Рассказы про Васю Снегирева - Козлов Вильям Федорович. Страница 3

Люся улыбнулась, поправила на голове меховую шапочку и скрылась в парадной. Вася слышал, как дробно застучали по лестнице ее каблуки.

Как-то в Люсином портфеле Вася увидел черный конверт с фотографиями. Ему очень хотелось посмотреть, что это за снимки, но спросить постеснялся. А Люся показать не догадалась. На переменке Вася сказал Северцеву:

— У нее какие-то фотографии… Целая пачка.

— Где они? — живо заинтересовался тот.

— В портфеле.

— Давай посмотрим?

— Неудобно, — возразил Снегирев. — Может она не хочет их показывать?

На это Коля не нашелся, что ответить.

А через два урока Люся хватилась фотографий.

— Ты не брал? — спросила она Снегирева.

— Я по чужим портфелям не шарю, — ответил тот.

Люся больше ничего не сказала, отвернулась от Васи и до конца урока даже не посмотрела в его сторону.

Снегирев написал ей записку: «Честное пионерское, я не брал твои фотографии».

В ответ она косо написала: «Я тебе верю».

Но она была расстроена, и Снегирев видел. И хотя он не дотрагивался до фотографий, чувствовал себя не в своей тарелке. Ведь отлично знал, кто их взял!

Он написал еще одну записку: «Я найду твои фото, не переживай!» Люся сбоку взглянула на него, чуть приметно улыбнулась и кивнула.

На переменке Вася подошел к приятелю.

— Гони фотографии! — заявил он.

— Какие еще фотографии? — округлил свои бесстыжие глаза Северцев.

— Не валяй дурака!

Коля поднялся из-за парты и, мигнув приятелю, вышел из класса. Вася — за ним. В коридоре Северцев затащил его в темный угол за колонну и достал из кармана черный конверт.

— Знаешь, что здесь? — спросил он.

— Надо отдать ей, — сказал Вася. — Нехорошо это. Она на меня подумала.

Фотографии полярных зверей. Пингвины, белые медведи, тюлени и… сама Люська со скрипкой. Скрипка нам ни к чему, а остальные поделим: тюлень тебе, тюлень мне, медведь…

— Иди и все до одной отдай ей, — перебил Вася, начиная злиться.

Коля вытащил из конверта снимки.

— Ты погляди, какие симпатичные зверюги…

— Я чужие фотографии без разрешения не смотрю.

Северцев засунул конверт в карман и насмешливо посмотрел на приятеля.

— А помнишь, у Райки Ляпуновой альбом стащил? Два дня не отдавал…

— Когда это было, — смутился Снегирев. — Еще в третьем классе.

— Понимаю, в чем дело… Ты, Снегирь, втюрился в нее! Втюрился по уши!

Вася даже покраснел.

— Дурак!

— Я видел, как ты ее портфель нес, — продолжал скалить зубы Северцев. — И в школу вы теперь вместе ходите… Что, не так? Как это в песне-то? Нас на баб-бу-у променял…

Снегирев не хотел его ударить. Он даже не знал, как все это произошло: рука его сама по себе поднялась и заехала приятелю в ухо. Коля сразу перестал смеяться.

Стоял и хлопал зелеными глазами, и вид у него был изумленный, а ухо медленно багровело.

— Это ты меня? Своего лучшего друга? Из-за какой-то девчонки?! Из-за черной кошки?

— Из-за фотографий, — поправил Вася.

— Думаешь, нужны мне эти паршивые фотографии? Возьми, подавись… Преподнеси ей на блюдечке! И скажи, что это я их взял… Похитил!

— Я не ябеда.

Северцев выхватил из кармана злополучные фотографии и сунул Васе. Лицо Коли сначала покраснело, почти как ухо, затем побледнело. А ухо продолжало быть красным.

— Все! — бормотал он. — Конец! Больше я этого человека не знаю… Предаю тебя остракизму! Чтобы на друга поднять руку?! Где это видано? Я так и знал, что эта черная кошка перебежит нам дорогу…

Зло у Снегирева прошло, ему стало неловко. Не надо было поднимать руку на Северцева, он бы и так отдал снимки.

— Это… извини, — сказал он. — Так уж получилось.

— Никогда! — со злостью выпалил Коля. — Я счастлив, что не сижу с тобой за одной партой. Забудь, что у тебя когда-то был друг Коля Северцев. Нет теперь у тебя друга. Я выхожу из игры… Адью, месье! Цацкайся со своей кошкой, а ко мне и не подходи лучше!

