Стажер нелегальной разведки - Шарапов Валерий. Страница 6

Глава третья

В школе разведки Павел остался под своим именем, но получил учебную фамилию Савельев. Так повелось с самого образования школы, что для конспирации курсантам оставляют имя, но меняют фамилию. Но первая ее буква остается прежней. Для Павла это было как элемент игры, а для некоторых курсантов это был неприятный момент. Дети номенклатурных родителей пользовались фамилией и как охранной грамотой, и как скатертью-самобранкой, и как палочкой-выручалочкой. А теперь без папиной или дедушкиной фамилии они чувствовали себя как голые.

Первого сентября в «Лесной школе», так на жаргоне называли Краснознаменный институт КГБ СССР, начались занятия. С 1938-го по 1943-й она называлась ШОН, что значит Школа особого назначения. В 1943-м ее переименовали в Высшую разведывательную школу № 101, а с 1968 года учреждение стало называться Институт разведки КГБ СССР.

Все это слушатели узнали на первом занятии. Также их познакомили со структурой Комитета государственной безопасности. Курсантам было интересно, куда они могут попасть. Центральный аппарат состоит из девяти главных управлений и нескольких управлений. Разница между главным управлением и просто управлением – как между генерал-лейтенантом и лейтенантом.

Первое главное управление, сокращенно ПГУ, занимается внешней разведкой. В него входят четыре управления. Это управление С, занимающееся нелегальной разведкой. Управление Т, ответственное за научно-техническую разведку. Управление К, курирующее внешнюю контрразведку, и управление РТ: присмотр за иностранцами на территории Союза. В ПГУ также входили подразделения по регионам всего мира.

Второе главное управление осуществляет внутреннюю контрразведку, именно они ловят шпионов по всей стране.

Третье главное управление следит за армией, так как у военных нет своей контрразведки.

Пятое главное управление занимается идеологией, следит за так называемыми диссидентами.

Седьмое главное управление – это наружное наблюдение, слежка.

В восьмом управлении занимаются шифрами и связью с посольствами.

Девятое управление обеспечивает охрану первых лиц государства и партии.

Учеба была напряженной, порой даже тяжелой, как, например, на занятиях по иностранному языку, иногда обыденно-скучной, когда уже в который раз конспектировали работы Ленина, материалы съездов и пленумов КПСС.

Но чаще было интересно. После деревенской скуки юноша попал в живительный водоворот мужской жизни. Каждодневные утренние пробежки, тренировки в бассейне, рукопашный бой, стрельба из разных видов оружия, вождение автотранспорта заставляли чувствовать себя настоящим мужчиной.

На занятиях по оперативному искусству, по основам шифрования, связи, другим спецдисциплинам курсантов гоняли до седьмого пота. Каждодневные восьмичасовые погружения в иностранный язык сначала разламывали голову, вызывали кошмары по ночам, человек реально захлебывался от потока новых слов, выражений, правил грамматики и синтаксиса. Тут ты или обреченно тонешь, либо ощущаешь, что в тебе родился другой человек, который не только говорит на другом языке, но и по-другому думает и даже поступает. Другой язык – это ведь еще и другая культура.

Немного расслабиться можно было с обеда в субботу до утра понедельника. Москвичи отправлялись под родительское крыло, иногородние могли себе позволить заняться личными делами, но чаще всего это время тратилось на подчистку «хвостов».

Вообще ребята в группе подобрались разные. Были выпускники элитных московских вузов с хорошей языковой подготовкой, были парни, прошедшие армию, отучившиеся в институте, уже имевшие семьи. Были, конечно, и комсомольские функционеры. Соответственно и учились они по-разному. У кого-то уже был английский почти в совершенстве, но хромала физическая подготовка. У другого, наоборот, «отлично» по борьбе и стрельбе, но язык дается с трудом.

Павел имел и хорошую спортивную форму, и способности к языкам. Конечно, их не готовили к званию «мастер спорта по рукопашному бою» или «мастер спорта по стрельбе». Но если Павел, благодаря самбо и улице, на которой он вырос, знал, как надо вести себя в драке, умел защищаться и нападать, то были отдельные личности, которые ни разу не дрались даже в детстве. Спарринги по рукопашке формировали у этих курсантов бойцовские навыки, хотя и с опозданием.

