Женщина нашего времени - Томас Рози. Страница 49

— Все, что я только смогу сделать для вас, Саймон… Ну, вы знаете, где меня найти.

Раздался грохот, и, наконец, дверь с шумом захлопнулась.

Барри шел по тропинке, чувствуя облегчение от того, что вышел на свет, и снова наслаждался июньским солнцем и свежим воздухом. «Ну и местечко», — подумал он. Ему было жалко бедного старого чудака в его грязном халате. Не важно, что он мало сказал. Это был тот человек, который и был нужен, а Барри был тот человек, который его нашел. Этого было достаточно.

Он может написать хороший рассказ о том, как он сидит один-одинешенек в своей кухне, в то время как «Мейзу» катится из магазина в магазин, делая какого-то жирного кота еще жирнее. Немножко пафоса, чуть-чуть беспокойства о стариках и хорошая история о войне. Это заставило бы Благотворительный центр Страстной пятницы развернуться.

Барри не волновала ни судьба «Мейзу», ни название игры. Ему понравилась сама история. Он был уверен, что «Экспресс» тоже проявит интерес к этой истории. Он сам им позвонит. Он насвистывал, садясь в свой «гольф» и уже позабыв о минутном сочувствии к этому бедному старому чудаку. Стоило потратить усилия, чтобы выследить его.

А Саймон все еще сидел за кухонным столом. Руки и ноги у него дрожали, а шея казалась слишком хрупкой, чтобы выдержать вес его головы. Он продолжал смотреть на то место, где лежали желтоватые страницы. Там лежал лист бумаги, запачканный маслом, значит на последнем листе, положенном в портфель Барри, будет полупрозрачное жирное пятно. Конечно, это были не единственные листы. Саймон мог представить себе, как, вообще, работает пресса. Слова будут размножать, снимут копии, сделают дубликаты; описание его жизни, умело сделанное Харриет, разошлют тысячам разных людей.

Саймон мог представить себе хрустящие плотные пачки желтоватых страниц и вскрываемые кремовые конверты. Он встал, задев за стул. Он подхватил со стола промасленную бумагу, скатал ее в шарик, а затем отодвинул с глаз долой все, к чему могли прикоснуться страницы Харриет. Но тогда пространство в середине загроможденного стола уставилось на него, как будто проницательный глаз. Охваченный паническим ужасом от этого пристального взгляда Саймон выбежал в коридор. А там другой глаз наблюдал за ним — циферблат дедушкиных часов. И теперь повсюду вокруг него были, казалось, всезнающие глаза: в темных углах, за дверью и даже в самих стенах.

Саймон запер верхние и нижние засовы на парадной двери, хотя и понимал, что это было слишком поздно. Он поднялся наверх, будучи как бы сосредоточением всех глаз. В спальне он задернул шторы от солнца, лег на кровать, натянул на себя одеяло и заскрежетал при этом зубами.

— Грэм, — сказала Харриет, — я полагаю, что мы собираемся сделать это.

Грэм Чандлер сидел за столом в своем уютном офисе. Он только что закончил разговор с Джепсоном из «Мидленд Пластикс». Джепсон мог доставить «Мейзу» вовремя, так, чтобы первая партия товара пошла в магазины.

Он был готов запустить в производство еще партию, как только это понадобится. Это была трудная работа — изготовить заново всю упаковку в течение нескольких недель, чтобы уложиться в крайний срок, установленный Харриет, но это было вполне осуществимо. Были новое оформление, новая пленка, новые коробки и новая доска для игры, которая выглядела настолько похожей на потрескавшуюся доску от упаковочного ящика, насколько это могла обеспечить современная технология. «Головоломка» стала «Мейзу», и это понравилось на рынке.

Грэм взглянул на Харриет. Ее глаза сияли. Грэм почувствовал, что он слегка покраснел, как это всегда бывало, когда он общался с Харриет наедине.

— Я надеюсь, что это так. В результате всей работы, — добавил он в своей застенчивой и робкой манере.

Харриет подошла и присела на краешек его стола. На ней были кожаные брюки, а ее куртка, казалось, состояла из одних молний. Грэм сидел совершенно неподвижно и пристально смотрел на груду бумаг, которые высыпались из рук Харриет. Там были распечатки заказов, ведомости продаж и фотокопии газетных и журнальных статей.

