Женщина нашего времени - Томас Рози. Страница 57

Шамшуйпо.

Настроение Харриет изменилось. Она села за стол и начала работать с почтой. Это были, в основном, рождественские открытки от поставщиков и оптовиков. Она расставила яркие прямоугольники на шкафу и задумалась о том, что она дальше должна сделать. Самым легким делом была работа. Она открыла папку и погрузилась в предложения изобретателя игр, который предлагал «Пикокс» использовать его идею и пустить в производство.

Послеобеденное время прошло, как обычно, в телефонных звонках и разговорах с Грэмом, теперь уже производственным директором с полным рабочим днем, и Фионой, которая теперь занималась рекламной деятельностью. Харриет обычно была слишком занята, чтобы думать о мире вне «Пикокс».

Она удивилась, как она и всегда удивлялась, когда Сара просунула голову в дверь, чтобы попрощаться.

— Уже время?

— Да. И я должна идти, Харриет. У меня свидание.

— Всего хорошего, — попрощалась Харриет.

Она неторопливо готовилась к уходу с работы, вынимая охапку документов из стола и укладывая их к себе в портфель, читая последнюю подборку цифр, а затем проверяя раскрытый дневник на столе на предмет назначенных на завтра встреч. Ланч с Джейн в час пятнадцать, прочла она, слегка нахмурив брови. Это надо будет сделать быстро. У нее в три встреча с изобретателем игр.

В приемной она еще раз полюбовалась елкой и выключила свет. Она уходила с некоторой неохотой и улыбалась сама себе. Не было никаких неприятностей. Было очень хорошо чувствовать себя неразрывно связанной со своим делом. И они вместе будут процветать. Харриет взяла свою тяжелую сумку и закрыла за собой дверь.

Она поехала на север по Уордор-стрит и под висячими звездочками пересекла украшенную ими Оксфорд-стрит. Безлюдные и темные улицы в северном направлении казались загадочными после залитого светом Сохо в его рождественском оформлении, однако Харриет уверенно выбирала маршрут, позволяя себе расслабиться после рабочего дня. Это был хороший день. Ей нравилась новая идея игры, и было ясно, что она сможет продать ее. «Что я ищу, — писал ей изобретатель, — так это ваше искусство маркетинга. Я слышал, что вы можете сделать это лучше, чем кто-либо другой». Харриет напрягла руки, повернула руль и сделала правый поворот в основной поток машин, движущихся домой. «Вот так «Пикокс» должна развиваться», — подумала она. Действовать вместе с разработчиками игр, совершенствовать идеи, изготавливать и продавать.

Никогда не будет другой «Мейзу», ничто снова не будет работать так, как эта игра. В своем новом автомобиле, несколько более быстрой модели, чем она в действительности нуждалась, что было привилегией, которую она оправдывала своей любовью к вождению машины, Харриет влетела на холм, ведущий к дому. Она проехала мимо поворота, который вел к ее старой квартире в Белсайз-парке, потому что теперь она повысила свой уровень и поднялась на холм, в Хэмпстед. Кошки были возвращены заботам их настоящей хозяйки без сожаления с обеих сторон, а Харриет купила себе квартиру.

Тут на тихой боковой улице располагался когда-то огромный семейный дом из обтесанного или, как настаивал ее агент по недвижимости, резного камня. Харриет принадлежал здесь первый этаж с садом, включающий, собственно, только три комнаты, но они были очень большие, с высокими потолками, красивыми карнизами, мраморными каминами и высокими, прочными филенчатыми дверями.

После дома-коробки, в котором жили они с Лео после ее замужества, и тесноты снимаемой квартиры ее новый дом воспринимался как дворец. Харриет его очень любила за все принадлежащее только ей огромное пространство с чувством тайного и почти неприличного триумфа. Запрашиваемая цена была, казалось, немыслимой. Однако Джереми Крайтон охарактеризовал такую покупку, как разумное капиталовложение, а Робин согласился с ним.

— Живи в любом приличном месте, — убеждал он ее из комфорта своего прекрасно организованного дома, — если ты не хочешь жить со мной здесь.

