Соправитель для королевы Эльсы (СИ) - Тарьянова Яна. Страница 11

Иногда, ночами, когда затихали драконьи разговоры и вой оборотней, Арх напрашивался на ласку. Эльса спала только на боку — ей мешал сильно увеличившийся живот. Бывало, что возня и сопение за спиной ее раздражали. А временами она чувствовала легкое возбуждение и шептала: «Ладно, давай».

Арх заводился моментально, осторожно, без резких толчков, проникал в тело. Движения были едва заметными, словно Эльсу качало на волнах озера и щекотало кувшинками. Ее подхватывала нежность, приводила к разрядке — не ослепительной вспышке, а наплыву умиротворения.

Лето сменила осень — теплая, щедрая, урожайная. Посланцы от Себерта подтверждали: люди выполняют соглашение, корабли с продовольствием разгружаются в порту. Эльса поддерживала постоянную связь с отцом, ежедневно вознося Ледяной Змее молитвы о его здоровье — доверить регентство кому-то другому было невозможно. Судя по сообщениям, Себерт, сплотивший вокруг себя многочисленную ледяную родню, стопроцентно контролировал юг и запад Большого Аспида. С востоком, так и не поднявшим открытый мятеж, дружно решили разбираться позже.

К первым ноябрьским заморозкам Эльса отяжелела настолько, что с трудом усаживалась в автомобиль. Арх и Себерт, не общавшиеся, не обменявшиеся ни одним письмом, были удивительно единодушны — хором требовали, чтобы она возвращалась во дворец и вынашивала ребенка до родов под присмотром лекарей. Эльса, измученная холодом, бензиновой вонью и бесконечной тряской, срывалась на Архе: на крики сил хватало, а на гневные письма Себерту — уже нет.

— Две крепости! Осталось две крепости. Я улечу домой, когда выполню свою часть договора. Как только падут стены Самина, я не задержусь тут ни на секунду. Подставишь мне спину, и будешь шевелить крыльями изо всех сил.

— Я боюсь. Ты скоро родишь. Мы рядом с их столицей. Мы зажали в угол самых злых и отчаянных, Эль. Вчера к лагерю пытались подобраться двое лазутчиков. Мы похоронили трех оборотней и ядовитого дракона. Это люди думают, что ты заносчивая, мнительная и брезгуешь общаться с бескрылыми. Кенгарцы прекрасно знают, что ты носишь ребенка. Понимают, насколько ты уязвима, и пытаются убить тебя, чтобы внести раскол в наши ряды. Они надеются, что после твоей смерти драконы вернутся на Аспид.

— Правильно надеются.

— Я вытравлю всех, кто способен творить волшбу, и превращу здешнюю землю в прах на три локтя, если хоть кто-то из них причинит тебе вред!

— Один в поле не воин, — устало напомнила Эльса. — Они не могут справиться с армией, но справятся с сотней мстителей. Они правильно действуют, Арх. Мы тоже действуем правильно. Пусть люди поторопятся. Мы должны взять столицу в декабре.

— Вернись домой. Пусть люди зимуют в Кенгаре. Весной пойдем в новое наступление. Ты уже родишь…

— И что, ребенка с собой возить будем? — разозлилась Эльса. — Арх, сейчас драконы охраняют наш лагерь, охраняют меня, беременную королеву. Если я вернусь домой, они тоже разлетятся по домам, и, скорее всего, уже не вернутся на поле боя — долг выполнен, пшеница отработана. Люди за зиму потеряют половину армии, кенгарцы изведут ее мором и нападениями големов. Мы утратим все достижения, нам придется начинать сначала, только без двух третей сил. Нельзя отступать. Мы должны подарить нашему ребенку победу. Никаких отсрочек, Арх.

Предпоследнюю крепость одолели без проблем, а возле Самина, столицы Кенгара, человеческая армия забуксовала. Танки и пехота не могли пройти по бесконечным топям, порожденным волшбой. Сил ледяных драконов хватало только на то, чтобы прокладывать дорогу своей королеве и разведчикам людей. Идти на город-крепость, огороженный магическими стенами, с четырьмя сотнями драконов было безумием. Эльса звала своих подданных оказать поддержку людям, но не могла и не хотела заставлять их воевать вместо армии Сороши.