Стрельбой, шифрованием, радиоделом Павел ранее не занимался, но показатели у него были хорошие. Изучалось оружие разных стран, велась огневая подготовка. У тех, кто плохо стрелял, бытовало мнение, что у разведчика главное оружие – голова, а там, где начинается стрельба и прыжки с крыши, разведка заканчивается.

Так было до одного занятия на огневом рубеже. Проводил это занятие здоровый крепкий прапорщик. Каждый промах, выстрел в молоко, вызывал у него прямо-таки зубную боль.

– Построиться! – дал команду прапорщик после очередных не очень удачных стрельб из пистолета Стечкина по грудной мишени. – Товарищи курсанты, вы – будущие офицеры органов государственной безопасности. Это значит, что на ваших плечах не только погоны, но и ответственность за защиту граждан страны. Защита граждан от врага осуществляется не только раскрытием его коварных планов, но и способностью его уничтожить.

Инструктор по стрельбе был серьезный мужик и понимал, что эти парни – не солдаты, которые выполняют приказ командира и для которых ответственность лежит на их командире. Эти ребята должны будут сами принимать решение и нести за него ответственность. До них надо было донести эту мысль так, чтобы она дошла до печенок.

– Наш взвод в шестьдесят восьмом году по тревоге перебросили в Чехословакию, в один небольшой городок, для охраны завода по производству вооружения. Рабочих на заводе не было, и мы его просто охраняли. Местное население сначала относилось к нам с опаской, но потом, видя, что у нас приказ силу не применять и не использовать оружие даже для самообороны, осмелело. Особенно молодежь. В нас бросали камни, могли даже плюнуть в лицо. По ночам, когда действовал комендантский час, улицы патрулировали наши бойцы. Так на них подростки на машинах и мотоциклах устраивали целую охоту. Могли сбить машиной, а мотоциклисты, вооруженные палками, на ходу старались изувечить наших солдат. А у нас приказ. Я тогда был еще сержантом, и как-то мы с товарищем зашли попить пива в местный ресторанчик. Там моего друга и подрезали. Мы, конечно, отбились, но получили взыскание от командира за то, что якобы спровоцировали местное население.

Все стены в городке были исписаны оскорбительными надписями о Советском Союзе. Две водонапорные колонки рядом с Домом культуры, где мы располагались, оказались сломанными, у нас начались перебои с водой. Местный бургомистр делал вид, что нас не понимает, и помогать демонстративно отказывался. Каждый день раненых и избитых с нашей стороны становилось все больше. Приказ не применять силу и оружие приводил нас в уныние. Вопрос стоял уже не о защите социалистических идеалов в Чехословакии, а о выживании наших людей. Как-то вечером меня и еще одного сержанта командир вызвал на совет, как нам быть дальше. В городке слышался рев автомобильных и мотоциклетных моторов. Началась охота на наших солдат в патрулях. А они, по сути, просто восемнадцати-двадцатилетние пацаны…

Строй курсантов стоял молча. Каждый примерял ситуацию на себя, и это вызывало довольно тягостное впечатление. Прапорщик медленно ходил перед строем, даже не глядя в глаза слушателей.

– Поздно ночью возник пожар в оружейной комнате. Мы его быстро потушили, но вынуждены были составить акт о приходе в негодность двух автоматов, ящика с патронами и сумки с гранатами. Утром я с другим сержантом повез на мотоцикле это списанное имущество в штаб. Но на мосту мы не справились с управлением, мотоцикл слетел в реку. Его мы достать смогли, а списанное оружие и боеприпасы утонули. Глубоко было, да и течение быстрое. К обеду приехала комиссия из штаба. Как водится, выдали нам по первое число. Замполит, после того как мы рассказали, что находимся практически в осаде, еще раз напомнил про приказ не трогать местное население. Только особист опросил нас об инциденте и с подозрительной ухмылкой подписал акт списания. Этой же ночью машина с местными, которая попыталась впечатать в стену наших солдат из патруля, была изрешечена очередями из двух автоматов. На следующую ночь еще три мотоциклиста с седоками были расстреляны в упор.