Не проси прощения (СИ) - Шнайдер Анна. Страница 15

Приехала тёща и, злобно что-то прошипев Горбовскому в лицо, пошла уговаривать близнецов поехать домой — время уже подходило к полуночи. Дети агрессивно отказывались, не желая уезжать от мамы даже с бабушкой, и Виктор попытался внести свою лепту в этот разговор, заметив:

— Лучше и правда езжайте, вы ничем маме не поможете…

Договорить он даже не успел.

— А ты прям поможешь! — рявкнули хором Максим и Марина, и Горбовский внезапно похолодел. Ему показалось, будто его разом окунули в прорубь…

Это был тот самый момент, когда он осознал, что потерял не только Иру, но и детей. Но тогда Виктор ещё думал, что способен всё исправить…

Наталья Никитична всё же уговорила Марину и Максима уехать из больницы, но не к ним домой, а к себе. И Горбовский хорошо помнил, каким взглядом она его наградила перед тем, как выйти на улицу, — такое в этом взгляде плескалось разочарование, что Виктору немедленно стало тошно и стыдно.

О том, что операция прошла успешно, ему сообщили ближе к утру. Как и о том, что его вмешательство до приезда скорой спасло Ире жизнь. Утешением для Виктора это не стало, скорее наоборот — сам, всё сам… Сам едва не угробил, сам с того света вытащил. Герой!

Находиться в больнице действительно не было смысла — Ира лежала в реанимации, куда никого не пускали, и в лучшем случае её обещали перевести оттуда в обычную кардиологию через неделю. Жена даже в сознание ещё не пришла. Поэтому Виктор заказал такси и поехал домой.

По пути вытащил мобильный телефон из кармана, посмотрел на экран — и заметил пропущенные от Даши. Только в этот момент Горбовский вспомнил о её существовании. И ему неожиданно стало мерзко.

Ещё вчера улыбнулся бы, увидев на дисплее телефона её имя, но сегодня всё было по-другому. И перезванивать Даше Виктор не стал.

Виктор

Дома Горбовский попытался поспать хотя бы несколько часов, но у него толком ничего не вышло — сон оказался беспокойным, прерывистым, и отчего-то утомлял гораздо сильнее откровенного бодрствования. В конце концов, отчаявшись справиться с собственным взбудораженным событиями подсознанием, Виктор встал, принял душ и, сделав себе кофе прямо в чашке, позвонил в больницу.

Состояние Иры было прежним и оценивалось как удовлетворительное и стабильное. От наркоза жена отошла успешно, и Горбовскому от этих новостей стало немного легче. Он глотнул кофе… и закашлялся, скривившись — за годы счастливого брака с женщиной, которая вкусно готовила абсолютно всё, отвык от такого кофе, заваренного, словно чайный пакетик, в кружке. Жуткая гадость! А может, он слишком мало порошка насыпал, и надо было больше? Или наоборот — меньше?!

Виктор выплеснул напиток в раковину, помыл чашку и полез в шкаф, но нигде растворимого кофе не нашёл. Пришлось делать себе чай, который получился гораздо лучше, чем кофе, — пакетик всё же сложно испортить, — и Горбовский, выпив сразу половину, решил позвонить детям, чтобы сообщить новости о маме.

Ни Марина, ни Максим трубку не брали. И Виктор уже забеспокоился, когда ему позвонила тёща.

— Не трогай их, — сказала она каким-то словно замороженным голосом. — Не хотят они с тобой разговаривать.

Горбовский растерялся. Он ни разу в жизни не оказывался в подобной ситуации, чтобы его собственные дети отказывались разговаривать. Обычно всё было наоборот — Марина и Максим стремились общаться с отцом как можно больше, висли на нём в любое свободное время. Сейчас уже меньше, всё-таки тринадцать лет, но раньше…

— Я хотел про Иру… звонил в больницу… — пробормотал Виктор обескураженно, но Наталья Никитична его опередила:

— Мы тоже звонили, всё знаем. И дальше будем сами звонить, можешь не беспокоиться.

Говорила тёща без раздражения, но Горбовский чувствовал — злится.

— Наталья Никитична… — начал он, но она не дослушала, положила трубку. В принципе, Виктор мог её понять. Что ему сказать, чтобы объяснить свой поступок? Он и сам не знал. Даже хорошо, что тёща прервала разговор, не пришлось блеять невнятные оправдания, которые даже ещё не сформировались в его воспалённом от усталости мозгу.

