Лекарство от одиночества (СИ) - Резник Юлия. Страница 15

Я отворачиваюсь, благодарная родителям за то, что они поспешили нас оставить наедине еще в самом начале разговора.

– Ну что за хуйню ты придумала? Разве я давал понять, что он недостаточно хорош, Эля?

– Да, – плачу я. – Да, Юр… Каждый раз, когда отводишь взгляд, глядя на него. Ты именно это и даешь мне понять.

ГЛАВА 10

ГЛАВА 10

Мы не разругались после того разговора в пух и прах, жизнь не свернула под откос в той точке. Нет, как-то замяли, оставив недосказанность висеть в воздухе, и двинулись дальше, увязая в быту и семейных делах. И все было вроде бы как всегда. Завтраки, работа, смех на кухне, шум моря и бокал новозеландского красного вечером. Так когда я почувствовала, задыхаясь от ужаса, когда осознала, что так, как было, уже не будет? Что это… все! Новая точка отсчета. Когда Юрка убрал мои руки и, широко зевнув, бросил:

– Не сегодня, Эль, ладно? Я что-то устал как пес.

Да нет, конечно, нет. Это такая мелочь на фоне глобального переосмысления, случившегося в нашей жизни... Наверное, оно копилось. Накладывалось густыми мазками на картинку жизни, которая вроде бы висела перед самым носом, а я как раз потому ни черта и не видела, что на нее надо было смотреть, отступив на шаг, со стороны, как на полотна экспрессионистов.

«Ох, Эля! В какой же лютейший пафос тебя потащило, детка», – ругаю себя, переворачиваясь на бок. Юра старательно делает вид, что спит. Я выбираюсь из кровати и на цыпочках сбегаю вниз по лестнице.

На самом деле в живописи я ни черта не разбираюсь. Что неудивительно. Я обычная девочка, выросшая на окраинах города. Нас таких миллионы по всей стране. Единственная выставка, на которой мне удалось побывать в детстве – выставка китайских товаров в загибающемся ДК. Помню, на этом празднике безвкусицы мама купила мне жуткую куртку с опушкой. Я отходила в ней четыре года. С восьмого по одиннадцатый класс.

Так, может, началось с этого? Нет, не с куртки. С разницы… между мной и Юрой. Давай, Эль, по чесноку, ты как на него смотрела? Правильно. Как на Бога, спустившегося к простым смертным. Но только ли потому, что он вытащил тебя с того света? Нет, Эля, нет. Ты всегда чувствовала себя рядом с ним немного… ущербной. Как будто каждый раз удивлялась, что он в тебе нашел. Ведь Валов мог иметь любую, а захотел тебя. В этом-то вся и проблема, да, Эля?

Слава Богу, в гостиной никого. Я тихонько прохожу к холодильнику, достаю бутылку и наливаю себе вина в бокал.

В проживании со свекрами есть не только плюсы, я говорила... Но тебе же все нравилось, Эля? Да. И… нет. Бывало, что я хотела… Не знаю. Пройтись по дому голой, бросить грязные тарелки после ужина, тупо до обеда проспать, не думая о том, что кто-то решит, будто я лентяйка. Или вот, как сейчас, напиться в одно рыло. Но Юру все устраивало, поэтому я молчала в тряпочку. А еще, помнится, ругала себя, что бешусь с жиру. Ну, а чего? Вон, как Юркины родители меня любят.

Раздвигаю балконные двери. Выхожу. Отсюда по крутой винтовой лестнице можно спуститься к пляжу. В полутьме это утопично, можно запросто переломать ноги, но… А черт с ним! Надо пользоваться моментом. Вряд ли у меня будет возможность выйти из квартиры прямо к морю, когда меня отсюда попрут.

Когда… попрут? Так. Стоп,

Ужас сковывает затылок. Вот уж дурочка! Надо что-то делать со своей мнительностью. Все у нас с Юрой нормально. А проблемы… Они у всех есть. Мы со своими справимся. Но прогуляться все равно надо. Снимаю с сушилки теплый махровый халат, просовываю ноги в кроксы и выхожу на лестницу. Ржавый металл стонет под весом тела. Я не худышка, и никогда ей не была. Но на фигуру, как и на внешность в целом, мне грех жаловаться. Среди друзей ходит шутка, что я их местная Ирина Шейк. Мы с ней и впрямь похожи.

