Варшава - Козлов Владимир Владимирович. Страница 2
Он встает из-за стола, идет по проходу. У Голубовича вместо закладки – календарик с «мицубиси».
– Что, голубая мечта? – спрашивает Кузнецов. Голубович надувает губы, дергает плечами. – Тысяч десять «зеленых» стоит, не меньше.
Конкина спрашивает:
– Юрий Николаевич, а это правда, что со следующего года обучение будет на белорусском?
– Вообще, слухи такие ходят. От наших правителей можно ожидать чего угодно. То они, извиняюсь за выражение, задницу Москве лизали, то вдруг все стали ярыми националистами. Сейчас даже мультфильмы на белорусский переводят. Видели? Я вчера включил телевизор – там «Калыханка», и в ней мультфильм – на белорусском.
Конкина говорит:
– А как мы будем, если белорусский введут?
– Ну, как будем, как будем… Выучим. В школе все учили, вспомним, освежим… Будете знать еще один европейский язык. – Он хмыкает.
Мою руки холодной водой в туалете на втором этаже. Рядом курит препод с нашего факультета – он ведет у сто восемнадцатой группы. В костюме, белой рубашке, волосы стянуты в хвост. Он кладет сигарету на край раковины, вынимает из кармана калькулятор, начинает считать.
В буфете корпуса «А» беру две вареные сосиски с остывшим пюре и стакан томатного сока. Плачу восемьдесят три рубля.
Сажусь за стол. На нем – три пустых стакана и тарелка с целлофаном от сосисок.
В углу какая-то группа празднует день рожденья. На столе – торты и бутылки лимонада.
– Позвольте мне поднять этот бокал за нашу Марину, – говорит волосатый чувак. – Умницу, красавицу, спортсменку. Вот, разве что, уже не комсомолку. Зато, в прошлом, само собой, пионерку…
Все хохочут, чокаются лимонадом.
Я разламываю вилкой сосиску.
Захожу в ЖЭУ рядом с домом. В коридоре горит тусклая лампочка. Мужик курит сигарету без фильтра, у ног – ящик с инструментами. В углу свалены лопаты и метлы.
Иду по коридору, упираюсь в дверь, открываю.
Еще коридор. Несколько дверей. На одной – табличка «начальник». Я стучусь, заглядываю.
– Здрасьте.
За столом – тетка в черной телогрейке, читает «СПИД Инфо». На полу – обогреватель с раскаленной спиралью. Я вхожу, закрываю дверь.
– Ты по какому делу?
– Насчет работы. Я – студент, хочу устроиться дворником.
– А где учишься?
– В инязе.
– Иногородний?
– Ага.
– А откуда?
– Из Могилева.
– Стипендию что, не платят?
– Платят, но мало…
– Да, это раньше можно было жить на стипендию… Что, и родители не помогают?
– У них самих не особо… Да я и не хочу, я лучше сам заработаю.
– Сам, говоришь, заработаешь?
Я киваю. Тетка кладет газету на стол. В центре страницы – фотография голой девушки.
– Это ты, конечно, молодец, что хочешь сам заработать. Не то, что некоторые – только пить-гулять.
Она достает из пачки «BT» сигарету, наклоняется, прикуривает от спирали, пододвигает пачку ко мне.
– Нет, я не курю.
– Тоже молодец. Хороший парень – сразу видно. Но помочь я тебе не могу. У нас все места забиты, никто не уходит – у некоторых жилье наше, нельзя уходить. А у кого свое, все равно не уходят – сейчас с работой тяжело, никуда не устроишься. Так что…
– Ладно, спасибо.
– Не за что.
Пьем пиво в кафетерии булочной – я, Липатов и Голубович. Липатов в «косухе», черных джинсах и грубых ботинках. Он слушает только «Депеш мод». Голубович – в обычной серой куртке.
– Хорошо вчера погудели, – говорит Липатов. – Пошли с моей герлфренд в кабак, посидели. Тысяча двести. Вся стипендия, короче. Проводил ее, потом пипла знакомого встретил, раздавили ботл рашен водка. Утром еле встал…
Липатов морщится, отпивает пива. На стойке – серые бумажки от пирожных, обсыпанные крошками. Голубович отставляет бутылку, кусает заусенец на пальце. Он говорит:
– Ну, я вообще тоже с пацаном вчера, корешем своим… Зарулили в кафе, по сто водки…
– Ты ж говорил – дома сидел, футбол смотрел, «Барселона» – ЦСКА?
