Президент не уходит в отставку - Козлов Вильям Федорович. Страница 4

— Хотела бы я знать: действительно ты так думаешь или притворяешься?

— Посмотри, какие облака, — задрал Сорока вверх голову. — Быть завтра на заливе шторму… — Он машинально сжал кулак и подул на вспухшие костяшки пальцев.

— Что с рукой? — поинтересовалась она.

— Рука? Ах это… чепуха! На тренировке.

— На какой тренировке?

— Ну это… — запнулся Сорока. — На обыкновенной.

— А врать-то ты, Тима, не умеешь, — сказала Алена. — Я все видела… Это они поколебали в тебе веру в себя?

— Может быть, и они, — вздохнул он и вдруг взорвался: — Я не толстовец и не могу, когда бьют по одной щеке, подставлять другую!

— По-моему, они до тебя и дотронуться-то не успели, — скрывая улыбку, заметила девушка. — Да, а кто это такой высокий со светлыми волосами? Ну, модный такой…

— Понравился?

— Я его даже толком не разглядела… — рассмеялась Алена.

— Я еще сам не знаю, кто он такой, — сказал Сорока.

— Он из них самый симпатичный…

— Девушки от него без ума… — усмехнулся Сорока.

— Надо же, — сказала Алена.

Сорока стоял на берегу и смотрел на залив. За его спиной шумели кряжистые береговые сосны. Ветер дул с Балтийского моря, и небольшие стального цвета волны одна за другой не спеша накатывались на песчаный пляж. Влажный потемневший песок шипел, на нем возникали и лопались маленькие прозрачные пузырьки. Выше, на берегу, разлеглись огромные серые камни-валуны. Закругленные, облизанные волнами бока лоснились. Верхняя часть валунов растрескалась, кое-где из расщелин сиротливо торчали блеклые пучки травы. На заливе виднелось несколько лодок. Они качались вверх-вниз. Там, дальше, на плесе, волна была больше.

По самой кромке песчаной косы вперевалку, что-то высматривая, бродили вороны. Стоило шипящей волне приблизиться, птицы подпрыгивали, на миг взмывали в воздух — и снова опускались на песок.

Редкие чайки, пролетая над ним, поворачивали белые точеные головы с грубыми серыми клювами и резко вскрикивали. Вороны, не обращая на них внимания, с сосредоточенным видом ковыляли дальше.

К берегу приближалась лодка с двумя рыбаками. Один взмахивал веслами, второй с удочками сидел на корме.

Ветер белым пузырем вздул на его спине рубашку. Который с удочками, помахал Сороке рукой и что-то крикнул, но ветер отнес слова в сторону. Вороны, заметив лодку, забеспокоились, запрыгали прочь, а потом взлетели.

Нос узкой деревянной лодки с тихим шорохом зарылся в песок, Сорока помог ее вытащить подальше на берег.

— Как рыбалка? — поинтересовался он.

Владислав Иванович и Сережа переглянулись. И вид у обоих при этом был таинственный.

— Ты не поверишь, мы на блесну зацепили… акулу, — стал рассказывать Сережа. — Я как увидел ее, чуть за борт не свалился…

— Ну и где же она, ваша акула?

— Оборвала блесну — и тю-тю!

— Кто-то действительно большим схватил блесну, — проговорил Владислав Иванович, закуривая.

— Я сам где-то читал, что однажды кит заплыл в Неву, — сказал Сережа. — И акула могла сюда приплыть…

— Приплыть — вряд ли, — вступил в разговор Владислав Иванович. — А вот прилететь — да.

— Откуда прилететь? — растерялся Сережа.

— Из космоса, — подсказал Сорока.

Сережа нагнулся к лодке и, взяв составную бамбуковую удочку, стал разбирать ее. Лицо у него было обиженное. За три года, что Сорока его не видел, Сережа вытянулся, давно перегнал в росте свою сестру. Волосы потемнели, лицо узкое, глазастое. Чем-то он походил на своего отца, а вот чем именно — было трудно определить.

— Хорошо, это была не акула, — помолчав, сказал Сережа. — Но тогда кто?

— Может быть, огромный судак? — сказал отец.

— Или крокодил? — с кислой улыбкой проговорил Сережа. — Хватит об акуле. Я знал, что мне все равно никто не поверит… — Он бросил на отца красноречивый взгляд. — Даже ты!

— Не верь чужим речам, а верь своим глазам, — сказал Владислав Иванович.

