Как стать героем - Козырев Вячеслав. Страница 8
Санька облегченно вздохнул и огляделся, куда бы пристроиться. Дело это, однако, оказалось не таким простым. Лавка сразу отпадала, стол и стул, ввиду своей хлипкости, для этого никак не годились, а другой мебели в комнате не было. Оставалась печь, но, заглянув на лежанку, Санька обнаружил, что и это тепленькое местечко уже занято: на ней, накрывшись с головой лоскутным одеялом, лежал здоровенный детина.
– Это братан. Его лучше не трогать.
«Тут не поспишь, – подумал Санька. – Придется искать другое место для ночлега».
Он подошел к окошку, выглянул на улицу, и его прошиб озноб. На дворе стояла глубокая ночь. Темень хоть глаз выколи. Ни луны, ни звездочек. Словно он опять затерялся в коридоре между мирами. На душе стало тоскливо. Можно подумать, тут лучше: дремучая Тмутаракань, затерянная среди таких же дремучих лесов в дремучем прошлом.
– Ой, горе горькое, – словно прочитав его мысли, поддакнул мужичок. – Скотинка пала, сами третий день не емши. Дров и тех нетути. Сходить некому. А здесь, сколько ни убирай, все равно через день то же самое будет. Бессмысленная трата сил. Лучше подождать, пока оно само образуется.
– А если не образуется?
– Значит, не судьба. Тем более напрягаться нечего.
– Чушь собачья, – выругался Санька. – Под лежачий камень вода не течет. Неужели это нужно доказывать?
– Непременно, – почему-то радостно подтвердил мужик, – только на меня не рассчитывай, устал я очень.
Санька выскочил во двор, принес сухих сучьев, наломал их и покидал в печь. Но та задымила, и все раскашлялись.
– Ой-е-ей, погибель наша пришла, – схватившись за голову, застонал хозяин. – Угорим мы тут сейчас, горемычные.
Санька, пытаясь разогнать рукой дым, продрался к трубе, свернув по дороге стул и отбив коленку. Заслонка была закрыта и не поддавалась. Похоже, ее вообще никто никогда не открывал.
– Чего ты ноешь, – рассвирепел он. – Бардак кругом полный, нет чтобы руки приложить.
– Ой, болею я-я-я-я-я. – Рыжий все не унимался.
– Чем болеешь?
– Лихо мне, ох как лихо.
– Странная болезнь, никогда о такой не слышал. Ладно, лежи-отдыхай. Я сам займусь по хозяйству.
Но все почему-то пошло наперекосяк. Обнаруженное под лавкой кривое полено, выплюнув клин, прищемило ему палец. Затем топором он едва не оттяпал себе полноги. Решив принести воды из колодца, для начала умудрился уронить ведро вниз, затем, выудив его, споткнулся и вылил всю воду на себя. Печь продолжала коптить. В довершение всего в доме не оказалось совершенно никакой еды.
– Как вы тут живете?
– Да так вот и живем. Разве ж это жизнь.
– Так занялся бы чем-нибудь, чем так лежнем лежать, – продолжал ругаться Санька.
– А зачем? – Мужик вдруг перестал причитать.
– Чего зачем?
– Зачем мне чем-то заниматься? Лень. Пройдет время, и все здесь снова пойдет по-старому. Занимаюсь я или не занимаюсь. Все и так идет своим чередом. Чему бывать, того не миновать. Человек как эта самая муха – жужжит, бьется, а будет ли из всего этого толк? Это очень большой вопрос. Если что и произойдет, то произойдет в любом случае, будешь ты дергаться или не будешь. Так что береги силы.
Санька слушал и неожиданно поймал себя на мысли, что хозяин в чем-то определенно прав. Кто-то колотится всю жизнь, и ничего у него не получается, а кто-то имеет все, абсолютно ничего для этого не сделав. Может, действительно незачем переживать, отнестись ко всему спокойнее; бог даст, все образуется.
Между тем мужик нырнул в ворох тряпья, сваленного в углу, и вытащил оттуда початую бутыль.
– Тебя как звать?
– Санька. А тебя?
– Все кличут Лень. Можно просто Леха. Давай-ка мы с тобой за знакомство по маленькой...
– Я, понимаешь ли, не пью.
– Ты что, не русский?
– Что, только русские пьют? – ответил вопросом на вопрос Санька.
