Девять месяцев до убийства - Куин (Квин) Эллери. Страница 13

— Мистер Нино Импортуна, — удивительно высоким тенором, которого трудно было ожидать от мужчины его размеров, торжественно провозгласил Питер Эннис. Никто не обратил внимания на этот фанфарный глас. Эннис стушевался и отступил на шаг.

Импортуна остановился около стола убитого брата и с бесстрастным лицом стал смотреть на высохшую кровь.

— Впервые вижу это, — сказал он, описав правой четырехпалой рукой нечто вроде овала, — меня сюда не впускали.

— Вам и сейчас не следовало бы приходить сюда, мистер Импортуна, — сказал инспектор. — Мне бы очень хотелось избавить вас от этого зрелища.

— Очень мило с вашей стороны. Но в этом не было никакой необходимости, — сказано это было сухим тоном, хотя в нем все же был слышен отдаленный отзвук угрызений совести. — Итальянские контрадини привыкли к виду крови… Вот, значит, как выглядело убийство брата. Omicidio a sangue freddo.

— Почему вы сказали — «хладнокровное», мистер Импортуна? — спросил Эллери.

Нино поднял взгляд.

— Кто вы такой? Вы не полицейский?

— Мой сын Эллери, — поспешил представить инспектор. — У него профессиональный интерес к преступлениям, мистер Импортуна, хотя он и не полицейский. Он пишет о работе полиции.

— Ах, вот как! Стало быть, убийство моего брата Джулио послужит вам материалом…

— Я здесь вовсе не за этим, — ответил Эллери. — Просто мы считаем это дело чрезвычайно сложным, мистер Импортуна. И я пришел, чтобы помочь в расследованиях. Однако вы так и не ответили на мой вопрос.

— Вы понимаете по-итальянски?

— Немного. Так почему вы сказали «хладнокровное»?

— Потому что брат был убит одним ударом, нанесенным со страшной силой и большой точностью. Если бы убийца напал на него в приступе гнева, он ударил бы несколько раз.

— В вас умер великий детектив, мистер Импортуна, — сказал Эллери. — Вы сделали чрезвычайно важное замечание.

Нино Импортуна пожал плечами.

— Пользуясь случаем, господа, прошу извинить мою жену за то, что она не может к вам выйти. Миссис Импортуна очень любила Джулио. Его смерть так потрясла ее, что мне пришлось категорически запретить ей входить в эту комнату.

— Нам, разумеется, надо будет поговорить с ней, — сказал инспектор. — Но это не к спеху. Поговорим, когда будет удобно вашей жене, мистер Импортуна.

— Благодарю вас. Я узнал, что вы хотите еще раз допросить моего секретаря мистера Энниса.

— Мой сын хотел бы задать ему несколько вопросов.

— Питер, расскажите мистеру Квину все, что он захочет узнать.

Нино Импортуна прислонился к ближайшей стене. Рядом было кресло, но он предпочел стену. Его чувственные, почти девичьи, губы были сейчас плотно сжаты, суровый взгляд направлен на Энниса,

— Видимо, мне следует повторить всю историю — как я обнаружил его… — сказал Питер Эннис Эллери.

— Нет, — ответил Эллери.

— Нет?

— Я хотел бы, чтобы вы описали мне свои первые впечатления — те, которые возникли сразу после шока.

— Сожалею… — пролепетал белокурый секретарь. — Сожалею, но не совсем понимаю, что вы имеете…

Эллери улыбнулся.

— Я отнюдь не упрекаю вас. Вы, разумеется, сбиты с толку и растеряны. Я и сам еще точно не знаю, что пытаюсь у вас- узнать, потому что двигаюсь ощупью. Но давайте-ка попытаемся вспомнить вот о чем. Скажите, не бросилось ли вам в глаза тогда в этой комнате что-то необычное? Мне известно, что вам хорошо знакомы здесь все апартаменты. Знаете, порою бывает какое-то смутное ощущение — будто что-то не так, хотя все вокруг хорошо знакомо. Может, чего-то нет, или наоборот что-то добавилось лишнее, или что-то передвинуто на другое место.

— Ну, конечно, многое перевернуто, сломано, разбито…

— А кроме этого, мистер Эннис?

— Ну…

— Минуточку.