— Взгляните, — сказала она, — посмотрите на передовицы всех изданий, которые мы получаем: «Дейли Мейл», «Козмо», «Вуменс оун», «Уикенд», «Гуд хаузкипинг», и это только на этой неделе. Послушайте вот это, — она прочитала ему: «Войдите в лабиринт» — вот что значит «Мейзу», и если уж вы сыграли в эту увлекательную игру, то узнали, что это такое. Но «Мейзу» — это не просто еще одна игра для рождественского рынка. За ней стоит трогательная история. Эта игра была придумана английским офицером в японском лагере военнопленных, именно она помогла ему выжить в суровых испытаниях. Сорок лет спустя эту игру обнаружила деловая женщина Харриет Пикок, которая перехватила права. Теперь «Мейзу» идет нарасхват, но личность офицера все еще держится в секрете. Интересно, что изобрел мой старый дедушка, когда служил в войсках ПВО?

Харриет рассмеялась.

— Ужасно, не правда ли? Но это как раз то, что нам нужно.

«Игра поступит в магазины в августе. Но если вы не можете ждать до тех пор, включайтесь в наш семейный конкурс и вы сможете выиграть собственную «Мейзу». Мы подарим двадцать игр».

— Грэм, я так старалась создать такого рода шумиху раньше, но это никого не интересовало. А теперь мы не можем удержать их.

Карен просунула голову в дверь.

— Телефон. Радио, Брайтон.

Карен почувствовала себя несчастной в «Степпинг» после того, как Харриет продала его. Она пришла в «Пикокс» с просьбой о работе, и Харриет охотно приняла ее на место уволенной секретарши, которая формально относилась к работе. Карен за два с половиной дня сама научилась печатать на компьютере.

— Иду, — Харриет встала. Прикоснувшись к плечу Грэма, она серьезно сказала: — Спасибо за все, что ты сделал.

— Для того я здесь и нахожусь, — пробормотал он. Но, конечно же, ему это было приятно. Он почувствовал, что охотно снова прошел бы через это суматоху последних недель.

Харриет умела внушать доверие.

Карен отдавала свои вечера «Пикокс», и даже Джереми Крайтон, строгий, сухой бухгалтер, работал на Харриет, не щадя сил.

— Джереми будет доволен нами; — сказал Грэм. — Вы с ним разговаривали?

— Да. Даже дважды.

Пессимизм Джереми был любимой шуткой в компании. Любимым занятием Джереми было определение стоимости.

— А с Робином?

Харриет приостановилась в дверях.

— Еще нет. Я пока приберегаю это.

Она подмигнула Грэму и пошла к телефону. Он неохотно вернулся к своей работе. Радио Брайтона приглашало Харриет на утреннее шоу. Она собиралась играть в «Мейзу» с медсестрами и врачами детской больницы; это была доля ее участия в работе по добыванию денег на этой неделе. Это была ее собственная идея, которую приняли с энтузиазмом. И теперь составитель программ хотел узнать, не согласится ли она на интервью, чтобы рассказать об открытии и продаже игры.

— Конечно, — сказала Харриет, — я буду рада. Все, что вам угодно.

Она говорила бы о чем угодно на свете, говорила бы с кем угодно, кто только захотел бы этого, и говорила бы до тех пор, пока не создала бы известности для своей игры.

— А как насчет самого этого человека? Он приедет с вами? Я, конечно, понимаю, что, вероятно, обычно он не занимается рекламой, но…

И раньше было много других предложений от телевизионных компаний и общенациональных газет. И в тысячный раз Харриет подумала: «Если бы только Саймон пришел».

— Боюсь, что нет.

— Так он в самом деле ваш отец? — настаивала девушка, как будто это было уже признано всеми.

Харриет повела себя очень твердо:

— Нет, он мне не отец, и больше мне нечего сказать. В какое время вы хотите, чтобы я приехала?

Она договорилась о необходимых условиях и затем повесила трубку.

Харриет снова на минутку присела, покусывая губу, затем дотянулась до груды газетных вырезок, которые она взяла, чтобы показать Грэму, а потом взглянула на диаграмму продаж на противоположной стене. Не было необходимости, чтобы она висела там, так как вся информация о продажах была в компьютере, однако выявление тенденций было единственным нерациональным занятием, на которое Харриет позволяла себе тратить время. Казалось, что эта диаграмма излучала оптимизм. Темный офис, который так угнетал ее в дни «Головоломки», теперь казался только временным неудобством.