Леонид Красин. Красный лорд - Эрлихман Вадим Викторович. Страница 35

^{Выборгский тюремный замок в начале ХХ в.}

Любовь Васильевна добавляет: «Красин был любителем зимнего спорта и с удовольствием катался на лыжах по близлежащим холмам. Мой муж очень любил детей и быстро завоевал их привязанность (имеются в виду ее дети от предыдущих браков. — В. Э.). Я не могла не заметить, что самые счастливые моменты он переживал, когда забывал о всех бурях и тревогах политической жизни и снова становился ребенком вместе с ними». Стоит отметить, что Красин всегда старался устроить вокруг себя ту большую дружную семью, к какой привык в детстве. Это отличало его от многих большевиков и вообще революционеров, считавших, что семейные привязанности мешают борьбе. Со своей «старой» семьей он тоже активно общался: к нему приезжали Герман (почти отошедший к тому времени от революции), Александр, сестра Софья, а мать Антонину Григорьевну он поселил на соседней даче.

На правах родственника в Куоккале появлялся и бывший муж Любови Васильевны Виктор Окс, сдружившийся с Красиным. В его архиве сохранился рассказ о том, как в конце 1906 года на красинской даче ее хозяин наряжал елку вместе с Лениным и Богдановым. Ленин был соседом Красина с августа, когда он с Крупской поселился на арендованной большевиком Г. Лейтензоном вилле «Ваза», а скоро к нему присоединился (вместе с женой) нелегально вернувшийся из-за границы Богданов. Окс пишет, что они вспоминали о том, как праздновали Новый год в детстве: «В темноте присутствующие слышали всхлипы Ленина, а когда Красин вдруг зажег свет, все увидели слезы на спокойно улыбающемся лице Ильича».

В то время эти трое еще составляли руководство большевистской партии и сохраняли единство по крайней мере в тактических вопросах — в области теории Богданов уже начал расходиться с Лениным, который резко, по своему обычаю, его критиковал. Красин всегда подчеркивал, что он не теоретик, а практик, и в марксистскую теорию, основательно изученную в молодости, не углублялся — не было ни времени, ни желания. Что касается практики, то он в своем докладе на Четвертом съезде в Стокгольме целиком поддержал провозглашенный Лениным курс на вооруженное восстание. Обвинив меньшевиков в том, что они утратили веру в победу революции, он предложил заменить их лозунг «оружия критики» (то есть пропаганды и агитации) на «критику оружием», понимая под этим вооруженную борьбу. Он не отрицал пользы агитации, но считал, что партии гораздо важнее позаботиться об организации боевых отрядов, их вооружении и подготовке.

Порицая подобные выводы, меньшевики указывали Красину на неудачу Московского восстания и попыток Боевой группы помочь ему. Осудили они и участие БТГ в экспроприациях: на съезде была принята резолюция, запрещавшая членам партии грабить частные банки и компании, а «реквизиции» государственных банков разрешалось проводить только по решению революционных органов власти, которых в реальности еще не было. Вынужденно поддержав это решение, Красин с санкции Ленина фактически саботировал его, позволяя членам БТГ участвовать в «эксах» и снабжая их оружием. Поддержал он и ленинскую тактику бойкота Государственной думы, принятую на конференции в Таммерфорсе. Выступая на Четвертом съезде (выборы в Думу к тому времени уже почти завершились), он высказался против создания социал-демократической фракции и наделения все же попавших в Думу членов партии полномочиями говорить от ее имени.

^{Фото Красина из архива охранного отделения. 1907 г.}

Меньшевики снова выступили против и провели резолюцию о создании социал-демократической фракции, призванной, по их мнению, «революционизировать» Думу. Ленин легко отказался от своей прежней позиции и поддержал резолюцию: в условиях отступления революции он считал необходимым иметь легальную трибуну для критики режима. Красин был взбешен: как и многие революционеры на местах, он счел такой поворот отказом от курса на вооруженное восстание, которому было отдано столько усилий и жертв. Вместе с еще 10 большевиками он проголосовал против, притом что большинство поддержало ленинскую позицию. В итоге меньшевикам удалось взять верх: в избранном на съезде ЦК их было семь, а большевиков («заложников», как шутили тогда) всего трое — Ленин, Красин и Рыков, заменивший арестованного Богданова.

Очень скоро Ленин и его соратники создали независимый от ЦК Большевистский центр, который, вопреки решениям съезда, продолжал подготовку к революции. Об этом Красин рассказал в письме, посланном в мае 1906-го в США Горькому и Андреевой. Осудив меньшевиков за увлечение «парламентскими иллюзиями», он противопоставил им «реальную силу маузеров, пулеметов и бомб». Он оповестил друзей о создании БЦ и откровенно предложил передать собранные в Америке деньги именно ему, а не меньшевистскому ЦК, что они потом и сделали. В сентябре Красин передал в кассу БЦ еще 60 тысяч из страховки Саввы Морозова, отсуженной у его наследников. Бюджет продолжали пополнять и «эксами», совершаемыми в основном на Кавказе неугомонным Камо и его людьми. Сохранялась и практика передачи оружия максималистам и другим революционерам в обмен на часть добычи. 14 октября максималисты во главе с «товарищем Сергеем» (С. Рабинович), пользуясь бомбами БТГ, ограбили в самом центре столицы экипаж, в котором везли деньги с Санкт-Петербургской таможни в Государственный банк. Восемь участников нападения были схвачены и повешены, но остальным удалось увезти два мешка с деньгами, часть которых досталась большевикам.

В июле правительство распустило Первую Думу, о чем Красин с удовлетворением писал Горькому: «Сегодня хлопнули Гос. Думу, что и требовалось доказать». Это усилило позиции большевиков, которые требовали не принимать участия в выборах новой Думы и активизировать подготовку к вооруженному восстанию. За это выступал и Красин, в то время как Ленин по-прежнему считал Думу важной трибуной для пропаганды революционных идей. Но он отвергал и меньшевистское предложение превратить Думу в «бастион революции» и объединиться в ней с либеральными партиями, чтобы «дать бой» правительству. В итоге ЦК решил участвовать в выборах и одновременно продолжить подготовку к восстанию, хотя меньшевики отказались от участия в Первой Всероссийской конференции военных и боевых организаций, созванной в ноябре в Таммерфорсе. Красин на конференцию тоже не поехал, чтобы не «светиться» у неизвестных ему представителей с мест (действительно, среди них оказались один или два агента полиции), но послал представителем БТГ А. Игнатьева.

Задававшие тон на конференции представители БЦ Исаак Лалаянц и Иван Саммер призвали участников (их было 19 человек) готовиться к восстанию, которое может начаться в любой момент. Подчеркивалась важность агитации среди солдат, но не менее важным было названо вооружение и обучение боевых дружин революционеров. Обсуждался и вопрос об экспроприациях: был подтвержден запрет Четвертого съезда нападать на частные банки, но, поскольку он то и дело нарушался, решение отложили до следующего съезда партии, намеченного на весну 1907 года. Для Красина было особенно важным решение конференции о восстановлении школы обучения подрывному делу. Уже в декабре при БЦ была создана «центральная школа инструкторов взрывного дела», но ее занятия из соображений конспирации проводились в квартирах или аудиториях вузов и поэтому носили исключительно теоретический характер. Недовольный этим Красин предложил организовать практические занятия недалеко от своей дачи в Куоккале — во многом потому, что она находилась на территории Финляндии, где полиция гораздо терпимее относилась к русским социал-демократам. В марте 1907-го там начались занятия, но из-за их «громкости» школу уже через месяц пришлось перенести в более отдаленную финскую деревню Хаапала.