Усобица триумвирата (СИ) - "AlmaZa". Страница 27
- Не боюсь, - не поднимая глаз, ответила она, но дрожь её руки выдавала истинный трепет.
- За счастье и здоровье молодых! – встав, провозгласил каган, залпом осушив свою чарку. Его примеру последовали остальные. Изяслав дал отмашку скоморохам и музыкантам, и загремели бубны, забренчали гусли, загудели двойные флейты и сурны. В последние годы жизни Ярослава таких увеселений уже не было. Ставший очень набожным Ярослав избегал развлечений, считая их осквернением духа и пустой суетой. Но старший из оставшихся сыновей возродил слегка подзабытые традиции, хотя Иларион и многие церковники вместе с ним осуждали подобное, называя бесовством. Но Илариона при дворе больше не было. До назначения нового митрополита никто не мог указывать великому князю!
Святослав с Киликией сидели возле Изяслава с Елизаветой, а напротив них, по другую сторону, расположились Всеслав с Нейолой. Гречанка чувствовала себя придавленной огромным камнем, словно на неё обрушилась мраморная колонна, на плечи, на ноги. Полоцкий князь умудрялся улавливать все моменты, когда Святослав отворачивался и говорил с кем-то, чтобы начать прожигать глазами его жену. Лика тогда смотрела на Нейолу, призывая ту мысленно к женскому состраданию, чтобы та следила за Всеславом и не давала воли его безрассудствам. Но Нейола была холодно-безучастна, почти не пила, скромно ела и, судя по всему, прекрасно знала о том, как способен вести себя Всеслав. Киликия каким-то образом поняла это по тому, как красавица брюнетка кивала каким-то его замечаниям ей на ухо, пожимала плечами и ни разу не улыбнулась в ответ на его веселье. Он говорил, что ему позволено иметь много жён. Были ли они у него уже в Полоцке? Что думала об этом Нейола, или для них, язычников, в порядке вещей не ограничиваться одним возлюбленным?
- О чём задумалась, ласточка? – отвлёк её Святослав.
- Да так… ни о чём. Помнишь, какой была наша свадьба? – посмотрела она ему в глаза с любовью.
- Помню. Не такой широкой и шумной.
- Ты видел это? – вторгся в беседу супругов Всеволод, сидевший по другую руку от Святослава. – Ты видел этого язычника в Святой Софии? Ужасно!
- Перестань, - поморщил брови князь, - если запрещать иноверцам входить в храмы, как они приблизятся к богу, узнают о нём, потянулся к нему? Пусть ходит, может быть, надумает креститься.
- Пусть сначала крестится, а потом ходит!
- Ты путаешь важность вещей, брат.
- Каким образом?
- Если он крестится для того, чтобы получить доступ в церкви – что это будет за вера? Исполнить обряд ради новых возможностей? Пустое, ничего не значащее действие без убеждений. Если же он в церквях обретёт желание креститься, и именно крещение и вера станут целью – это совсем другое. Это будет куда серьёзнее и глубже.
Всеволод задумался, покончив с брагой и перейдя на морсы. С него было достаточно пьянящего питья, всё-таки вступление в брак – это божественный и духовный союз, а не эта последующая пирушка, и за новобрачных надо молиться, а не пить.
Прямо на стуле принесли и Вячеслава. Он оказался возле Всеслава и, выпив пару стаканов, взбодрился и разговорился с ним. Ода была зажата и не поднимала взора от тарелки. Почти напротив неё сидел Святослав, любоваться которым она могла бы бесконечно, а рядом чувствовалась близость полоцкого князя, которого она теперь побаивалась и предпочитала сторониться. Он знал, в кого она влюблена, и будто обнажал её перед миром своим знанием. Ей никуда было не скрыться от своих чувств, раскрытых кем-то.
От плясок и песен к вечеру сделалось ещё жарче. В зале было тесно, и многие повалили во двор, куда вышла и часть музыкантов. Веселье растянулось. Изяслав, не выпуская кубок из руки, вспомнил, что распоряжался устроить праздник и в Подолье. Его потянуло смотреть, как гуляет простой люд. Дружинники, особенно варяжские наёмники, горячо поддержали предложение, и неровная гурьба потянулась змейкой вниз с холма. Гертруда отказалась участвовать в шествии и, окружённая польскими посланниками, осталась за столом. Анастасия, жаловавшаяся и до этого на головную боль, удалилась в светлицы.
