Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между… - Пайк Роберт. Страница 51

— За здоровье водителя самого скоростного транспортировщика в Европе!

Харлоу не притронулся к питью.

— Алексис, — сказал он, — сегодня я менее всего расположен к шуткам.

Даннет весело сказал:

— Мистер Джеймс Мак-Элпайн внезапно и решительно изменил свои намерения. Его последними словами были: «Ступайте и скажите этому парню, что он — черт бы его подрал! — может занимать любую должность в команде „Коронадо“, хоть мою, если ему угодно».

Харлоу покачал головой, и Даннет сразу быстро добавил:

— Честное слово, Джонни, я вас не разыгрываю.

Харлоу снова покачал головой.

— В этом я не сомневаюсь, Алексис, Я просто ошеломлен. Как это вам удалось, черт возьми? Впрочем, не говорите мне, может, так оно будет и лучше. — Он едва заметно улыбнулся. — Только я не уверен, что мне действительно хочется занять должность Мак-Элпайна.

— О, Джонни! — Глаза Мери были полны слез. Но это были не горькие слезы, лицо ее сияло. Она поднялась, обняла его за шею и поцеловала в щеку. Харлоу, хотя и вздрогнул от неожиданности, но не был смущен.

— Молодец, девочка! — одобрительно заметил Даннет. — Последнее «прости» — водителю самой скоростной грузовой машины в Европе!

Она вскинула на него глаза.

— Что вы имеете в виду?

— Транспортировщик сегодня вечером отправляется в Марсель. И кто-то должен его вести. А кто водит транспортировщик? Естественно, его водитель.

— О боже ты мой! — вырвалось у Харлоу. — Об этом я как-то не подумал! Уже сегодня?

— Вот именно. И, кажется, дело весьма срочное. По-моему, вам лучше сейчас же пойти к Джеймсу.

Харлоу кивнул, поднялся в свой номер, надел темные брюки, темно-синий свитер и кожаную куртку и отправился к Мак-Элпайну. Тот лежал на кровати и выглядел совсем больным.

— Должен признаться, Джонни, что мое решение во многом было продиктовано моими интересами, — сказал он. — Твидлдом и Твидлди, хотя и хорошие механики, не могли бы вести даже автокар. Джейкобсон уже отбыл в Марсель, чтобы подготовить все к завтрашней погрузке. Я понимаю, что прошу многого, но мне нужно, чтобы завтра в полдень на тренировочном треке и Виньоле была наша новая машина-икс, четвертый номер и запасной двигатель. Нам дали этот трек только на два дня. Знаю, что поездка будет нелегкой и спать вам придется всего пару часов, но погрузку в Марселе надо начать в шесть утра.

— Отлично! Ну а что же мне делать с моим собственным автомобилем?

— Ах, с этим! Вы — единственный водитель транспортировщика в Европе, имеющий собственный «феррари»! Алексис поведет мою машину, а я лично доставлю вашу в Виньоль. А потом вы отведете ее в Марсель и поставите в гараж. Только боюсь, что надолго.

— Понимаю, мистер Мак-Элпайн.

— Мистер Мак-Элпайн! Мистер Мак-Элпайн! Вы уверены, что все это нужно, Джонни?

— Более чем уверен, сэр.

Вернувшись в холл, Харлоу уже не застал там Даннета и Мери. Он снова поднялся наверх, нашел Даннета в его номере и спросил:

— Где Мери?

— Пошла пройтись.

— Сегодня чертовски холодный вечер для прогулки.

— Думаю, что в таком состоянии она вряд ли почувствует холод, — сухо ответил Даннет. — Эйфория… Кажется, это так называется? Вы были у старикана?

— Да. И этот старикан, как вы его назвали, действительно выглядит стариком. За последние шесть месяцев постарел лет на пять.

— На все десять. И это понятно — жена-то у него пропала. Может быть, если бы вы потеряли человека, с которым прожили двадцать пять лет…

— Он потерял нечто большее…

— Например?

— Я и сам не знаю… Присущее ему мужество, веру в себя, энергию, волю к борьбе и победе. — Харлоу улыбнулся. — На этой неделе мы как-нибудь постараемся вернуть ему эти потерянные десять лет.

— Вы — самый нахальный и самоуверенный тип, какого я когда-либо встречал! — с восхищением сказал Даннет. Не получив ответа, он пожал плечами и вздохнул. — Пожалуй, чтобы стать чемпионом мира, нельзя не быть самоуверенным. Так что мы делаем теперь?

— Я отбываю. По дороге захвачу из здешнего сейфа ту маленькую игрушку, которую собираюсь доставить нашему другу на улицу Сен-Пьер. Это надежнее, чем ходить с ней на почту. Как вы смотрите на то, чтобы выпить в баре и удостовериться, не интересуется ли кто моей особой?