К стылому празднику, зимнему солнцевороту, стало ясно, что наступление захлебнулось. Отборные кенгарские маги и воины, укрывшиеся в неприступном Самине успешно насылали на людей то мор, то мороки, гнали к походным лагерям и окопам болотных чудовищ. Люди дрогнули — как не дрогнуть, когда похороненные мертвецы на следующую ночь выкапываются из могил и с ожесточенной ненавистью набрасываются на бывших товарищей по оружию?

Эльса попыталась сразиться с топью, запустив в неё камнеломку и кувшинки, и получила неожиданный результат: порождения ее магии исчезли, топь ненадолго превратилась в стоячую воду, по глади которой плавала ряска. Подобие озера быстро разлилось и Арху пришлось выуживать намокшую супругу из ледяной воды — счастье, что до лагеря было недалеко, быстро переоделась и лишь немного простудилась.

Себерт прилетел под стены Самина в самый короткий зимний день, предваряющий самую длинную ночь в году. Две дюжины воинов сопровождения склонили головы перед своей королевой — дрожащей, закутанной в шубу, сморкающейся в огромный клетчатый платок. Посреди лагеря уложили огромный ствол ясеня — дерево с голыми ветвями и корнями выкорчевали во время перелета.

Пламя разгоралось неохотно — злой ветер не раздувал, гасил алые язычки сильными, хлесткими ударами. Эльса, прижавшаяся одним боком к Себерту, другим — к Арху, отчаянно молила: «Разгорись! Помоги мне раскрутить Колесо Года. Бывают же чудеса? Одно чудо уже случилось — отец и муж сидят рядом. Глядя в разные стороны, кривясь от негодования… но сидят».

Когда отблески пламени окрасили доспехи ледяных воинов в пунцовый и оранжевый цвет, Эльса выдохнула с облегчением. И зря.

Себерт был недоволен. Себерт отругал Нантара — временного военного советника, затем саму Эльсу, а потом, конечно же, обратил гнев на Арха. И понеслось…

Глава 9

Ар-Ханг. Возвращение домой

Худшего Йоля в жизни Арха еще не случалось. Не то что бы он помнил много счастливых праздников… но этот — впоследствии вписанный в драконьи и человеческие учебники истории — был отвратительнее прочих.

Папаша Себерт достал всех. Надо признать, что и Нантара, и самого Арха он ругал не просто из вредности, во многом по делу. Но как же было противно выслушивать справедливые упреки в расхлябанности и слюнтяйстве!

Наутро пришла очередь людей. Им досталась порция ругани не от Себерта, а от глубокой старухи-дракайны, абсолютно седой, в полете едва шевелившей крыльями. Дряхлость и мерзостность характера померкли, когда старуха одним выдохом проложила дорогу для человеческой армии. Морозное дыхание сковало болото, над которым неделю безуспешно страдали бойцы Нантара. Арха задело тонким студеным жгутом — замешкался, глядя как топляки превращаются в ледяные скульптуры — и рука повисла бессильной плетью, даже к лекарю идти пришлось.

Как Себерт смог уговорить покинуть родную землю стариков и старух, одновременно и слабых, и могучих, для Арха осталось загадкой. У дряхлой гвардии не было ни жалости к Эльсе, ни желания её оберегать — они считали, что королеву никто не заставлял выбирать опасный путь, и теперь только она несет ответственность за судьбу ребенка. В них не было азарта, предвкушения схватки. Дорогу для человеческой армии они прокладывали равнодушно, сухо обсуждали линии магических ловушек, прикидывали количество отступников, которые поднимутся в воздух, и, разговаривая, плели обереги из возмущенно брыкающихся побегов камнеломки — от колдовского огня.

Люди взяли Самин в кольцо. Драконы обезвредили первую линию ловушек. Маги совершили десяток вылазок, слегка навредили, истрепали нервы и почти выпололи камнеломку, бессильно ощупывавшую столичные стены.

— Может быть, ты устала? — осторожно спросил Арх, глядя, как свежие побеги тычутся в камень, и, изнемогая от бессмысленных действий, укладываются на землю.

— Нет, — Эльса злилась и стискивала кулаки. — Я — как обычно. Это раствор. Он замешан на крови. Кровь и наговоры. Я не могу пробиться.

Слабое место нашлось на девятый день. Очередная попытка после скупого празднования Нового Года, и вдруг — пошатнувшийся камень. Один, второй… Эльса закричала — хрипло, яростно. Камнеломка укрыла брешь живым ковром, шевелящимся, разбрасывающим во все стороны крупный щебень.