— Где Алена? — спросил Сережа.

— Думаешь, она поверит в акулу? — улыбнулся Сорока.

— Она, — с ударением произнес Сережа, — она поверит.

Владислав Иванович опрокинул лодку днищем вверх и примкнул ее цепью к ржавой железной трубе, вбитой в землю. Таких перевернутых лодок много лежало на берегу. Неподалеку возвышался гигантский, во многих местах проржавевший поплавок, очевидно, в шторм выброшенный на берег. К таким поплавкам в порту привязываются буксиры. Он стоял, наклонившись в сторону залива. На когда-то выкрашенном суриком боку железной посудины свежей белой краской было размашисто выведено: «Алена, я буду тебя ждать по субботам и воскресеньям с 20 до 21 часа!» Подписи не было.

— Кто это, интересно, намалевал? — кивнул на бак Сережа.

На этот риторический вопрос никто ему не ответил. Бак вышвырнуло на берег ранней весной, когда только что прошел лед, а вот белая надпись появилась совсем недавно. Еще в прошлое воскресенье ее не было.

— Где он, интересно, ждет ее? — обвел пустынный берег глазами Сережа. — В баке, что ли, спрятался?

Он подошел к поплавку и постучал носком резинового сапога. Посудина басисто загудела.

— Надо бы стереть, — заметил Сергей.

— Ты думаешь, это нашей Аленке написали? — спросил отец.

— Кому же еще?

— Мало Аленок на свете.

— Нашей, — уверенно сказал Сережа. — Она хитрая и никому не говорит, где наша дача.

Сережа заканчивает в этом году девятый класс. Ростом он догоняет отца. Впрочем, у них в классе почти все мальчишки высокие, да и девчонки не подкачали, одна выше другой.

Летом Сереже в Комарове скучно. Слоняясь вокруг дачи, он вспоминает старый дом на берегу, Каменный остров, Островитинское озеро… Как ему хочется туда! Третий год они собираются повторить свое путешествие пешком, но в самый последний момент что-нибудь да помешает: то экзамены у Аленки на аттестат зрелости и поступление в институт, то заграничная поездка отца, то решили подождать, когда Сорока вернется из армии. Сорока в прошлом году осенью вернулся.

Может быть, в этом году получится?.. Сорока и Гарик железно договорились, что в июне-июле поедут в Островитино. У них и отпуска запланированы на это время. Отец пообещал и Сережу отпустить с ними. Вроде бы Алена тоже собирается. Даже купила десяток банок тушенки. Сказала, что для Островитина. Наверное, их дом еще больше обветшал, крыша совсем прохудилась. Правда, Сорока говорил, что ребята с острова будут приглядывать за домом. Но Сорока сам уже давно в тех краях не был, и неизвестно еще, сохранилась ли на острове мальчишеская республика…

Владислав Иванович взвалил на плечо весла и зашагал к шоссе. Ноги его оставляли в песке глубокие рыхлые следы. Сережа и Сорока немного приотстали. В руках у Сережи спиннинг, удочки, подсачок. Сетка пустая: ни одной рыбины! Мелочь они ловить не захотели, а крупная…

Сорока выше Сережиного отца. Какой же рост у Сороки? Кстати, теперь его Сорокой редко зовут — больше Тимофеем. Так и в паспорте записано: Тимофей Иванович Сорокин. Он все-таки настоял, чтобы его имя было Тимофей. В память о том лейтенанте, который его спас… Только давние друзья по-прежнему называют его Сорокой. Впрочем, он не обижается. Да и чего ему обижаться, если всю жизнь звали Сорокой?..

Сережа поравнялся с Сорокой и на глаз прикинул, насколько тот выше его. Почти на голову. Сережа знает свой рост: метр семьдесят один. Недавно в школе мерили.

Гарик теперь тоже живет в Ленинграде. Он приехал поступать в Кораблестроительный институт, но не прошел по конкурсу. Одного балла не хватило. Гарик не захотел уезжать из Ленинграда и поступил на Кировский завод учеником токаря. Теперь-то он уже давно токарем работает. У него четвертый разряд. Хвастался, что получает около двухсот рублей в месяц. Вечерами ходит на подготовительные курсы в институт. Свою мечту стать кораблестроителем не оставил. А вот он, Сережа, после школы поступит в Высшее мореходное училище. Пусть Гарик строит для него корабли, а он, Сережа, будет плавать на них. Сначала штурманом, а потом — капитаном…