Смерть в театре (сборник) - Пентикост Хью. Страница 5

— Добрый вечер,— послышался голос инспектора, подошедшего к Эллери.— Простите, что мы беспокоим вас в такое позднее время. Но у нас случилось...— Он внимательно всматривался в обстановку передней.— Понимаете, мы тут попали в переделку...

— Ну, ну,— рявкнул человек,— ну и что?

Квины посмотрели друг на друга в недоумении. Не очень-то теплая встреча.

— Дело в том,— начал Эллери, криво улыбаясь,— что мы вынуждены были подняться сюда — я полагаю, это ваша дорога? — по причинам, от нас не зависящим. Мы думали, что сможем получить...

Понемногу они стали различать все детали. Человек оказался даже старше, чем они думали. Его лицо, твердое, как камень, походило на мраморно-серый пергамент с бесчисленными морщинами. Маленькие глазки, черные и неестественно горящие. Одет в грубую холстину, которая висела на его тонкой фигуре уродливыми вертикальными складками.

— Здесь вам не отель,— резко ответил он и, отступая, прикрыл дверь.

Эллери скрипнул зубами. Он услышал, что отец начал рычать.

— Но, Боже мой, послушайте,— воскликнул он.— Вы не понимаете, мы застряли здесь, нам некуда идти!

Прямоугольник двери сузился еще, оставалась только маленькая полоска света. Эллери почувствовал, что все их надежды гибнут.

— Вы находитесь всего в пятнадцати милях от Эскуэвы, — сказал человек сердито.— Вы не можете заблудиться, только одна дорога ведет от Эрроу-Маунтина. Вы доедете до широкой дороги в нескольких милях внизу, потом повернете направо и будете ехать прямо, пока не попадете в Эскуэву. А там есть отель.

— Благодарю вас,— рявкнул инспектор.— Пошли, Эллери. Это какая-то чертова страна. Боже мой, что за свиньи!

— Спокойно, спокойно,— сказал Эллери с отчаянием в голосе.— Вы нас не поняли, сэр. Мы не можем поехать по той дороге — там пожар.

Последовала маленькая пауза. Дверь опять приоткрылась.

— Вы говорите, пожар? — подозрительно спросил человек.

— Целые мили в огне,— крикнул Эллери, размахивал руками. И он начал оживленно объяснять старику ситуацию: — Все объято пламенем. Подножие горы — сплошное море огня. Чудовищный пожарище! Пожар Рима — детские игрушки, просто маленький костер по сравнению с этим. Понимаете? К огню нельзя подойти без риска для жизни, ближе чем на полмили. Немедленно превратишься в пепел, не успеешь даже произнести слово «абракадабра».— Он перевел дыхание и более внимательно вгляделся в лицо незнакомца. Затем, проглотив гордость, приветливо улыбнулся ему и, в предвкушении воды, пищи и теплого ночлега, по-детски, нежно спросил:

— Ну что, мы можем войти теперь?

— Гм... да,— человек в дверях в нерешительности потер свой подбородок.

Квины затаили дыхание. Их судьба повисла на волоске.

Эллери подумал, что, может быть, он недостаточно красочно обрисовал их положение. Нужно было бы исполнить настоящую трагическую сагу, чтобы смягчить гранитный камень, заменяющий этому человеку сердце.

Неожиданно мужчина хмуро проговорил:

— Подождите минуту,— и захлопнул дверь перед их носом. Он исчез так же неожиданно, как и появился. Квины снова остались в темноте.

— Ух, вот сукин сын! — злобно взорвался инспектор.— Видел ты когда-нибудь что-то подобное? А еще говорят о каком-то гостеприимстве в этой стране...

— Тс-сс...— прошептал Эллери.— Ты разрушишь все мои чары. Постарайся изобразить на своем злобном лице приятную улыбку, будь хорошеньким. Кажется, я слышу, что наш друг возвращается.

Но когда дверь распахнулась снова, на пороге стоял уже другой человек. Если можно так выразиться, человек совсем из другого мира. Это был высокий широкоплечий мужчина, одетый в твидовый костюм. Он приветствовал их теплой улыбкой.

