Усобица триумвирата (СИ) - "AlmaZa". Страница 65

- Давыд! – отвлеклась она, увидев, как сын нашёл где-то сосульку и пытается погрызть. – Перестань, брось!

Отобрав у мальчика безвкусный леденец, Лика посмотрела на Олега, сидевшего на руках кормилицы, потом на Вышу, игравшую с Софьей.

- А где Рома? – вертанулась она кругом, нигде не видя неугомонного своего отпрыска. – Мария! Лиза! Где Рома?

Женщины, боярыня и челядинка, тоже принялись озираться. Лиза растерянно сказала:

- Только что был здесь…

- Да что ж такое! – придержав живот, княгиня двинулась промеж людей, выискивая свою вечную головную боль, своего самого суетливого и тормошного ребёнка. Впрочем, кто знает, какими подрастут другие? Каким родится очередной? – Рома! Рома! Где Роман? Ян Вышатич, не видел?

Молодой воевода отрицательно повёл лицом.

- Он убежал к горке, с другими детьми, - сказал Скагул, подойдя к ней.

- Спасибо! – сменив направление, Киликия прибавила шагу. Не хватало оставлять без присмотра этого вездесущего чертёнка! Скагул двинулся следом.

Заснеженный берег пестрел детьми от мала до велика. Всматриваясь в их головки и одёжки, Лика никак не могла разглядеть родную. Где же он?

- Рома! Роман! – покличила она. Бояре покосились на неё. Не престало княгине орать, как простолюдинке! Что ж она, кого из девок послать не могла? – Да где же ты? – пробормотала Лика и, придержав юбку, аккуратно села на горку, чтобы скатиться вниз.

- Княгиня! – не успел её придержать Скагул и, приставленный охранять семью Святослава, снова поторопился за ней.

Ступив на замёрзшую Стрижень, Киликия начала волноваться не на шутку. Романа нигде не было. Вылавливая из толпы мальчишек, она заглядывала им под шапки и убеждалась, что это не он. Снова не он. Наконец, повернувшись в ту сторону, где река впадала в Десну, она увидела одинокий силуэт с палкой. Невысокая фигурка стукала себе под ногами лёд, как будто бы пытаясь воткнуть свой посох.

- Рома! – крикнула Киликия и рванула вперёд в тот же момент, в который сын на глазах пошатнулся и, подкашиваясь, стал уходить вниз, под надломившееся ледяное покрытие Стрижени. – Рома!!!

Не думая больше ни о чём, кроме того, что если течение утянет его под лёд, то сыну конец, Лика разбежалась и, прыгая вперёд, повалилась и протянутой рукой успела схватить ребёнка за пальцы.

- Мама! – перепуганный, отчаянно сразу же завизжал он, плача и барахтаясь. – Мама! Помоги!

- Держу, держу! – ощутив резкую боль в животе, которым ударилась, Лика потянула сына на себя. Лёд стал хрустеть и трескаться и под ней. – Ромочка, не брыкайся, осторожнее!

Она попыталась потянусь его на себя. Обернувшись, увидела приближающегося Скагула:

- Стой! Лёд не выдержит! Не подходи!

Юноша немедленно сообразил и отступил, ища глазами какой-нибудь длинный шест, большую деревяную балку.

- Мама! – заплакал уже от холода Рома. Ледяная вода промочила одежду, сковывала движения.

- Осторожнее, осторожнее! – Лика подцепила его второй рукой и, вопреки разрастающейся где-то в организме боли, сцепила зубы и вытянула сына к себе, прижав скорее к груди. – Тише, тише, не шевелись, Ромушка, не шевелись…

- Мам! – уткнувшись в неё, захныкал он.

- Всё хорошо, тише, - но предательский звук ломающегося льда вывел её из спокойного оцепенения и, понимая, что сейчас раскол пойдёт дальше, Лика отодвинула от себя сына. Под их двойным весом лёд не выдержал. Княгиня толкнула со всей силы в сторону Скагула Романа, и тотчас рухнула в ледяную воду сама, замечая, как белоснежная поверхность реки, на которой она только что была, покрылась алой кровью.