— И не подойду, — стал злиться Вася. — Подумаешь, раскудахтался! «Адью, месье!» Можешь меня ударить по чему хочешь, и будем квиты. — Он даже подставил ему свое лицо, лишь глаза прижмурил: — Бей! Можешь изо всей силы…

— Не выйдет!.. Пусть тебя всю жизнь совесть мучает!

Северцев зачем-то вытащил носовой платок и вытер руки. Наверное, это должно было обозначать, что отныне он даже не прикоснется к Васе, никогда не подаст ему руки. Затем Коля бросил на бывшего друга уничтожающий взгляд и удалился с гордо поднятой головой.

— Между нами пролегла непреодолимая пропасть, — не оборачиваясь, буркнул он. Северцев и тут не мог удержаться от высокопарных слов. — Гутен морген, гутен таг; бьют по морде и просто так…

Снегирев тяжко вздохнул и направился к своей парте. Люся уже была на месте. В глазах ее горели точечки. Он протянул ей черный конверт.

— Вот твои фотографии.

— Они твои, — с улыбкой сказала Люся. — Я тебе принесла. У меня дома много их. Папа снимал все время. Хочешь, еще принесу? На одной даже получился морж. Правда, не весь — голова и шея в складках…

— Спасибо, — пробурчал Снегирев. — А почему морж получился не весь?

— Он высунулся из-за тороса, и папа его сфотографировал. А потом он ухнул в прорубь и уплыл.

— Да-а, у него же шкура толстая… — рассеянно заметил Вася, лишь бы что-нибудь сказать.

— У тебя лицо расстроенное, — сказала Люся. — Что-нибудь случилось?

— Что такое «предать остракизму»? — спросил Вася.

— Не знаю, — сказала Люся. — Надо будет посмотреть в энциклопедию.

— И где он только такие словечки выискивает! — вырвалось у Снегирева.

— Ты поссорился со своим другом? — заглянула ему в лицо Люся. — Из-за меня?

— Сократ мой друг, но истина дороже, — задумчиво проговорил Вася. — Я сам предам его остракизму… только сначала узнаю, что это такое.

— Он не хочет с тобой дружить?

— Пойдем сегодня в тир? — вдруг предложил Вася. — Постреляем?

— Пойдем, — сказала Люся.

Вошла учительница. Положила на стол классный журнал, с улыбкой посмотрела на ребят.

— А ты, Снегирев, чего нос повесил? — сказала учительница. — Сейчас я тебя обрадую… Я очень довольна твоим поведением. Ты стал прилежным, внимательным… Исправил все тройки. Люся сядет с Раей Ляпуновой, а ты можешь снова сесть за одну парту со своим лучшим другом… Северцев, ты разве не слышал, что я сказала? Сейчас же пересядь к Снегиреву, ну!

ХИТРЫЙ СЕВЕРЦЕВ

В школьном коридоре на доске появилось небольшое, но выразительное объявление: «Завтра после уроков в пятом „а“ выступит с докладом председатель совета отряда Вася Снегирев. Явка всех пионеров строго обязательна. Председатель В. Снегирев».

После звонка весь пятый «а» собрался у объявления. Читали. Мрачнели. Ворчали.

— Опять на нашу голову свалился докла-ад! — возмутился Дима Орлов, добродушный сероглазый мальчишка. — Развезе-ет на два часа-а, как в прошлый раз…

Дима говорил медленно, округло, нараспев.

— Ему галочку в журнал поставить, а ты мучайся, — поддержала его толстушка Валя Спиридонова.

Подошел длинный Коля Северцев. Сдвинув светлые брови, прочитал и негромко, словно про себя, сказал:

— Ну и тоска смертная, братцы. Общая тетрадь исписана. Двадцать четыре листа, и все мелким почерком. Сам видел.

Ребята разом загалдели:

— Что же делать?

— Такая на улице погода, а мы тут торчи…

— Спасай, Коля! Придумай чего-нибудь. Не пропадать же всем?

— Замучил нас председатель своими дурацкими докладами!

— Пошевели, Коля, извилинами… Ты ведь дружишь со Снегиревым?

— И лучше всех его знаешь!

— Может, тетрадь спрятать? — предложила Валя Спиридонова.

— Не годится, — прогудел Орлов. — Он их заучивает наизусть, как стихотворение…

— Тише! — зашикал Коля, первый увидевший председателя совета отряда. — Бюрократ наш шагает… Поглядите, какой важный!

Ребята притихли, уступили дорогу. Но Вася их не заметил. Озабоченный, он рассеянно прошел мимо, что-то бормоча себе под нос. Под мышкой у него была зажата толстая синяя тетрадь.