Инспектор Квин заметил: Эллери что-то обнаружил и сразу стал похож на ищейку, как это с ним часто бывало. Он чуть ли нс дрожал от возбуждения, замерев на месте. Взгляд его был прикован к ковру и стене за ним.

Внезапно он бросился туда, куда смотрел, опустился на колени и стал что-то пристально рассматривать. Затем метнулся к другому месту, уже за письменным столом, и стал изучать что-то там. Потом вскочил, подбежал к столу спереди и стал заглядывать под него почти посередине, немного ближе к боковой стене.

Поднявшись на этот раз, он подозвал дежурного полицейского.

— Не смогли бы вы мне помочь?

Он поручил полицейскому приподнять письменный стол спереди, за тот угол, который был у боковой стены.

— Всего на два сантиметра, не больше. Еще чуть-чуть повыше. Вот так, хорошо. Подержите минутку.

Он склонился и стал рассматривать палас там, где только что стояла ножка стола.

— Прекрасно. А теперь то же самое проделаем здесь.

Дежурный полицейский повторил всю процедуру с другим углом стола.

Исследования, производимые Эллери у этого дальнего угла, примыкавшего к боковой стене, затянулись чуть дольше. Наконец он кивнул полицейскому и поднялся.

— Ну что?

Голос инспектора по-прежнему был бесстрастным.

Эллери указал глазами на Энниса и Импортуну. Отец ответил ему легким кивком. Эллери тотчас же вернулся к тому месту на паласе, которое осматривал сначала.

— Если вы приподнимете здесь стол, то увидите на паласе углубление от ножки, однако не на том месте, где она сейчас стоит, а чуть в стороне. Если же вы поднимете другую ножку стола и поглядите на палас под ней, то обнаружите нечто странное. Углубление есть, но оно неизмеримо меньше, чем на том меоте, где ножки сейчас нет.

— Вот здесь, — Эллери перешел к месту своих исследований позади письменного стола, почти у самой стены, — точно то же: очень глубокий отпечаток там, где сейчас нет ножки, но где она явно стояла долгое время. А там, куда упирается ножка сейчас, отпечаток на паласе гораздо менее глубокий.

— Если мы теперь подойдем к столу спереди и заглянем под него ближе к боковой стене, мы опять-таки увидим глубокий отпечаток, тогда как палас под ножкой продавлен лишь слегка. Если же мы теперь внимательно рассмотрим палас под задней ножкой, которая ближе всего к боковой стене, то нам придется сделать интересную констатацию: там вовсе нет более слабого отпечатка, как под тремя другими ножками. Отпечаток там еще глубже, чем отпечатки в других местах — старые, глубокие. Как будто стол поворачивали вокруг этой ножки. Единственно возможный вывод, который вытекает из этого, — стол был повернут. Причем недавно.

— И что же дальше? — осведомился инспектор с прежней невозмутимостью.

— Давайте будем исходить из прежних глубоких отпечатков на паласе — вахмистр, будьте добры, возьмитесь за этот угол стола и чуть-чуть поверните его относительно задней ножки, к боковой стене, чтобы поставить в прежнее положение… Нет, еще чуть подальше. Вот так. Итак, стол сейчас стоит так, как стоял обычно, — как видите, немного наискосок. И кресло оказывается практически зажатым в маленьком треугольном пространстве за ним. Пройти и сесть в кресло достаточно трудно. Полагаю, что мистеру Импортунато при его внушительных размерах доставила бы немало мучений попытка протиснуться к креслу за столом и сесть в него, если бы он того захотел. Правда, мистер Эннис?

Питер Эннис казался необычайно смущенным.

— Я и в самом деле не знаю, что мне сказать, мистер Квин. Разумеется, стол всегда стоял именно так. Я даже представить не могу, как это я не заметил, что его переставили. Если бы не шок…

— Может быть, может быть, — дружелюбно ответил Эллери. — А вы, мистер Импортуна? Вы что же, тоже не заметили этой перестановки?

— Мистер Импортуна редко заходит сюда… — поспешил сказать Эннис.

— Я могу и сам ответить, Питер, — сказал Нино Импортуна, и молодой человек покраснел снова. — Я сразу, как только вошел, заметил, что стол переставлен, мистер Квин. Но я думал, что это полиция сдвинула его во время первого осмотра места происшествия.

Взгляд Нино был совершенно непроницаем.

— Разве это что-то меняет? Вы что, видите в этом какой-то особый смысл?