Сорвется, слышишь?

— Никто не ослабляет…

— Пускай воздуха глотнет… Легче тащить будет!

— Он не хочет воздуха…

Аленка все-таки подвела рыбину к борту и стала просовывать под нее подсачок. Рыбина всплеснула, и мы увидели золотистый бок и черный плавник.

— Лещ! — сказал Гарик. Рыба высунула из воды голову и, глотнув воздуха, добровольно легла на бок.

— Чего ждешь? — крикнул Гарик. — Тащи!

Аленка все еще никак ни могла просунуть подсачок.

— Бери с хвоста! С хвоста, говорю!

— Лопнешь, — сказала Аленка.

Гарик стукнул себя кулаком по лбу и в одежде полез в воду. Но когда он подплыл к лодке, торжествующая Аленка уже держала в подсачке изогнувшуюся рыбину. Крупная чешуя отливала золотом.

— Просто удивительно, почему не ушел, — говорил Гарик, плавая вокруг лодки.

— Всю рыбу распугал, — сказала Аленка.

— Давай к берегу, — позвал я. Мне тоже хотелось посмотреть на леща. Аленке самой не терпелось показать рыбину. Она стала грести к берегу. Гарик плыл рядом.

— Она чуть удочку не утащила, — рассказывала Аленка. — Смотрю, удочка сползает в воду, я как дернула! Тяжелое что-то. Тут я как закричу…

— Слышали, — сказал я.

Лещ был килограмма на полтора. Он смирно лежал на траве и ворочал глазами. Почему-то он почти не брыкался.

— Везет же… — сказал Гарик. Мокрая рубаха и штаны облепили его, у ног — лужа.

— Я говорила, что поймаю… — ликовала Аленка. — Это Сорока мне место показал. Я с шести утра сижу тут. Сначала одни ерши, а потом…

— Что дальше было — мы знаем, — сказал я.

Аленка умолкла. И правильно, нечего задаваться. Повезло, так помалкивай! Вот мне почему-то не везет…

Я вдруг увидел, как недалеко от того места, где ловила Аленка, закачались камыши, скрипнула осока. Негромко всплеснуло, разбежались круги. Когда солнце вышло из-за облака, я увидел под водой расплывчатую двигающуюся тень. Я думал, что увижу и зеленую трубку, но трубки не было. Тень ушла в глубину, растворилась. И сколько я ни смотрел — трубку так и не увидел. Маленькие волны сомкнулись над таинственным пловцом. Опять загадка: кто это? У Сороки была трубка, он не мог так глубоко уходить под воду.