- За Изом надо присмотреть, - сказал негромко Киликии Святослав. – Пойдёшь со мной? Не хочу оставлять тебя одну.
- Это говорит тот, кто собрался уехать неизвестно насколько? – улыбнулась она лукаво, но коснулась мимолётно щекой его плеча: - Идём, мне тоже нравятся гуляния народа. В них есть что-то непосредственное, открытое, простое. Чего не хватает всем этим княжеским излишествам.
Закат погас за Копыревым концом. Близилась ночь, освещаемая зажигающимися кострами. Особенно много их было на торговище, где девушки и парни водили с напевами хороводы, смеялись, бегали и хватали с накрытых княжьими людьми столов сласти и угощенья. Здесь, поодаль от теремов и власти, в срубах и избах, в их жителях заметны были старые привычки, предшествовавшие христианским. Юноши и девицы вели себя свободнее, убегая для встреч в рощи. Дети не знавали грамоты, не обучались ей, но точно заучивали имена местных духов и главных богов, предания о них и древние былины, которых не помнили и самые долгожительсвующие бояре. Народ, когда-то звавшийся полянами, перемешавшись с северянами, свеями и другими скандинавами, печенегами, византийцами, армянами, новгородскими словенами стал многолик, но сохранял свою открытую и доверчивую душу, не напряжённую догматами и не опечаленную отделением от природы. Он ткал, вспахивал, выращивал, пас, собирал, ловил рыбу и лесного зверя, и во всём этом сохранял единство с тем, что звалось у него «Родом», высшей силой, дарящей людям всё необходимое для жизни.
Святослав попросил Лику подождать его на торговище. Потеряв Изяслава из вида, он отправился за братом. Тот был достаточно пьян, чтобы переживать за его поведение, и один Ярославич поспешил на поиск другого, обходя людей и осматриваясь. Темнота не облегчала задачи. Киликия посмотрела на берёзовый пролесок, идущий в сторону Глибочицы (6), там было совсем ничего не рассмотреть, но оттуда доносились то шорохи, то голоса. Отойдя от шумного и разгоряченного скопления киевлян, княгиня подняла взгляд к звёздам. Здесь ей были слышны сверчки и поющие вдали, в Дорогожицком болоте лягушки. Влажный воздух стелился оттуда, с полуночной стороны и от Днепра. Его прорезали звуки флейт и звонкое стрекотание бубенцов. Вдруг в роще раздался крик. Киликия обернулась, вглядываясь во мрак. Это был девичий крик! Она не могла спутать его с какой-нибудь птицей. Поглядев назад в поисках факела, она не увидела ничего, чем могла бы посветить себе, но всё равно шагнула между деревьями. За локоть её кто-то ухватил. Она вздрогнула, но быстро узнала Всеслава.
- Пусти!
- Не ходи туда, - предупредил он, - там пьяные варяги.
- Но я слышала крик…
- Не первый, и не последний. Насытив желудок и напившись, любой воин хочет женщину. И они их нашли.
- Нужно позвать дружинников…
- Чтобы присоединились? – ухмыльнулся Всеслав. – Половина из них – варяги. И они как раз там, - кивнул полоцкий князь на рощу. – Князья завтра с этим разберутся, поверь мне.
- Идолопоклонники и дикари, - покачала головой Киликия, представляя, что происходит в глубине берёз, и невольно сжимаясь от этого.
- Я тоже похож на дикаря? – отвлёк её Всеслав. Она посмотрела на него.
- Дай тебе волю – ты будешь так же бесчинствовать!
- А христиане не будут? Не лги себе. Что делали поляки в Киеве и что делали русы в Червенских землях, когда ходили с войной друг на друга? Происходило то же самое. Вера мало кого отвращает от удовольствия.
- Но женщины…
- Каждая женщина хочет быть захваченной и завоёванной, разве не так? – повёл он бровью. Вызовом зажглись его чёрные глаза.
- Не каждая, - возразила Лика.
- Может быть, не каждым мужчиной – да. Но когда она находит себе кого-то по душе, то ждёт именно этого. Завоевания. Беспощадного и бескомпромиссного.
- Ты оправдываешь мужскую грубость.
- А ты отрицаешь женскую тягу к ней.
- Всеслав, тебе лучше уйти.