Полоцк

Всеслав вошёл в душную, чадящую от жгущихся трав комнату сестры. Нейола сидела в состоянии, похожем на транс. Перед ней были разложены странные инструменты её ведьмовства: пучки сушенных кореньев и веток, кости животных, камни, деревянные дощечки, на которых вырезались какие-то символы. Уста девушки мелко перебирали неясные слова. Князь посмотрел на неё, будто не слышавшую его прихода, не шелохнувшуюся. Вздохнув, решил пройтись, разглядывая необходимые для разных ритуалов и обрядов предметы. Он не часто заглядывал к сестре, предпочитая наведываться к тем девицам, с которыми можно было удовлетворить его вечно похотливую по-звериному плоть. Ночь без женщины для него была напрасно прошедшей, но в последнее время страсть немного поутихла, потому что Всеслав не мог получить в постель одну, наиболее желанную.

На стене висело изображение солнца, а перед ним горел открытый очаг. Перед очагом разложены были какие-то фигурки. Князь присел, разглядывая пять тряпичных кукол. Трогать не стал – мало ли что сестра с ними делала? Она лучшая вайделотка из ныне существующих. Может, последняя настоящая, способная творить чародейства и языческую магию.

Пять кукол были в юбочках, и лежали достаточно близко к огню, чтобы нагреться и рано или поздно сгореть. «Интересно, почему их пять? – задумался Всеслав. – Да, сыновей у Ярослава осталось пять, но в юбочках они не ходят, в отличие от их жён…». Их жён! Всеслав поднялся с корточек, осознав, что сестра наводит порчу или пытается извести жён родичей.

- Нейола! – не разбираясь, которая кукла какую княгиню изображала, вскричал Всеслав и отопнул их ногой от огня подальше.

Девушка открыла свои чёрные, бездонные глаза. Они были полны злобы, потому что она поняла по звукам, что он испортил. Они встретились взглядами.

- Ты с ума сошла?! – указал Всеслав на пол и разбросанные миниатюры княгинь. – Ты что делаешь?!

- Это ты что делаешь? Мы с тобой решили, что на самих Ярославичей хворь и проклятье наводить нельзя – они наша кровь, и мы сами можем пострадать. Но извести их жён, чтобы не дали больше потомства, я могу! И собираюсь это сделать!

- Нет! – Всеслав ещё раз пнул одну куклу подальше в угол, потом вторую в другой. – Нет, ты этого делать не будешь!

- Из-за неё? – Нейола едко ухмыльнулась. – И кто из нас ещё сошёл с ума, брат?

- Я говорил тебе, чтобы ты оставила её мне!

- Самую плодящуюся? – поморщилась Нейола и поднялась, оправляя длинное платье. – Давай, жди, пока она родит Святославу столько отпрысков, что ни тебе, ни твоему сыну никогда не увидать киевского стола! – девушка подошла к очагу и бросила туда щепотку чего-то пахучего. Извиняющимся взглядом посмотрела на символическое солнце. – Сейчас Корочун[2], тёмные боги лучше всего слышат наши просьбы, у них больше всего силы, пока Сварог уходит на покой. Я могла бы столько сделать! – Нейола обернулась через плечо на брата. – Мужчины всегда слабы своим зудящимся удом! И ты не исключение! Если бы вы не шли у него на поводу, добивались бы гораздо большего!

- И чего ради? Чтоб как ты не ведать никаких удовольствий? – повёл чёрной дугой брови Всеслав. – Каждому своё, сестра.

- Ты знаешь, что моё девство даёт мне силы.

- И озлобляет тебя до невозможности. - В дверь постучали. – Войдите! – разрешил князь, словно это были его покои. Нейола промолчала, но недовольно отвела глаза.

Вошла челядинка, в полумраке не сразу нашедшая, в какую сторону поклониться. Увидев Всеслава, обратилась к нему:

- Любава родила, князь.

Он некоторое время стоял неподвижно, как не понимающий, какое отношение имеет к этому событию? Потом отмер.

- Кто? Мальчик или девочка?

- Мальчик.

- Благодарю. Можешь идти, - махнул он девице, и та растворилась. Любава была его возлюбленной до того, как он увидел Киликию. Простая девушка, он встретил её в деревне, возвращаясь в охоты. Она оказалась невестой кузнеца, но это князя не остановило – соблазнил её и увёз к себе в терем. Несколько месяцев пылал страстью, не выпуская из своих объятий, но в конце концов остыл. А последствие явилось сейчас. – Сын, стало быть… - не без гордости произнес Всеслав.

- Как назовёшь?

Недолго подумав, князь ответил сестре:

- Глеб[3].

Нейола вспыхнула:

- Как её первенца?! – если бы слова умели превращать в яд, они бы кипящей пеной полились изо рта вайделотки. – Может, ты ещё и покрестишь его?!