Это приглашение он повторял тогда почти так же часто, как встречался с ней.

Харриет отрицательно покачала головой:

— Я куплю квартиру в Хэмпстеде, — спокойно говорила она.

Она всегда с большой неохотой покидала свой элегантный офис, а теперь, приехав домой, она испытывала такое же удовольствие. Она поднялась по широким ступеням, открыла парадную дверь и забрала ожидающую ее почту. Это были, в основном, рождественские открытки, пачка была значительно тоньше, чем в «Пикокс».

Харриет открыла замок второй двери, ведущей в ее собственную квартиру. Она включила свет и почувствовала прилив простого и откровенного удовольствия. Здесь были тепло, свет и пространство — все ее собственное. Она медленно выполняла короткий и доставляющий удовольствие ритуал прибывания домой. Она сбросила туфли и оставила их возле двери. Ощущая под ногами тепло и гладкость полированного паркета, она неслышно прошла в кухню, любуясь бликами света и блеском мраморных поверхностей.

Она открыла холодильник (оснащенный всеми последними немецкими усовершенствованиями, о которых так много говорил агент по недвижимости), взяла бутылку белого вина и налила себе стакан. Поглаживая стекло, она постояла несколько секунд возле огромного окна, глядя на черное пространство своего сада, а затем опустила белые шторы.

Снизу, из ее спальни открывался такой же вид, но только под более прямым углом. Там была ванная комната, облицованная черными и белыми плитками с огромной старомодной ванной, похожей на ту, что была у Робина.

Харриет с удовлетворением вздохнула. Иногда она вспоминала последовательность событий, которая принесла ей все это с неопровержимой логикой, а иногда, как сейчас, казалось, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой, как будто она выиграла в лотерею или скоро проснется сидящей в оцепенении в арендуемой квартире под холмом с бизнес-планом перед собой и голодными кошками, мяукающими возле ее ног.

Харриет остановилась, наслаждаясь моментом. Она сознавала, что из-за своей занятости она никогда не находила времени помечтать о том, что будет.

«Я здесь, — говорила она себе, — это то, во что я верила». И, как всегда, она слышала ответ: «За счет кого…»

«Возможно, — думала она, — наилучшим выходом было бы вообще не думать об этом, двигаясь вперед тем путем, который она себе выбрала».

Она прошла через двойные двери в гостиную, неся тяжелую сумку, как щит, села и разложила работу на подушках рядом с собой. Сейчас она будет работать, а если позже захочется есть, то она что-нибудь себе приготовит. Она, конечно, сможет вновь испытать то же удовольствие, которое у нее возникло, когда она вошла в свою прекрасную квартиру.

Харриет работала в течение двух часов, забыв обо всем. Была половина десятого, по ее расчетам, когда она закрыла последнюю папку и собиралась идти в кухню, сделать себе бутерброд, а потом посмотреть по телевизору десятичасовые новости.

Однако в самом низу стопки лежала еще одна папка, синяя, без наклейки наверху. Харриет резко открыла папку и увидела аккуратную подборку газетных вырезок. Сейчас она вспомнила, что Сара что-то искала в подшивке вырезок. Она положила эту папку на стол Харриет вместо того, чтобы поставить ее на свое место в шкафу, и Харриет прихватила ее вместе с остальной работой.

Здесь была история и, хотя она знала каждый листок в этой папке, она все еще переворачивала их, и ее глаза пробегали по столбцам и строчкам газетной бумаги с вставленными в них окнами полупрозрачных фотографий. Ее собственное лицо со слишком широкой улыбкой, растрескавшаяся доска от ящика и слепые глаза дома Саймона. Это был небольшой кусок прошлого, все восемнадцатимесячной давности, когда пирамиды «Мейзу» появились в каждом магазине и когда Саймона отвезли в больницу.

Харриет позвонила Кэт из телефонной будки в двух кварталах от дома Саймона. Ее голос был резок от волнения.

— Пожалуйста, приезжай. Он болен, он в замешательстве, и он не хочет видеть ни доктора, ни кого бы то ни было другого, кто мог бы помочь ему, кроме тебя. Он думает, что люди шпионят за ним.