И тут телефон снова зазвонил, но на этот раз Виктора решил потревожить его собственный отец и по совместительству один из лучших кардиологов города.

— Это правда? — холодным голосом произнёс в трубку Андрей Вячеславович, даже не поздоровавшись. — То, что мне рассказали внуки про тебя. Правда?

Горбовский знал — отец не поймёт. Он всю жизнь был верен матери, а к мужчинам, которые гуляли от жён, относился с лёгким презрением. Виктор отлично помнил историю, когда отец перестал общаться с одним из своих лучших друзей, после того как тот завёл любовницу и имел неосторожность рассказать об этом Андрею Вячеславовичу. Для отца всегда была важна честность, любой обман вызывал у него резкое неприятие — без полутонов.

— Правда.

— Сын, — голос Андрея Вячеславовича похолодел ещё сильнее, хотя изначально казалось, что это уже невозможно, — ты меня разочаровал. Я чему тебя учил?

— Пап…

— Давай без демагогии. Я разве учил тебя лгать и обманывать? Я разве говорил, что можно изменять близким? Своей связью с другой женщиной ты опозорил не только Иру и причинил боль Максу и Ришке — ты предал нас с матерью!

Виктор сглотнул, не зная, что сказать. О таком взгляде на свою связь с Дашей он и не думал никогда… Надеялся ведь, что никто не узнает. А теперь узнали все. И стыдно-то как, Господи!

— Пап…

— Короче говоря, запомни, — перебил его Андрей Вячеславович. — Ни я, ни мама не будем с тобой общаться, пока Иру и детей не вернёшь. А пока считай, что нет у тебя больше родителей.

И бросил трубку.

Виктор

Андрей Вячеславович Горбовский был человеком слова — и Виктор действительно не разговаривал с отцом вот уже двенадцать лет. Иногда он звонил матери, которая, конечно, отвечала на звонки, но каждый их диалог ощущался тяжёлым и так давил на психику, что Виктор старался беспокоить её как можно реже. Их встречи за последние годы можно было и вовсе по пальцам пересчитать. Мама, как и отец, была разочарована в нём. В его лжи и позорной связи, в его неспособности вернуть Иру и детей. И полностью поддерживала решение мужа. А на звонки Виктора отвечала и на встречи соглашалась, потому что жалела и любила, но… простить то, что он предал семью, так и не смогла.

В отличие от него, родители Горбовского общались с Мариной и Максимом — близнецы ездили в их загородный дом, и в альбоме, который отдала Ира, было несколько фотографий оттуда. Ну, хоть бабушки и дедушки Виктор своих детей не лишил, связавшись с Дашей, — и на том спасибо. Если бы Марина и Максим спроецировали возникшую к отцу неприязнь на его родителей, было бы совсем плохо. Хотя Ира вряд ли допустила бы подобное… Впрочем, Виктор не сомневался: она и по отношению к бывшему мужу пыталась смягчить близнецов, но они же в его породу пошли — упрямые, как два барана.

Самый первый день после того, как Ира попала в больницу, прошёл словно в тумане — потом Горбовский и вспомнить не мог, чем занимался и что делал. Разговоры с тёщей и отцом остались в памяти, но больше — ничего.

Хотя… нет. Ещё разговор с Дашей.

Она вновь позвонила ближе к вечеру. К этому времени Виктору всё же удалось немного поспать, и, наверное, поэтому в голову вдруг закралась мысль: каким образом Ира с детьми оказались в ювелирном салоне? Обычное совпадение? Если бы он находился с Дашей в продуктовом магазине, тогда да, ещё можно было бы списать на совпадение. Но ювелирный салон?! Хорошо, допустим, Ире нужно было купить подарок кому-нибудь. Но Виктор хорошо знал свою жену — она не потащила бы детей в ювелирный. Она вообще не водила их туда, где им будет скучно.

Всё это попахивало откровенной подставой, но кто мог её организовать? Ведь точно не Даша. Потому что представить, что организатором «случайной» встречи Виктора и его семьи была эта нежная девочка, он не мог. Даша казалась ему едва ли не ангелом во плоти, бескорыстно влюблённой и честной девушкой, неспособной на подобную подлость. Вот только кандидатов, кроме Даши, и не имелось.