Варшава - Козлов Владимир Владимирович. Страница 30
Они чокаются банками. Друг шефа спрашивает:
– Таньке звонил?
– Ага.
– Ну и как?
– Говорит, дашь десять долларов – тогда приду.
– И ты дал?
– Пятнадцать. – Шеф хмыкает.
– Это ты зря. Она в своем детском саду столько за месяц зарабатывает.
– Ладно, пусть это самое… – Шеф делает глоток из банки. – Ты подвезешь меня – я без машины?
– Я лучше тебе денег дам на такси. Ненавижу ездить вечером – эти уроды сами под колеса лезут.
– На такси я и сам могу доехать, не проблема. Поднимайся, студент. Рабочий день окончен.
Сим сидит на кровати, прислонившись к стене, рассказывает:
– Значит, брошюрка такая – вроде как из серии «Здоровье», а на самом деле – руководство для начинающего наркомана. Больше всего приколола фраза: «Сильным наркотическим средством является кора дуба. Однако уже после двух-трех употреблений полностью разрушается головной мозг». Единственная проблема, да? А так – все супер!.. – Он хохочет.
В комнату заходит высокий чувак в очках, с длинными волосами, лет двадцать пять – двадцать шесть. Он жмет руки Андрюхе и Симу.
Андрюха говорит:
– Привет, Ник. Знакомься – это Вова. Живет в двенадцатой. Вова, это – Ник. Легендарная личность, между прочим.
– Так уж и легендарная… – Ник улыбается, жмет мне руку.
– Не надо скромничать, Николай Анатольевич. Поучился в двух институтах, оба бросил, ушел в армию, попал в Афган, вернулся, поступил в иняз, закончил… Сейчас работает в БГУ преподавателем.
– Ну вот, все про меня рассказал. Чай пить будем?
– А как же?
В углу, на тумбочке, включен без звука телевизор «Юность». Показывают новости, Черномырдин обнимает Кебича.
– Уроды, – говорит Андрюха. – Назад им в «совок» захотелось. Единая валюта… Вот гондоны, бля…
Сим кивает.
– Ты прав – нечего объединяться с Россией, она нам не нужна. Без нее мы скорей войдем в Европу. Второй Швейцарией, конечно, не станем, ну а второй Польшей – why not? Демократия у нас уже есть, права человека более-менее соблюдаются…
– Какие, в жопу, права человека? – кричит Андрюха. – О чем ты говоришь? Принудительная армия – это права человека? Прописка – это права человека?
– Ну, не все, конечно… Но все-таки, какой-то прогресс…
– Если и прогресс, то не слишком большой, – говорит Ник. – Нам дали ту свободу, которой было не жалко. Читайте, что хотите, говорите, что хотите, а мы все равно вас будем иметь во все дырки.
За столом – я, Сим, Андрюха, Ник и чувак с девушкой, оба хипповского вида: волосатые, с бусами, браслетами, самодельными сумочками. На столе – банка клубничного варенья, пузатый зеленый чайник и разномастные чашки.
Хиппанка – Ира – отставляет чашку и берется за сумочку: она шьет ее из лоскутов джинсовой ткани, отводя иглу далеко в сторону, чтобы никого не уколоть. У нее длинные рыжие волосы, голубые глаза и веснушки. Я киваю на ее шитье, спрашиваю:
– Что это?
Она не отвечает.
Ник говорит:
– А насчет продаться, то сейчас все продались – Гребенщиков давно продался, и Шевчук, и Кинчев, и Цой тоже – это его и погубило, косвенно, конечно: больше стал себе позволять, купил машину – ну и разбился на ней. Сплошной «селлаут», что тут говорить… Один только Егор не продался, за это его и уважаю. Все остальные – «селлаут». Что, разве…
Сим перебивает:
– Ну, нельзя так. Что-то хорошее есть и у Гребенщикова, и у Кинчева того же…
– Ты, Симыч, какой-то всеядный. Все тебе нравится, стоишь как бы всегда в серединке, на полдороги. Вот ты поддерживаешь Народный фронт, Позняк у тебя – герой, а почему тогда по-белорусски не разговариваешь?
– Ну и что б это было, если б вы все говорили по-русски, а я один – по-белорусски?
– А ничего страшного. Говори – и все, плевать тебе на нас.
