Дело по обвинению. Остров Медвежий - Маклин Алистер. Страница 4

– Да, конечно, – сказал Ганнисон. В его глазах таилась еле сдерживаемая ярость. Он решительно направился к столу за перегородкой, отделявшей приемную от коридора.

– Так в чем дело? – спросил он.

Помощник прокурора протянул руку:

– Мы ведь не знакомы. Моя фамилия – Сомс.

– Раз познакомиться, – механически сказал Ганнисон.

– Так вот о процедуре допроса: я ведь только предвосхищаю возражения их будущих адвокатов. Вы ведь не хуже меня знаете, что пятнадцатилетних мальчишек не положено допрашивать в полицейском участке. Да, конечно, для таких допросов вообще не предусмотрено никакого места, это все больше теория. И все же большинство полицейских офицеров...

– Большинство полицейских офицеров проводят такие допросы в отдельном помещении. Так что это правило в известной мере соблюдается. Мне это хорошо известно, мистер Сомс. Однако, с вашего позволения, я только сию синуту узнал, что мальчишке пятнадцать лет.

– Я вовсе не имел в виду...

– Конечно, не имели. Но я предпочел бы сначала узнать возраст третьего, а уж потом отделять взрослых убийц от несовершеннолетних. С вашего разрешения, конечно.

– Что ж, давайте, – сказал Сомс.

– Благодарю вас.

Ганнисон вернулся к арестованным и остановился перед третьим из них – смуглым брюнетом с карими глазами.

– Имя? – сказал он.

– Апосто, – отвечал тот. – Энтони Апосто.

– Сколько тебе лет, Энтони?

– Шестнадцать.

– Ну ладно, – сказал Ганнисон и обернулся к Ларсену. – Вот что, Майк, поговорите с этим парнишкой Ди Паче в регистратуре, хорошо? А я пока допрошу здесь остальных. И пока на нас не напустилось общество охраны животных, позвони-ка родителям Ди Паче и скажи им, что их малютка арестован.

– Хорошо, – сказал Ларсен и увел Ди Паче.

– Так значит, – обратился Ганнисон к двум оставшимся, – так значит, вы убили человека, так?

Арестованные молчали. Высокий покосился на Апосто.

– Или вы не знаете, что он умер? – спросил Ганнисон.

Рирдон, высокий юноша, сказал:

– Мы подрались, только и всего.

– С ножами, а?

– Ножей вы у нас не нашли, – возразил Рирдон.

– Да, не нашли, потому что вы опустили их в канализационный люк или передали какому-нибудь дружку на улице. Но не беспокойтесь, мы их найдем. Да и без них достаточно того, что ваша одежда пропитана кровью. Ну и долго ли вы к этому готовились, а, Рирдон?

– Ни к чему мы не готовились, – сказал Рирдон и опять покосился на черноволосого испуганного Апосто.

– Так, значит, не готовились? – переспросил Ганнисон. – Значит вы просто случайно гуляли по улице, потом увидели этого мальчугана и убили его, правильно?

– Он начал первый, – ответил Рирдон.

– Вот как? Да неужто?

– Да, – сказал Рирдон. – Правда, Бэтмэн? Чумазый начал первый, так?

– Верно, – сказал Апосто. – Он первый начал, лейтенант.

– Ах, как интересно! – сказал Ганнисон. – Как же это он начал? Ну-ка расскажите.

– Мы значит гуляли втроем по улице, вот как вы сказали. А он остановил нас и стал задираться, – объяснил Рирдон.

– На нем была стильная шляпа, – вставил Апосто.

– Какая шляпа? – спросил стенографист, поднимая голову.

– Стильная, – пояснил Ганнисон. – Шляпа с высокой тульей и с узкими полями. – Он снова повернулся к ребятам. – Так значит, на нем была стильная шляпа, и он вас остановил, так?

– Да, – сказал Рирдон.

– Ну а потом?

– Он вылупил, на нас глаза, – сказал Рирдон.

– Вот-вот, – кивнул Апосто.

– И еще сказал, чтобы мы убирались с его улицы, и всякое такое. А потом вытащил перо.

– Ах вот как?

– Да. И бросился на нас. Ну, и нам, значит, пришлось защищаться. Не то бы он нас подколол. Вот мы и защищались, ясно?

– Защищались от мальчика, который остановил вас и стал задираться, а потом бросился на вас с ножом, – сказал Ганнисон. – Значит, вам пришлось защищаться от него, так?

– Да, так, – сказал Рирдон.

– Вы знаете, как его звали?