— Войдите, пожалуйста,— сказал он низким, приятным голосом.— Боюсь, мне придется извиниться за отвратительные манеры моего слуги Боунса. Знаете, он немного побаивается ночных посетителей. Я приношу вам мои глубочайшие извинения. Что вы там говорили насчет пожара внизу,, на горной дороге? Да, входите, входите, пожалуйста!

Потрясенные таким проявлением гостеприимства после не слишком-то ласкового приема, оказанного им мрачным стариком, Квины, тяжело дыша и прищуриваясь от прямого света, вошли в переднюю. Все было как во сне.

Высокий приятный человек закрыл за ними дверь. Улыбка ни на минуту не покидала его лица. Квины оказались в теплой, уютной передней. Восхитительно!

Эллери со свойственной ему наблюдательностью заметил, что гравюра на стене, которую он мельком видел через открытую дверь, была хорошо выполнена с рембрандтовской картины «Урок анатомии». Пока хозяин возился с замком, Эллери не мог отделаться от чувства удивления по поводу характера человека, встречавшего своих гостей этим реалистическим изображением вскрытия голландского трупа. Холодок пробежал по спине Эллери от этих мыслей. Он искоса взглянул на холодные черты лица высокого человека, несколько смягченные приятной улыбкой, и приписал этот холодок своему физическому состоянию.

«У Квинов слишком сильно развито воображение,— подумал он.— Если у человека хирургические наклонности... Хирургические наклонности... Ну конечно же,— подавил Эллери улыбку.— Несомненно, этот джентльмен принадлежит к касте людей со скальпелем». Эллери сразу почувствовал себя гораздо лучше. Он посмотрел на отца, но, очевидно, эта деталь комнатного украшения ускользнула от внимания инспектора. Тот облизывал губы и принюхивался. Да, несомненно в воздухе носился аромат жареной свинины.

Что касается старого чудовища, которое открыло им дверь, то оно исчезло.

«Вероятно,— подумал с усмешкой Эллери,— удалился в свою берлогу и мрачно зализывает раны страха перед ночными посетителями».

В то время как путники проходили через переднюю, выжидательно держа в руках свои головные уборы, через полуоткрытые справа двери они увидели мельком большую комнату, единственным освещением которой был свет звезд, проникавший через стеклянные двери, ведущие на террасу. Несомненно, кто-то раздвинул шторы в этой комнате, пока их хозяин вводил их в переднюю. Может быть, это сделало то замечательное создание, которое хозяин называет Боунсом [2].

Но скорее всего, нет. Потому что до их слуха из этой комнаты донеслись звуки многочисленных перешептывающихся голосов, и среди них Эллери различил один женский голос. Но почему они сидели в темноте? Эллери снова почувствовал возвращение холодка. В этом таинственном доме было очень много непонятного. Ну и что же? Это его не касается. Не надо ни на что обращать внимание. Самое главное — скоро будет еда, так долго маячившая перед ним в его воображении.

Высокий человек прошел мимо двери, ведущей направо. Все еще улыбаясь, он предложил им следовать за ним и провел их по длинному коридору, который как бы перерезал дом от передней до задней стены и упирался в закрытую дверь, едва видневшуюся в конце этого коридора.

Он остановился у открытой двери налево.

— Сюда, пожалуйста,— пробормотал он и указал на большую комнату, которая, как они увидели, занимала половину длины террасы между передней и левой стороной дома.

В гостиной с темными драпировками на окнах, освещенной множеством разбросанных всюду ламп и лампочек, находилось несколько кресел, маленьких ковриков, шкура белого медведя, круглые столики, на которых лежали книги и журналы, пепельницы и коробки с сигарами. Большую часть задней стены занимал камин. Вокруг висели картины, написанные маслом, и гравюры — все довольно мрачного содержания. Высокий канделябр бросал дрожащие тени, которые расплывались и сливались с тенями, отбрасываемыми пламенем камина.

Вся комната, с ее теплотой и уютом, креслами, книгами и мягким светом, тем не менее подействовала на Квинов угнетающе. Она была пуста.

— Пожалуйста, садитесь,— сказал высокий человек,— снимайте пальто, устраивайтесь поудобнее, и тогда мы сможем поговорить.— Все еще улыбаясь, он потянул звонок около двери, и Эллери почувствовал легкое раздражение: «Черт возьми, чему тут улыбаться?»