Андрюха говорит:
– Надо еще чаю вскипятить. Кто в туалет за водой? – Все молчат. – Ладно, так и быть, сам схожу, если всем лень…
Он встает, берет чайник, выходит.
Ира поднимается.
– Я пошла, мне пора.
– Счастливо, – говорит Ник.
Сим махает рукой. Ира выходит. Ник поворачивается ко мне.
– Слушай, извини – как тебя зовут, еще раз? Ты говорил, но я уже забыл…
– Вова.
– Да, точно, Вова. Ты какую музыку слушаешь?
– Разное… Сейчас, в основном, русский рок. Раньше – больше тяжелое слушал.
– А я вот западный рок люблю, особенно «Дорз». Поставим, если не возражаете? Первый альбом?
Ник вылезает из-за стола, подходит к бобиннику.
– Ты тоже здесь учишься? – спрашивает меня хиппан.
– Да.
– А на каком факе?
– На английском. А ты?
– На французском.
– Работаешь где-нибудь?
– Не-а. Разве сейчас можно нормальную работу найти?
Ник берет с полки коробку, достает бобину, заправляет пленку. Включается «Дорз». Я слышал их один раз, в школе, у Антона – на советской лицензионной пластинке. На обложке было название по-русски: «Зажги во мне огонь». Тогда меня не вставило, не вставляет и сейчас.
Заходит Андрюха с чайником, ставит его на электроплитку.
– Что сидим так грустно?
Ник хмыкает.
– Экстраполяция вселенского мрака на данную конкретную компанию. Посмотрите, что творится вокруг – мраки сплошные. Это при Горбачеве еще можно было людям лапшу на уши вешать – скоро все будет заебись, будем жить, как за границей. А сейчас – пиздец, апокалипсис надвигается. Все летит непонятно куда, и бывший Союз может утащить с собой в пропасть весь мир.
Андрюха мотает головой.
– Ну ты скажешь, тоже. Нам-то что до всего мира, когда и так – полная жопа…
– Многие, а в особенности, студенты нашего любимого вуза, с тобой, Эндрю, не согласятся. Они думают, что закончат иняз, свалят за границу, будут там успешными и богатыми. При капитализме, как бы, не так уж много изменилось – большинство людей всегда волновали только материальные ценности. И сейчас совковое мещанство превратилось в мещанство капиталистическое. Их идеал теперь – какой-нибудь бюргер…
– А кто твой идеал? – спрашивает Сим.
– Мои идеалы давно рухнули, остался голый цинизм.
Подхожу к офису. Вчера шеф выплатил мне первую зарплату и выдал ключ – теперь я могу по утрам открывать офис сам, не дожидаться шефа у подъезда, если он опаздывает.
Железная дверь не заперта. Открываю, переступаю порог. Дверь «склада» болтается на одной петле. Внутри – пусто, только на полу – несколько пустых коробок и бумажек. В большой комнате нет компьютера, факса, выдвижные ящики столов – на полу. Один прут решетки отогнут, стекло выбито. Кругом разбросаны бумажки, осколки стекла.
Я выскакиваю из квартиры, бегу к остановке.
В обоих телефонах трубки оборваны. Бегу дальше – к универсаму.
Из трех телефонов работает один, по нему говорит мужик в черной шапке. Из под шапки торчит рыжий чуб.
– Ну и как насчет того, чтобы завтра встретиться, а?… Что нет, почему нет?… Не хочешь… А-а-а… Ну, не хочешь – как хочешь, пошла в жопу, крыса.
Он нажимает на рычаг, начинает набирать новый номер.
– Извините, вы не дадите мне позвонить – очень надо…
– А что за срочность такая?
– Квартиру ограбили.
– Квартиру? Ладно, звони.
Он отходит в сторону, достает пачку «Фильтра». Я набираю номер.
– Алло, Сергей Борисович? Это Вова. Офис ограбили. Я зашел – и это…
– Будь там, никуда не уходи. Я сейчас приеду.
Я вешаю трубку, говорю мужику:
– Спасибо.
Сижу на лавке у подъезда. Подъезжает «эскорт» шефа, он выскакивает.
– Ты во сколько пришел?
– Без пяти девять.
Шеф идет в подъезд, я следом. Он заходит в офис, останавливается в прихожей.
– Да, блядь, это пиздец, на хуй.
Он хватает меня за воротник.
– А это не ты навел, а? Не дай бог… Если ты, лучше сразу говори, а то хуже будет. Ты или нет?