— С чего бы они стали вами интересоваться? Они же получили ту самую кассету или считают, что она — та самая, что, в принципе, одно и то же.

— Может быть, считают, а, может быть, и нет. Кроме того, не исключена возможность, что эти нечестивцы передумают, когда увидят, как я вынимаю из сейфа конверт, вскрываю его, бросаю, проверив кассету, и прячу ее в карман. Они же знают, что один раз я их уже надул. Даю голову на отсечение, что их легко заставить подумать, что их надули и во второй раз.

Какое-то время Даннет смотрел на Харлоу так, словно видел его впервые. А когда заговорил, голос его упал до шепота:

— Это хуже, чем просто нарываться на неприятности. Это все равно что заказать самому себе сосновый ящик.

— Ну уж нет! Никакой сосны! Для чемпиона мира — только из лучшего дуба! И с золотыми ручками. Ну как, пошли?

Они спустились в холл. Даннет направился к бару, а Харлоу — в бюро администратора. Пока Даннет оглядывал холл, Харлоу получил свой конверт, вскрыл его, извлек кассету и внимательно ее осмотрел, прежде чем сунуть к себе в карман. Когда он повернулся, собираясь идти, Даннет будто случайно приблизился к нему и сказал вполголоса:

— Тараккиа… У него глаза на лоб полезли. И почти бегом он направился в телефонную будку.

Харлоу молча кивнул, толкнул вращающуюся дверь и, выйдя, почти столкнулся с женщиной в кожаном пальто.

— Мери? Ты что тут… Ведь сейчас чертовски холодно!

— Я только хотела проститься.

— Могла проститься в холле.

— Я не могу на людях.

— К тому же завтра мы уже снова увидимся в Виньоле.

— Правда, Джонни? Уже завтра?

— Ну вот, еще нашелся один неверующий в мой водительский талант?

— Не старайся обратить все в шутку, Джонни. У меня совсем не то настроение. Мне как-то не по себе. Такое чувство, что вот-вот случится что-то ужасное… С тобой…

Небрежным тоном Харлоу ответил:

— Это в тебе говорит твоя полушотландская кровь. Роковое предчувствие, как говорят шотландцы. Только все эти чувствительные души ошибаются на все сто процентов — если это сможет тебя утешить.

— Не смейся надо мной, Джонни… — В ее глазах опять стояли слезы.

Он обнял ее за плечи.

— Смеяться над тобой? С тобой вместе — другое дело. Над тобой — никогда!

— Возвращайся ко мне, Джонни,

— Я всегда буду возвращаться к тебе, Мери.

— Что? Что ты сказал?

— Оговорился. — Он прижал ев к себе, быстро поцеловал в щеку и шагнул в сгущающуюся темноту.

Глава 8

Гигантский транспортировщик фирмы «Коронадо», сверкая по меньшей мере двадцатью огнями, обозначавшими его огромный корпус с боков и сзади, не говоря уже о его четырех мощных фарах, громыхал сквозь тьму по пустынным дорогам со скоростью, которая едва ли получила бы одобрение итальянских полицейских патрулей, если бы они повстречались ему в эту ночь. Но, к счастью, этого не случилось.

Харлоу выбрал автостраду, ведущую на Турин, а потом свернул на юг, в сторону Кунео, и теперь приближался к Коль де Тенду, тому страшному горному ущелью, с туннелем на вершине, которое является естественной границей между Италией и Францией. Даже в обычной легковой машине при дневном свете и сухой погоде дорога через перевал требует максимум внимания и осторожности: крутизна подъемов и спусков и целый ряд извилистых поворотов до и после туннеля, которым, кажется, нет конца, делают этот перевал одним из самых опасных и трудных в Европе. Но вести по этой дороге тяжелый транспортировщик, да еще под начинающимся дождем, когда колеса вот-вот потеряют цепи, было не просто опасно, но, в известной мере, рискованно.

Кое-кому это казалось не только рискованным, но и довольно мучительным. Рыжеволосые близнецы Твидлдом и Твидлди — один, сжавшись комочком на сиденье рядом с Харлоу, другой, распростершись на узкой скамье позади них, — совершенно измотались от напряжения, но сна не было, что называется, ни в одном глазу. Мягко говоря, они боялись, и всякий раз, когда машину заносило и раскачивало во все стороны на очередном крутом повороте, со страхом переглядывались и закрывали глаза. Ибо, соскользни они хоть чуть-чуть за обочину, это означало бы не просто грохнуться о землю, а упасть в глубокую пропасть, разумеется, без всякой надежды остаться в живых.