Пушки острова Наварон. 10 баллов с острова Наварон - Маклин Алистер. Страница 6

– Это я и имел в виду, – произнес Дженсен. – Усталость. А вот сержант Гроувс. Прибыл к нам из Лондона через Ближний Восток. В прошлом – авиационный штурман. Знаком с последними новинками в области диверсий, взрывных работ и электроники.

Специалист по подслушивающим устройствам, бомбам-сюрпризам, часовым механизмам. Человек-миноискатель. И, наконец, сержант Саундерс радист высочайшего класса.

– А ты – старый, беззубый лев, по которому живодерня плачет, – обращаясь к Меллори, мрачно процедил Миллер.

– Не говорите глупостей, капрал! – резко сказал Дженсен. – Шесть – идеальное число. Вас подстрахуют со всех сторон. Парни знают свое дело. Без них вам не обойтись. Если это задевает ваше самолюбие, то хочу заметить, что они должны были идти не с вами, а после вас, в том случае, если… Ну, сами понимаете.

– Понимаем, – в тоне Миллера не было и намека на уверенность.

– Все ясно?

– Не совсем, – сказал Меллори. – Кто назначается старшим?

Дженсен искренне удивился:

– Конечно, вы, что за вопрос!

– Тогда так, – Меллори говорил спокойно и доброжелательно. – Насколько мне известно, сегодня в военной подготовке, особенно у коммандос, упор делается на инициативу, независимость, способность самостоятельно принимать решения.

Это прекрасно, особенно если нашим друзьям представится возможность действовать в одиночку. – Он выдавил из себя улыбку. Видно было, что ему не по себе. – Во всех других случаях я буду требовать строгого и безоговорочного подчинения приказам. Моим приказам. Мгновенно и беспрекословно.

– В противном случае? – спросил Рейнольдс.

– Излишний вопрос, сержант. Вам хорошо известно, что бывает за неподчинение боевому приказу в военное время.

– На ваших друзей тоже распространяется это требование?

– Нет.

Рейнольдс повернулся к Дженсену:

– Мне это не нравится, сэр. Меллори устало опустился в кресло, закурил сигарету и кивнул в сторону Рейнольдса:

– Замените его.

– Что? – Дженсен был не готов к такому повороту событий.

– Я сказал, что его нужно заменить. Мы еще не вышли отсюда, а он уже подвергает сомнению мою точку зрения. Что же будет потом? Он опасен. Все равно что взять с собой бомбу замедленного действия.

– Но послушайте, Меллори…

– Либо он, либо я.

– И я, – тихо произнес Андреа.

– И я тоже, – присоединился Миллер. В комнате воцарилось напряженное молчание. Рейнольдс подошел к Меллори.

– Сэр.

Меллори неодобрительно посмотрел в его сторону.

– Простите меня, – продолжал Рейнольдс. – Я был не прав.

Это больше никогда не повторится. Я очень хочу работать с вами, сэр.

Меллори перевел взгляд на Андреа и Миллера. На лице Миллера застыло неподдельное удивление. Энтузиазм Рейнольдса был ему непонятен. Невозмутимый, как всегда, Андреа еле заметно кивнул головой. Меллори улыбнулся.

– Уверен, что капитан Дженсен в вас не ошибся, сержант Рейнольдс.

– Вот и договорились. – Дженсен сделал вид, будто ничего не случилось. – Теперь – спать. Но прежде мне хотелось бы услышать краткий отчет о событиях на Навароне. – Он посмотрел в сторону морских пехотинцев. – Вам придется оставить нас одних.

– Слушаюсь, сэр, – Рейнольдс вновь обрел уверенность. – Разрешите пройти на летное поле, проверить готовность самолета и снаряжение.

Дженсен утвердительно кивнул. Как только дверь за десантниками закрылась, Дженсен подошел к боковой двери и приоткрыл ее:

– Заходите, генерал.

Вошедший был очень высок и худ. Вероятно, ему было лет тридцать пять, но выглядел он существенно старше.

Переутомление, усталость, лишения, годы отчаянной борьбы за существование не прошли для него даром. Преждевременная седина, глубокие морщины на смуглом лице – бесстрастные свидетели перенесенных страданий. Темные, блестящие глаза горели внутренним огнем. Такие глаза бывают у человека, фанатически преданного прекрасной, но пока недостижимой идее. На нем была форма британского офицера без погон и знаков различия.