Наконец, ноги касаются сырого песка. Бреду вперед, в темень, куда не добивает свет фонарей, установленных на домах. Останавливаюсь, чтобы сделать глоток, и опять топаю, пока сквозь дырочки в кроксы не начинает заливаться вода.

На яркую внешность Юрка и повелся. Ничем другим я его привлечь не могла. К тому моменту он объездил полмира, выучился, поучаствовал в важных исследованиях и провел два месяца в госпитале Красного креста в качестве волонтёра. Отец Юры занимал серьезную должность на таможне в порту, мама преподавала в универе. Привлекательная внешность Юрки шла в комплекте с отличным воспитанием и безупречными манерами. И да, в импрессионистах он тоже разбирался неплохо. У меня – девочки из простой семьи, которая могла посмотреть мир, только если бы вышла замуж за цыгана, не было ни одного шанса устоять. Я смотрела на него, открыв рот, слушала его рассказы и поверить не могла, что это происходит со мной.

То, что мы оба оказались медиками, воспринималось знаком свыше. На момент выписки я пропустила уже несколько месяцев занятий в универе и очень переживала. Тогда Юра предложил мне поработать медсестрой. Я ухватилась за эту идею, как инквизитор – за крест. Ну, а дальше… Я старалась быть лучше. Просто из кожи вон лезла быть той самой – самой понимающей, самой заботливой, самой покладистой.

Самой большой дурой! В итоге.

Или нет?

Что если я себя просто накручиваю? Чертовы комплексы. Почему они из меня полезли? Кризис среднего возраста? Так рано. С другой стороны, надо быть совсем уж идиоткой, чтобы не понять, что это все началось, когда передо мной в полный рост встал вопрос – вот уйдет от тебя твой Юра, и что ты будешь делать?

Допиваю вино, постояв еще немного у воды, возвращаюсь в дом. Нельзя так себя накручивать! Никто никуда не уходит. По-хорошему, нам надо все еще раз обсудить. Хочу ли я ребенка? Я не уверена. По все тем же причинам, которые озвучила Юре. Всю нашу жизнь я только и делала, что шла на уступки и подстраивалась под мужа. Может быть, пришел его черед хоть чем-то поступиться? Разве я много прошу? Четыре года. Ему будет всего тридцать девять! И вот тогда второй. Почему нет? Когда я удостоверюсь, что его чувства к Мише остались неизменны, когда я разберусь с тем, что происходит внутри меня. Ведь… мы сошлись на том, что все изменилось. Я изменилась. Как будто с глаз спала пелена. Вряд ли я смогу себя уважать, если и дальше буду делать, как овечка, что скажут. И тут даже не так значим сам факт того, удастся ли мне восстановиться в университете, как важно, чтобы Юра меня в этом стремлении поддержал. И принял меня, может, не такую для себя удобную, как раньше.

Погуляв еще, возвращаюсь в дом.

С утра еду в универ, потому что становится понятно – свекровь не горит желанием мне помогать. Старательно делаю вид, что не в обиде. Вакантных бюджетных мест закономерно нет. Платно… Моя зарплата медсестры покрыла бы стоимость, но проблема в том, что я не смогу совмещать. Утопия. А тут еще Юра.

– Ну что, ты узнала?

– Да. Все мимо.

– Мне жаль. Ты же знаешь, если бы я мог выбить контракт… – он садится возле меня на корточки, рядом с паровозом крутится Мишка. В носу покалывает. Боже, когда я стала настолько в нем сомневаться? Это же Юра! Мой Юра…

– То что?

– Я бы пошел к главу и выбил, – шепчет он.

Я за эти слова готова ему простить все на свете! А на следующий день у меня в голове щелкает. Ну ладно, Юра не может обратиться к главврачу, но у меня-то самой есть язык! Как положено, записываюсь на прием. Никому из родных ничего, естественно, не говорю, что толку их обнадеживать раньше времени? Скорее всего, ничего не выгорит, но я должна хотя бы попробовать.

– М-да, Эльвира Валерьевна. Что ж вы сейчас пришли? Деньги-то все распределены. Вот если бы раньше, когда формировали бюджет… Давайте так, я еще это кое с кем обговорю, и с вами свяжутся.

– Да, конечно.

Из кабинета глава вылетаю как на крыльях. Юра задерживается, так что я еду к родителям, чей черед сегодня забирать Мишку из сада. Теперь, когда я работаю, мне сложно представить, как люди обходятся без бабушек-дедушек. Нам с ними очень повезло.