– Да я его никогда прежде не видел! Мы просто гуляли. Какого черта? Откуда же мы знали, что он захочет нас пришить.

– Как это «пришить»? – спросил стенографист.

– Зарезать, – объяснил Ганнисон. – Значит этот парнишка хотел вас зарезать, так?

– Правильно! Останавливает нас с пером в руке и набрасывается. А зачем нам, чтоб нас убивали? Вот мы и стали защищаться. На нашем месте каждый стал бы защищаться.

– И вы его убили.

– Убили или нет – не знаю. Но что бы там ни было, это была самозащита.

– Конечно, – сказал Ганнисон. – Все ясно.

– Конечно, ясно, – сказал Рирдон.

– Его звали Рафаэль Моррез. Вы этого не знали?

– Не знали, – в один голос сказали оба.

– Значит в этот вечер вы его увидели в первый раз, правильно?

– Правильно...

– И он остановил вас, стал задираться, сказал, чтобы вы убирались с его улицы, потом вытащил нож и набросился на вас? Вот что, по-вашему, произошло, правильно?

– Правильно, – сказал Рирдон.

– И вы его увидели в первый раз, когда он остановил вас сегодня вечером. И это правильно?

– Да.

– Вот это называется чистая правда!

– А что? – спросил Рирдон.

– Рафаэль Моррез был слепым, – сказал Ганнисон.

С обоих трижды сняли отпечатки пальцев – для отсылки в ФБР в Вашингтоне, для уголовного розыска штата Нью-Йорк и для городского уголовного розыска. Затем на каждого был выписан ордер на арест, и их отвели в регистратуру.

Дежурный записал в книгу имена трех арестованных, их адреса, проставил время внесения записи. Записал он также и время убийства, фамилию следователя, которому поручено дело, номер дела. Еще он написал: «Арестован с предъявлением обвинения в убийстве, совершенном совместно с другими указанными лицами, арестованными по подозрению в вышеупомянутом убийстве». Ганнисон и Сомс подписали этот документ.

Затем арестованных обыскали, содержимое их карманов было изъято, уложено в отдельные конверты и занесено в ту же книгу.

Все записи заканчивались тремя одинаковыми словами: «...и препровождается в камеру».

В пятницу на той же неделе все помощники прокурора, прикрепленные к криминалистическому отделу, собрались в кабинете своего шефа. Каждый обстоятельно докладывал о делах, разбором которых им пришлось заниматься в течение недели. Альберт Сомс сделал сообщение об убийстве Морреза. Все помощники единогласно высказались за предъявление обвинения в предумышленном убийстве. Подготовка обвинения по этому делу была поручена Генри Беллу.

Глава 3

Понедельник начинался плохо. А может, плохо закончилось воскресенье? Как бы то ни было, понедельник обещал стать – если только сразу не принять решительных мер – одним из тех дней, когда ошибки и неудачи громоздятся друг на друга. Сидя за письменным столом в своем маленьком кабинете и наконец-то, держа в руках злополучную стенограмму, Хэнк вспоминал события, которые, словно снадобья в котле колдуньи, смешались в горькую отраву.

Во-первых, вчерашний вечер у Бентонов, еще более скучный, чем обычные воскресные сборища, когда все напиваются, стараясь забыть, что в понедельник вновь начинается трудовая неделя.

Утром будильник, как всегда, прозвенел в семь тридцать. Хэнку оставалось сорок пять минут на то, чтобы умыться, побриться, одеться и поесть, перед тем как выйти из дому в четверть девятого. Однако в это злополучное утро после неудачного вечера все было по-иному. По-видимому ночью электричество отключалось примерно на полчаса, и когда электрический будильник прозвенел в семь тридцать утра, в действительности было уже без двух минут восемь. Хэнк обнаружил это только через двадцать минут, включив на кухне радио, чтобы послушать сводку погоды. Услышав по радио правильное время, он выскочил из-за стола и бросился в ванную бриться, где в спешке, конечно, порезался, осыпая проклятиями и Бентонов с их дурацкой вечеринкой, и эту чертову никуда не годную электрическую компанию и даже радиостанцию, поведавшую ему истину. Из дому он помчался, вопрошая громовым голосом, почему Дженни до сих пор не встала, опрометью бежал до самой станции метро и ворвался в прокуратуру почти в десять. Очутившись у себя в кабинете, он обнаружил, что все, что произошло раньше (а к этому времени он уже начал сожалеть о проклятиях, которыми осыпал милейших Бентонов, свою полную страсти супругу, услужливую электрическую компанию и заботливую радиостанцию), было лишь прелюдией к настоящей катастрофе, которая ожидала его на службе.