Я спрашиваю:
– А кто выиграл?
Голубович краснеет.
– Так это после футбола уже…
Голубович смотрит на свои пальцы, они вымазаны шариковой ручкой. Он поворачивается ко мне.
– Ну что, нашел работу?
– Не-а. А ты?
– Тоже пока голяк. Дал объявление в «Экспресс-газету» – «студент ищет работу в свободное от учебы время». Звонит какой-то хрен, говорит: есть работа – продажа курток «аляска». Он их шьет, а я должен выкупать за свои бабки и продавать на Комаровке. Я его послал, конечно. – Голубович отхлебывает пива. – Вот устроиться б на валюту на Комаровке. Это, блин, работа, я понимаю… Липа, ты кого-нибудь знаешь, кто там работает?
– Одного знаю – он в сорок шестой учился. Вместе на УПК были, а летом «косухи» брали в ГУМе. Там тогда коммерческий отдел открыли, и в нем – «косухи» по пятнадцать штук. По сто баксов, короче. Потом, в августе, бакс скакнул, а они цены поднять не успели, лоханулись. И «косухи» стали уже не по сто, а по семьдесят – если рублями. Он мне позвонил, мы поехали, взяли.
Я спрашиваю:
– А он что, тоже от «Депеша» тащится?
Голубович говорит:
– А ты с ним можешь побазарить – ну, насчет того, чтобы устроиться на валюту?
– Побазарить, конечно, можно, только сам понимаешь: все туда хотят. Знаешь, сколько кэша приходит? Платишь в день двадцать баксов за место, а остальное, что заработал, твое.
Лицо Голубовича напрягается, он прищуривает правый глаз, трогает подбородок.
– Двадцать баксов в день? Ни фига себе… А сколько он тогда зарабатывает?
– Это тебе никто не скажет. Знаю, что до хера. Музыкальный центр себе взял за четыре сотни, на автоматах играет, в кабаке сидит почти каждый вечер.
– Блин, везет же людям… Ты с ним поговори, ладно?
– Сказал, поговорю – значит поговорю.
Комитет по делам молодежи – в бывшем райкоме комсомола. Вахтер не отрывает глаз от книги «Подозрение. Современный зарубежный детектив».
Стучусь в дверь с табличкой «приемная», заглядываю. Секретарша печатает на машинке.
– Извините, а куда насчет работы? Я студент…
– В триста двадцатую комнату.
На дверях – таблички. ООО «Импэксторг». МП «Унимакс». ООО «Валерия». На триста двадцатой таблички нет, только номер.
Стучу, открываю дверь, захожу.
Темно, задернуты занавески. Толстый чувак играет на компьютере в футбол. Не глядя на меня, он говорит:
– Подожди, я сейчас.
По зеленому экрану бегают синие и белые футболисты.
В комнате – больше никого. У стены – еще два стола с компьютерами, в углу – пустой застекленный шкаф.
– Есть! Сделал немцев! – орет чувак.
– Я насчет работы. Студент, хотел бы в свободное время…
Чувак махает рукой.
– Бесполезно. Таких, как ты, знаешь, сколько? Некоторые сами ходят по фирмам, просятся на работу. И все бесполезно.
– А что тогда делать?
Чувак хохочет.
– Снять штаны и бегать. Ладно, это так – шутка. Ты взрослый человек, должен понимать – все хотят зарабатывать. Кстати, где ты учишься?
– В инязе.
– Ну, тебе и карты в руки. Какой язык, английский?
– Да.
– Так чего ты тогда это самое? Дай объявление в газету, уроки там, переводы… Это сейчас всем надо…
– Я только на первом курсе…
– Ну, тогда да… – Чувак пожимает плечами. – Придется посидеть пока на бобах. Ничего не могу предложить.
– Понимаю.
– Ты не психуй. Заходи еще или звони – тридцать пять ноль пять пятнадцать. Вдруг что-нибудь появится. Мы это, стараемся держать руку на пульсе.
– Ладно. Спасибо. До свидания.
– Пока.
Сижу в читалке иняза, в углу, за последним столом. Пишу упражнения из грамматики Аракина. За столом передо мной – девушка и волосатый чувак. Она спрашивает:
– Поедешь на эти выходные домой?
– Не-а. Что там делать? Лучше здесь в общаге потусоваться, бухнуть.