Когда я вгляделся в твои черты (СИ) - "Victoria M Vinya". Страница 46
Ветер зашуршал вдоль тропы выжженными за лето листьями и травой. Сквозь сизые сумерки стал пробиваться красный отсвет. Прогремело. По земле вязко застучали тёплые чёрные капли. Эрен вытер манжетой влагу с лица и в недоумении уставился на размазанную по ткани кровь. Хмыкнув, провёл пальцами под носом. «До сих пор столько крови? Откуда?» ― подумал он и для верности шмыгнул пару раз. В воздухе остро запахло железом и горячей почвой. Тусклый свет вокруг окончательно обагрился, а деревья попрятались во мраке. Эрен обратил к небу испуганный взор и увидел, как по нему вяло текли алые облака: «Что это?» Он поглядел на свои руки: с пальцев стекала склизкая кровавая жижа, капала на белые кроссовки, утопающие в костях и раздробленных кусках человеческих тел.
Эрен не мог сделать шаг, не мог пошевелить скованными ужасом конечностями. Просто стоял и смотрел, опутанный липким омерзением и страхом. И тут за спиной раздались тяжёлые шаги. Он их однажды уже слышал, после репетиции с Ханджи… Однажды?
Раз! Два! Раз! Два!
Воздух раскалился, как жерло вулкана. Гул становился всё громче.
Раз! Два! Раз! Два!
Эрен обернулся. Прямо на него стройным покорным рядом шагали сотни колоссальных титанов. Сотни?.. Земля содрогалась и стонала. Мимо проносились люди, похожие на испуганных насекомых, захлёбывались воплями, кровью и мольбами.
«Почему я стою? Почему не бегу?»
Сквозь клубки пыли и пара, громыхая костями, навстречу Эрену двигалось гигантское чудовище ― жуткое и уродливое. Под его нелепой кошмарной поступью рушились дома и разрубалась плоть. Метнув в сторону Эрена демонический зелёный взгляд, оно остановилось и медленно склонило голову.
Непостижимый. Ужасающий. Молчаливый истукан.
«Ты знаешь. Ты ведь это знаешь. Незачем больше убегать. Да тебе и некуда…»
Эрен рухнул на колени и по-детски прикрыл глаза предплечьем, отвернулся от чудовища и ощутил, как по лицу безостановочно скатывались слёзы. Он тонул в крови, разлившейся топким болотом. Кровь падала с неба заупокойным дождём.
«Я истреблю всех! Всех до единого!»
Лучше бы здесь была тишина. Лучше бы зияла пустота. Лучше бы с ним осталось забвение ― его щит, его убежище. Теперь стена была разрушена, а он сидел лицом к лицу с собственными грехами, которые невозможно искупить и через тысячу новых жизней. Потому что он забрал миллиарды чужих.
«Не сомневаюсь, что ради достижения своих “благородных идеалов” вы бы и целый мир растоптали в клочья», ― пролился с небес насмешливый голос.
«И я растоптал. Так много жизней. Загубил их собственными руками. Мне никогда не отмыться. Никогда не освободиться. Никогда…»
Эрен схватился за пряди на макушке и истошно взвыл, согнувшись пополам и ударившись лбом о землю. В груди разрасталась столь невыносимая боль, что казалось, будто сердце продырявит грудную клетку. «Я их убил! Я их всех убил! ― заревел, словно подстреленный зверь. До хрипоты, до удушающего кашля. ― Монстр! Сволочь! Ничтожество!» ― И он со всей силы стал дёргать себя за волосы.
Земля по-прежнему дрожала. Титаны продолжали идти вперёд. Теперь он помнил всё. И до смерти желал вновь забыть…
Эрен не заметил, как отключился лёжа на траве, омываемый жестоким ливнем. Время перестало существовать, и он бесконечно тонул.
Разлепив тяжёлые веки, он с безразличием посмотрел на глубокую мутную лужу крови подле своего лица. Постепенно багрянец растворялся в толще дождевой воды, и наконец совсем исчез. Эрен молча глотал слёзы, сдерживаемый крик царапал и обжигал ему горло. «Лучше бы меня прямо сейчас кто-нибудь убил. Как следует отпинал и разрубил живьём на части. Чтобы орал и мучился, да посильнее. Я не заслуживаю жизни и неуклюже брошенного мне под ноги второго шанса. Вот бы кто-нибудь всё прекратил сию же минуту!.. Какое же я чудовище… Я и мизинца Микасы не стою, не то что её любви! Не стою дружбы Армина. Не стою объятий матери, которую принёс в жертву ради… Блядь! Да пошло оно всё!»
