Выпускной. В плену боли (СИ) - Попова Любовь. Страница 23

— Аааась, — заглядывает Демьян, впуская сквозняк по коже… Вздрагиваю, смотря на Демьяна, надеясь раздраженно. Ну чтобы понял, что нужно выйти. Дать мне побыть одной. Не знаю, подготовиться к новой порции унижения…

— Ась?

— Ась, блин. Что делать то? Пожарить картошку?

— Я потом тебя пожарю на сковороде, придурок, — отворачиваюсь. – Если сварим суп, то его на несколько дней хватит.

— Без холодоса?

— Блин…

— Ну на два дня точно. Если крышку не сильно часто открывать.

— Ладно, — чувствую, как пялится. Извращенец. Да и мне уже выгнать его надо… А я почти греюсь в жадном желании, которым стягивает тело. – А как его готовить то?

— Картошку сначала почисти… Там была картофелечистка.

— Ножом же быстрее.

— Знаешь, лучше вообще не чисти. Просто хорошо промой.

— И мы с очистками есть будем?

— Демьян, мы не в твоем лакшери ресторане. Если будет надо, начнем жрать бумагу!

— Да понял я, понял, — сквозняк пропадает, значит ушел. Расслабляюсь, веду по животу рукой, ровно там, куда брызнули капли. Выше, к груди, соски на которой сжимаются от холода. – Ася…

Вскрикиваю от неожиданности, поворачиваюсь и бью по наглой вытянутой руке.

— Демьян! Чтоб тебя!

— Испугалась?

— Да!

— Прости. Что это у тебя? — все-таки трогает спину, то место, куда однажды попала пряжка папиного ремня…

Толкаю его руку и отворачиваюсь.

— А что, не узнаешь?

— Он тебя ремнем бил? — слышу в голове удивление и тихую злобу. Приятное чувство, что хоть кому – то есть до тебя дело… Наверное. А может он просто, ждет, что я выйду и сама начну готовить?

— Если ты считаешь, что печальная история моей жизни поможет тебе избежать готовки, то ты глубоко заблуждаешься.

— Да приготовлю я, не безрукий. Мы как — то в походе готовили. Ну…Я маме помогал.

— Вот и иди и вспоминай…

Он все еще тут, смотрит, смотрит как зачарованный, как по моему телу вода стекает. От его взгляда вода кажется кипятком, а между ног приятно тянет.

— Расскажешь про отца?

— Зачем?

— Чтобы не мне скучно было готовить чертов суп.

— Я похожа на Шехерезаду?

— Ты похожа на зануду! Мне просто интересно.

— Не то…

— Почему?

— Вот если бы для тебя было это важно, я бы рассказала, а тебе просто интересно. Там вон полная полка книг, почитай там интересные истории. А у моей все равно не счастливый конец в подвале маньяка…

— Ася… Ты не права.

— Да что ты! Мне волосы отрезали, понимаешь? Они там валяются, валяются словно напоминание, что я теперь не красивая девушка с длинными волосами, а поруганная блядь, которая существует лишь для потехи извращенца… — Демьян что – то вставить пытается, но я уже расхожусь не на шутку — Ты ничего не потерял, понимаешь? Ни – че – го! Ты не терял девственность, ты не терял волосы, ты выйдешь отсюда и поедешь в свою Европу, а мне потом жить с этим позором… Всю мою жизнь бояться, что кто – то покажет пальцем, это в том случае, если отец не забьет меня палкой, когда обо всем узнает…

— Хуевый у тебя отец…

— Да? А у тебя?

— У меня отличный папа.

— Отличный папа, который научил лишь одному, как набирать его номер в случае опасности. И вот ты один… Ни на что не способен.

— Пытаешься свой придуманный позор стереть моей придуманной никчемностью?

— Пытаюсь помыться, а ты мне мешаешь! – выталкиваю его за дверь и хлопаю ее, стекая по полотну… Позор никчемностью… Позор… Придуманный…

Спустя полчаса я наконец выхожу из ванной…Держу грязное платье на груди, сразу иду к нитке с иголкой. Что оставила у кровати. С удивлением замечаю, что моих волос уже нет. А Демьян пытается нарезать картошку. Получается крупно конечно, но неплохо. Он даже ее помыл.

— Ась…

— М? – зашиваю платье. Стараюсь не смотреть туда, прикрывшись полотенцем.

— А из чего суп то варить. Мясо же нужно…

— Ну у меня есть на примете одна ненужная сарделька,— поднимаю я взгляд, и Демьян невольно прикрывает пах под мой смех.