– Пьют все! – самоуверенно произнес Леха. – Каждому человеку на роду отмерено, сколько он за свою жизнь выпить должен. Раньше или позже. Я вот знал одного: не пил, не пил, а в сорок лет как начал. Лихой человек был. Золотые руки. В одночасье сгорел. А все почему? Потому что норму надо на всю жизнь растянуть. Тогда и здоровье будет.
Санька согласно кивнул. Терять ему было нечего. Он и так уже целую жизнь потерял. Так что один глоток никакой роли не играл. Первый раз, что ли.
Правда, опыт у Саньки был самый отрицательный. В последнем классе они с приятелем купили пару пузырей портвейна и лихо выпили на окраине поселка. Вся последующая неделя была прожита словно в стиральной машине. Ему было так худо, что с тех пор он спиртное в рот не брал.
Но это все осталось там, в прошлой жизни.
Потом был второй глоток, потом – третий. Санька ничего не ел со вчерашнего дня. А может, он уже не одно столетие голодает? В голову ударил хмель. Стало тепло и безразлично. Гори оно все синим огнем. Хотя жалко. Ой как жалко, ой как худо-о-о-о.
Колечко попыталось напомнить о себе, но с таким же успехом оно могло сжимать и полено у печи.
В голове у парнишки все поплыло, и последнее, что он увидел, это очумелый пол, который почему-то встал торчком и с размаху ударил его по лбу. Парнишка моментально отключился и очнулся только под вечер. Голова трещала.
Леха сидел и сосредоточенно разглядывал пустую бутылку.
– Если и случается в жизни что хорошее, так оно почему-то и заканчивается быстрее всего. Закон природы, – горестно вздохнул он, переворачивая посудину горлышком вниз. – Даже не капает. Слушай, а у тебя ничего нет? Денег или вещички какой? Я бы сбегал. Тут недалеко хата есть, недорого продают.
Санька решительно вскинул брови вверх:
– Счас сообразим.
Одна ценность у него, помнится, имелась. Оставалось выяснить, какая и где? Что-то связанное с пальцами. Неуверенным движением он поднес к лицу левую руку и принялся внимательно ее разглядывать, сморщив от напряжения лоб. Ничего необычного. Все как у людей. Очень хорошо, смотрим правую руку. Но из этой затеи ничего не получилось, рука не хотела отрываться от пола.
«Приклеился, – прошибла ужасная мысль. – Так теперь тут и буду до конца света сидеть».
Он со скрипом скосил глаза на пол, из последних сил пытаясь сконцентрироваться.
В глаза хлестнул яркий лучик серебра. В нем Санька увидел себя: помятого, немытого, с оплывшей физиономией.
Он потряс головой, нахмурился, малость пришел в себя и снова посмотрел на кольцо. Оказывается, оно зацепилось за гвоздь.
Неожиданно Саньке стало нехорошо: он почувствовал, как колечко сжимает ему палец, и обернулся.
«Братан» проснулся и, подняв голову, внимательно смотрел на гостя одним глазом. Второй глаз скрывала черная повязка.
– Кто это? – почему-то хриплым шепотом спросил Санька, у которого разом прошел весь хмель.
– Лихо Одноглазое, – так же шепотом ответил Леха.
Лихо тем временем широко зевнул и перевернулся на другой бок.
Санька перевел дух и поднялся.
– Знаешь что. Сам пей свою заразу. Сидишь, распустив слюни, больше никакого дела. А мне еще домой попасть нужно. С тобой свяжешься – точно в нищете под забором помрешь. С таким народом вообще никакое зло не победишь.
– Это ты зря, – серьезно проговорил Леха. – Вот все меня ругают, а я, может, заклинание придумываю. Новое. Такое, чтобы сразу всем стало хорошо.
– Чтобы всем сразу – такого не бывает.
– Ты в этом уверен? Жаль, если оно так, очень уж хочется.
Паренек поднялся, поискал воды, не нашел, выскочил за порог, полной грудью вдохнул свежий воздух и огляделся по сторонам. Солнце катилось к закату. Где-то совсем рядом репетировали свои трели соловьи. Редкие прохожие торопливо шагали к крепостным воротам. Похоже, снова чуть не опоздал.
Он припустился следом и вошел в город, нервно ожидая окрика: «Стой. Кто таков?», однако на него никто не обратил внимания; стражники лениво переговаривались, изредка поглядывая на странный, непонятно для какой надобности установленный столб.