Женщина нашего времени - Томас Рози. Страница 95

— Уже поздно. Давайте все что-нибудь поедим.

Лежа ночью в своей старой кровати, слушая хорошо знакомые звуки дома, Харриет поняла, что она не сможет заснуть. Она пыталась войти в состояние дремоты, но в результате только увеличила ощущение тревоги. В конце концов она встала, оделась и тихо спустилась вниз. Она постаралась бесшумно войти в умиротворяющую темноту.

Ей вдруг стало легче дышать. Она почувствовала, что в темноте она может видеть дальше и яснее. У нее появилась привычка гулять по ночам. Когда дневная активность заканчивалась, она зачастую ощущала себя обеспокоенной, охваченной какой-то беспричинной тревогой, которую она никак не могла объяснить, а прогулка помогала сдерживать ее. Иногда она проходила большое расстояние, снова и снова повторяя свой путь, а в других случаях не более десяти минут в безликой темноте было достаточно для того, чтобы успокоить ее. Потом она возвращалась в постель, ощущая, что сможет мгновенно заснуть, или, определив причины беспокойства, начать развязывать их узлы. Она никогда не боялась темноты.

Этой ночью она долго гуляла, думая о том, как Саймон проделал свой путь ранним утром. Она представила, как он проходил по этим улицам пригорода мимо лавров и калин, направляясь к железнодорожной линии в глубоком овраге. Она старалась приблизиться к нему настолько, чтобы можно было понять, что двигало его к мосту. Снова и снова она возвращалась к этому вопросу. Он чувствовал, что за ним охотятся, и в его искаженном сознании охотники загнали его в угол. В конце концов, он повернулся к ним спиной и прыгнул.

Харриет остановилась, вытянула руку для того, чтобы устойчивее стоять на ногах, и почувствовала кирпичную крошку у себя под ладонью. Образы поезда, сверкающих рельсов и падающего Саймона перед тем, как его подбросит вновь, части его вместо целого — все это было так ярко, как будто случилось у нее на глазах, заполняя пустую и безмолвную улицу шумом, порывистым ветром и ужасом. Харриет почувствовала, что ее собственное тело наклонилось вперед в пустоту, а потом полетело кувырком вниз.

Она закрыла глаза, а затем с усилием открыла их снова. Перед ней была только улица, чередующиеся пятна света и тени под столбами освещения. Она оттолкнулась от стены, покачнулась и обрела равновесие, несмотря на овладевшее ею головокружение. Она заставляла себя идти в полосе света от одного фонаря к другому.

Сейчас она была близка к Саймону.

Как раз в тот момент, когда она поняла это, она споткнулась, замедлила свои шаги, а потом ускорила их, потому что услышала звуки шагов за своей спиной. Сначала они были легкими, почти эхом ее собственных, но, казалось, что они приближаются. Харриет дошла до угла и повернула, метнув взгляд в сторону, но никого не увидела. Новая дорога протянулась перед ней, в конце ее была более широкая главная улица, ведущая назад к Сандерленд-авеню. Она пошла быстрее, однако звук шагов за ней ускорился тоже, и при большей скорости они звучали громче. Она думала теперь, что этот звук создавался не одной парой ног, а, возможно, четырьмя или пятью. Отдельные удары ног сливались вместе в какую-то скороговорку, сначала тихую, а потом все более громкую и близкую, что пугало ее.

В конце дороги был виден свет проезжающих автомобилей. Харриет не хотелось бежать, потому что она не хотела, чтобы побежали преследователи, но она не могла остановить себя. Как только она побежала, шум других бегущих раздался почти у нее за спиной.

Она часто и тяжело дышала, когда достигла главной улицы. Ночной автобус, со свистом рассекая воздух, промчался мимо нее, когда она в нерешительности остановилась на углу, и Харриет поймала беглый взгляд светящихся голубым светом лиц внутри него. Мертвые, потерявшие цвет лица без интереса смотрели на нее.

Пронзительный крик ужаса рос внутри нее, но она прижала руку ко рту и наблюдала, как удалялся автобус, за которым тянулся хвост автомобилей. Она со страхом подумала, повернулись ли бело-голубые лица и смотрят ли они вслед ей, и она поняла страх Саймона с мгновенной и ужасающей ясностью.