— Там у нас колбаса вроде оставалась…

— Отличная мысль.

— Ее тоже кубиками.

— Да и морковку и лук и можно кинуть макарошки, чтобы не совсем пустой был.

— А в какой очередности?

— Сначала морковь, ее дольше всего варить, потом лук, чтобы он разварился и насытил бульон, потом картошку, потом колбасу, в конце макарошки.

— Ага…

Наблюдаю за метаниями Демьяна.. Пытается доказать, что не никчемный? Или чувствует вину?

— Платье сильно порвал?

— Зашить можно. Но лучше не надо рвать.

— В следующий раз снимай, — говорит, мешая бульон и словно понимает, что ляпнул. – Ты же понимаешь, что будет следующий раз?

— Может обойдется? — пожимаю плечами. Демьян зеркалит движение, возвращается к готовке.

Мы едим в полной тишине, иногда поглядывая друг на друга… Я мою посуду, Демьян неожиданно увлекается чтением. Это спокойствие затягивает, расслабляет, длится долго… Кажется, словно маньяк уснул, а может даже умер.. Я никогда никому не желала смерти, даже отцу…. Даже сейчас ищу себе оправдания…

— Спать хочу… — иду к кровати, а Демьян кивает.

— Ты тогда поспи, потом я.

— Точно?

— Не хочется потом лишиться чего – то еще, пока спим. Моя сарделька не отрастет, как твои волосы…

Я ложусь спать, немного нервно верчусь, но все – таки мозгу нужен отдых. Погружаюсь в странный сон, в темноту, в линии света, к которым иду, бегу, пытаюсь добраться, но все бесполезно… Вздрагиваю резко, от звука характерного стука. Сажусь на кровати, пока Демьян идет к каморке. Выходит, оттуда и разводит руками.

— Что?

— В том то и дело, что ничего…

— И что это значит?

Демьян тянется за листком бумаги и протягивает мне.

— Это значит, что отдых закончен, полагаю. Выбирай… Потрахаемся и я посплю наконец…

— Может это блеф? — шепчу я ему, а Демьян устало трет глаза.

— Ну можем рискнуть…

Опускаю глаза на листок… Мне не нравятся эти слова. От них несет грязью и стыдом.

— А что тут самое безобидное? — спрашиваю, а Демьян садится рядом, бедром к бедру. Читает. Шумно дышит, пробегая взглядом сверху вниз… Внутри рождается дребезжание, волнение охватывает с головы до кончиков пальцев на ногах. Поджимаю их в пьяном ожидании. – Демьян.

— Ложись, куни тебе сделаю…

— А что это? Куни…

— Пизду тебе вылежу...

Он говорит так спокойно, словно это работа, словно обязанность. Ну ведь так и есть. Но почему так обидно от его тона…

— Нет?

— Не знаю…

— Да похуй. Я короче спать… — убирает он листок, и ложится спать. Страх щупальцами на горло давит… Чего нас лишить можно… Супа?

— Демьян, просто я никогда не… Я не могу так. Раз и все

— Знаю, — открывает он глаза и собирает в кулак мое платье. – Иди сюда… Сядь мне на лицо…

— Ты смеешься...

— Да иди уже сюда! – дергает меня на себя, заставляет приподняться, выше и выше, пока не оказываюсь промежностью прямо над его лицом. Смотрю, как Демьян облизывается, трогает меня пальцами, вызывая желание заплакать от остроты ощущений… Закрываю глаза и смотрю на Демьяна через щелочку… И это так странно, дико, неправильно. Но будоражит при мысли, что его язык заменит пальцы, которые гладят складки, раздвигают их, проникают внутрь….

Глава 32. Демьян Одинцов

Говорят, человек ко всему может привыкнуть. К боли. К страданиям. К деньгам. К удовольствию. Говорят, человек легко адаптируется в любых условиях, приспосабливается…

Но разве можно жить тут. В четырех стенах? Как собака, которую не выпускают из будки. Как мышь в банке. Как животное в закрытом зоопарке…

Оказывается можно.

Даже не думаешь о том, что за тобой кто — то наблюдает… Просто потому что мозг занят не размышлениями, а сексом. Мозг отключен, мозг словно вата. И все из-за нее. Ася как опиум, благодаря которому легко переживаешь заточение, легко приспосабливаешься и даже не против провести так побольше времени. Можно снизу. Можно сверху. Можно как угодно….