Пытаясь унять дрожь, Эрен кое-как поднялся и поковылял к выходу из парка. Его замутило. Сделав несколько шагов, он покачнулся, и его стошнило. Эрен кряхтел и надрывался, упёршись ладонью в мокрый ствол дуба. Еле себя остановил, зажав рот рукой, и отправился дальше. На выходе стало чуть легче. Он шёл вдоль проезжей части, не осознавая собственных шагов. Весь мир казался ему истерзанным спасшимся пленником, избежавшим суровой кары самозваного избавителя. Эрен достал из кармана джинсов телефон: дисплей был разбит и жалко мерцал, часы показывали полночь. Плевать на испорченную безделушку! Всё это не имеет смысла.
Как только он повернул в дверях ключ и переступил порог дома, его укутало ласковым теплом и вкусным запахом томящегося на плите ужина. Внутренности вновь скрутило спазмом от осознания, что в родном пристанище уюта больше не было безопасно. Ему негде спрятаться от себя. Эрен притулился к входной двери и съехал вниз, равнодушно уставившись перед собой. Из гостиной мигал свет от телевизора, в кухне ворковало радио, и ему подпевало шипение масла в сковороде.
Больше ничто не будет таким, как прежде.
Из дверной щели пролился божественный свет, и следом величаво выплыл прекрасный темноволосый ангел в переднике с кружевной оторочкой. Эрен помнил, как через метры испорченной ткани, уколотые пальцы и ворчание шил его в первом классе для Карлы вместе с девчонками, отказавшись от «мужского подарка», который мастерили мальчишки: он даже не помнил, что это было, ― уж верно, бесполезная чушь, которая точно маме не пригодилась бы. Рот раскроила печальная улыбка и тут же растаяла в уголках обветренных губ. Этот ангел даже не подозревает, какое от неё родилось уродство ― погибель всего человечества. И её тоже. Эрену вновь захотелось кричать и калечить себя.
Ангел приблизился к нему и что-то спросил. Не разобрать ни слова. Глаза Эрена наполнились невыносимыми слезами, ему ничего так не хотелось, как спрятаться под белоснежными мягкими крыльями и забыться. Навечно уснуть. Он порывисто обхватил Карлу за талию и уткнулся лицом в её живот, неистово завыв, как голодный детёныш.
― Пожалуйста, спаси меня, мама! Спаси! Пожалуйста, пожалуйста!
― Эрен, ты чего? ― испуганно вскрикнула Карла, инстинктивно приподняв руки.
― Прости меня! Прости меня за всё! ― захлёбываясь слюной, причитал он в ткань её передника.
― Милый мой, что с тобой? ― натянутым, как струна, голосом переспросила она и опустилась перед ним на колени.
Эрен бессвязно бормотал, зарываясь лицом в её волосы, беспомощно мял ткань платья на спине матери и не мог остановить охвативших его рыданий. В глазах темнело и плыло, к глотке снова подступила тошнота.
— Гриша, скорее сюда! Эрену плохо!
Он едва сумел разобрать сказанное и отключился.
В полуобморочном бреду Эрен слышал обрывки телефонного разговора отца с коллегой из клиники, затем ободряющие бормотания над ухом, чувствовал, как ему ставили укол. Сознание накрыло упоительной темнотой.
Обманчивое спасение. Короткое, словно зимний день.
Он снова услышал дрожь земли, гул тяжёлых шагов, отчаянные стоны и бесполезные молитвы. Песнь стальных клинков рассекала горячий воздух, смешивалась с голосами дорогих друзей.
«Не могу смотреть на них. Пусть всё скорее закончится».
Бесконечная ярость. Бесконечная печаль. Непроглядная бездна. Лишь мгновение света — и родные глаза, полные решимости и боли. Он давно её ждал.
Треск разрубленной плоти. Снова мрак. Ничто. И гаснущее тепло её мягких трепетных губ.
Его настоящий первый поцелуй. Поцелуй любви и смерти. Лишённый пыла, лишённый экстаза — агония, прощание. Признание на пепелище растоптанного мира. Подлинная красота и подлинное уродство.
Холод и пустота.
Во тьме забелела рука. Её рука. Эрен отрывисто всхлипнул заложенным носом и повернул голову вбок: рядом с постелью сидела Микаса, прикладывала к его лбу мокрое полотенце.
— Ты всё ещё здесь? — чуть слышно вымолвил Эрен.
— Да, я здесь.
— Не может этого быть… Ты не можешь быть в пустоте.