Харриет больше не колебалась. Она затаила дыхание и побежала так быстро, как только могла, по направлению к дому своей матери.

Ей показалось, что она стала Саймоном. За ней следили и охотились, как и за ним. Каждый вдох отдавался рыданием в ее горле, и хотя она бежала в тишине, она продолжала бежать так, как если бы снова слышала топот преследующих ног. Только однажды фигура отошла от ворот на ее пути. Она в ужасе завыла, когда они чуть не столкнулись, а потом увидела, что это был испуганный пенсионер с большой собакой на поводке. Собака угрожающе зарычала, но старик крикнул ей:

— Эй! С вами все в порядке?

Она бросила ему бессвязное слово и продолжала бежать до тех пор, пока не достигла спуска к Сандерленд-авеню. Знакомая пригородная местность успокоила ее. Она перешла на шаг и с трудом взошла на холм с прижатой к боку рукой. Она обернулась назад, но там никого не было. Она бежала, как Саймон, хотя убегать было не от чего. Она подошла к дому, открыла и закрыла голубые ворота и вошла через застекленную террасу, где стоял влажный запах листьев. Страх, который владел ею раньше, испарился окончательно.

Наверху она все еще в темноте села на свою кровать, плотно зажав руки между коленями. Дыхание медленно возвращалось в нормальное состояние.

Сейчас она понимала, что ночь сыграла с ней, в известной степени, обычную шутку. Она вполне ясно осознавала, что ни она, ни Кэт не смогли бы остановить Саймона, когда он уже бежал, и этот бег мог закончиться только прыжком, тогда как для нее это было возвращением, ровным дыханием и снова покоем. Потому что она была сильной и нормальной, а Саймон таким не был.

Она также была уверена, что если бы она оставила его в покое, если бы не было журналистов или кого-то еще, приходящего к его дверям, то, возможно, он вообще не побежал бы. Если бы она оставила «Мейзу», как кусок растрескавшейся доски из Шамшуйпо, или даже если бы она больше постаралась, достаточно внимательно продумала, как по-настоящему замаскировать его личность, то тогда, возможно, он и по сей день был бы в безопасности, в скорлупе своего дома. Но она ничего этого не сделала и неуклюже постаралась компенсировать свои промахи деньгами.

Это была ее вина, и с этим она должна будет жить, потому что Саймон умер.

— Я могу поймать тебя, — вопила Линда.

Преследуя Харриет, она бежала вниз по длинному склону, размахивая руками и перескакивая ногами в красных теннисных туфлях через клочки нестриженой травы. Харриет тоже бежала вниз по холму в направлении детской площадки, беговой дорожки и железнодорожной линии, которая кольцом окружала северный Лондон и по которой бегали маленькие поезда.

— Не можешь!

Харриет бежала так быстро, как только могла, но Линда бегала быстрее. До того, как она добежала до основания холма, Линда бросилась вперед, обвила руками талию Харриет и повисла на ней, чуть не опрокинув их обеих на землю.

— Хорошо, хорошо, — задыхаясь, кричала Харриет, — ты победила. Отпусти меня. Ты самый быстрый ребенок в Хемстед-Хит.

— Посмотри сюда.

Они повернулись, чтобы посмотреть на тот склон, по которому они спустились. На вершине Парламентского холма на фоне неба сверкали яркими квадратами и ромбами воздушные змеи, понаблюдать за которыми они забрались на холм. Линда и Харриет вместе подошли к другой стороне холма, расположенной ближе к дому Харриет, в респектабельном потоке прогуливающихся по парку в субботний день.

— Я не люблю гулять, — запротестовала Линда, когда Харриет предложила ей пойти в парк. — Мы бесконечно гуляем в школе, а сейчас каникулы.

— На этот раз тебе понравится.

Сначала она была надутой, но как только увидела над ними воздушных змеев, она забыла о своем неудовольствии.

— Сначала посмотрим на этих птиц, — зашумела она, и они поднялись на холм, с которого открывался вид раскинувшегося вокруг города.

— Вы никогда не говорили, какой отсюда вид. Он такой бескрайний. Я думаю, он такой же бескрайний, как Лос-Анджелес, только здесь нет океана, — добавила она, забавляя Харриет преданностью своему городу. — А что это такое круглое? — спросила она, показывая пальцем.