Дженсен заговорил:

– Познакомьтесь, джентльмены. Генерал Вукалович.

Заместитель командующего партизанскими соединениями Боснии и Герцеговины. Вчера доставлен самолетом из Югославии под видом врача для организации поставок медикаментов партизанам. Его настоящее имя знаем только мы с вами. Генерал, это – ваши люди.

Вукалович оглядел их изучающим взглядом. Лицо его было непроницаемым.

– Эти люди устали, капитан Дженсен. Слишком многое поставлено на карту… Они не справятся.

– Он абсолютно прав, – с готовностью поддержал Миллер.

– Они, конечно, немного устали с дороги, – мягко произнес Дженсен. – От Наварена путь неблизкий… Тем не менее…

– Наварон? – перебил его Вукалович. – Эти трое – те самые люди?..

– Трудно в это поверить, я согласен.

– Наверное, я был к ним несправедлив.

– Абсолютно справедливы, генерал, – вступил снова Миллер. – Мы истощены. Мы совершенно ни на что не способны.

– Прекратить разговоры, – Дженсена трудно было сбить с толку. – Капитан Меллори, кроме генерала и еще двух человек, в Боснии никому не будет известно, кто вы и какова истинная цель вашей экспедиции. Представит ли вам генерал этих двух, его дело. Кстати, генерал Вукалович одновременно с вами полетит в Югославию. Только на другом самолете.

– Почему на другом? – спросил Меллори.

– Потому, что его самолет должен вернуться, а ваш – нет.

– Ясно, – сказал Меллори. В наступившей тишине он, Андреа и Миллер пытались вникнуть в смысл последней фразы Дженсена. Погруженный в мысли, Андреа машинально подбросил дров в догорающий камин и оглянулся в поисках кочерги. Единственная кочерга в комнате, согнутая Рейнольдсом в подкову, сиротливо валялась у камина. Андреа поднял ее, рассеянно покрутил в руках, без видимых усилий разогнул, поворошил дрова и поставил на место, продолжая сосредоточенно хмуриться. Вукалович наблюдал за этой сценой, не отрываясь.

Дженсен продолжал:

– Ваш самолет, капитан Меллори, не вернется потому, что им можно пожертвовать в интересах достоверности легенды.

– Нами тоже придется пожертвовать? – поинтересовался Миллер.

– Вам не удастся ничего сделать, пока вы не окажетесь на земле, капрал Миллер. Там, куда вам надо попасть, ни один самолет не сядет. Поэтому вы – прыгаете, а самолет разбивается.

– Звучит очень достоверно, – пробурчал Миллер. Дженсен пропустил это замечание мимо ушей.

– Действительность на войне порой слишком сурова. Поэтому я и отослал троих молодых людей. Не хотелось остужать их энтузиазм.

– А мой уже совсем остыл, – скорбно заметил Миллер.

– Помолчите же, наконец. Было бы все же неплохо узнать, почему восемьдесят процентов наших поставок попадает в руки фашистов. Хорошо также, если вам удастся обнаружить и освободить наших связных, захваченных немцами. Но это не самое главное. Этими грузами и даже связными можно пожертвовать в интересах дела. Но мы никак не можем пожертвовать жизнями семи тысяч людей, находящихся под командованием генерала Вукаловича.

Семь тысяч партизан окружены гитлеровцами в горах Боснии, без боеприпасов, без продовольствия, без будущего.

– И мы должны им помочь? – мрачно спросил Андреа. – Вшестером?

– Во всяком случае, попытаться, – откровенно ответил Дженсен.

– Но у вас есть хотя бы план?

– Пока нет. Только наметки. Общие идеи, не больше. – Дженсен устало приложил руку ко лбу. – Я сам всего шесть часов назад прилетел из Александрии. – Он помедлил, потом пожал плечами. – До вечера далеко. Кто знает, все еще может измениться. Несколько часов сна способны сотворить чудо. Но прежде всего – отчет о наваронской операции. Вам троим не имеет смысла здесь оставаться, джентльмены. Думаю, что капитан Меллори один сможет удовлетворить мое любопытство. Спальные комнаты в противоположном конце коридора.

Меллори дождался, пока дверь за Вукаловичем, Андреа и Миллером закрылась, после чего спросил:

– Как доложить, сэр?