Мастера детектива. Выпуск 12 - Лайл Гэвин. Страница 70
– Почему он со мной так разговаривает? Я, что ли, стрелял в этого гангстера?
Клэнси расправил плечи и повернул к нему усталое лицо.
– Не обращай внимания, сынок. Он громко лает, по не кусается.
«И как ты сам знаешь, это все пустая брехня», – добавил он про себя.
– Но послушать его, так это я во всем виноват! Я что, несу ответственность за случившееся? Я сделал все, что мог… Зачем вы вообще прислали его к нам? Почему вы не отправили его в «Белльвю», где ему самое место?
– Почему? – кисло улыбнулся Клэнси. – Я сам мог бы задать тебе тысячу «почему». Почему, во–первых, этот ублюдок заявился в Нью–Йорк? – Он полез в карман, вытащил сигарету, зажег спичку, но не закурил. Он стоял, нахмурившись, и смотрел на догорающую спичку. – М–да, – сказал он тихо. – Это хороший вопрос. Почему, скажите–ка, этот ублюдок заявился в Нью–Йорк?
Глава третья
Суббота. 7.05
Клэнси вышел из здания полицейского участка. От него не отставал Капроски. Они сели в машину и помчались к «Аптаун прайвит хоспитэл». Их задержали ранние пробки на улицах «В этом городе с лучшей в мире системой общественного транспорта, – подумал Клэнси, – всегда создается впечатление, что с каждым днем тут все больше и больше людей пользуются личными автомобилями. Или грузовиками. Или велосипедами, или мотоциклами. И где же они все паркуют транспортные средства, если даже я со своим полицейским значком не всегда могу найти место для парковки».
Капроски глянул на худое лицо лейтенанта.
– Похоже, тебе так и не удалось поспать, лейтенант.
– Не удалось, – коротко отозвался Клэнси. – Я из больницы вышел только в половине пятого. Потом вернулся в участок и попытался подремать у себя в кабинете, да в этом проклятом кресле я не могу заснуть.
– Я тоже. – Капроски сменил тему, осторожно переводя разговор в новое русло. – Как там Росси, лейтенант?
Клэнси зевнул.
– Да что с ним сделается? Во всяком случае, мне никто не звонил.
– Как думаешь, он оклемается?
– Лучше бы ему оклематься. В любом случае, сейчас мы это выясним. – Клэнси подождал, пока загорится зеленый свет, и пристроился в хвост здоровенному грузовику. – Я только заскочу на минутку, посмотрим, как там дела в больнице, а потом рванем в «Фарнсуорт» и тщательно допросим менеджера. – Он взглянул на рослого детектива. – Тебе что–нибудь удалось обнаружить вчера?
Капроски покачал головой.
– Ничего. Я опечатал его номер, обошел все бельевые комнаты и чуланы, прошел по служебной лестнице и через заднюю дверь спустился в подвал. Я даже покопался в их мусорных баках, которые стоят в том вонючем лифте. И ничего.
– А как насчет других постояльцев?
– Никто не заселялся туда в течение недели. Черт, да у них пол–отеля пустует. А в тех номерах, что заняты, люди живут уже целую вечность.
– С менеджером встречался?
– Конечно. – Капроски смущенно заерзал. – Лейтенант, по–моему, он тут ни при чем.
– Ни при чем? – Клэнси с любопытством поглядел на него. – Если Чалмерс не врет, менеджер отеля – единственный, кто мог видеть Росси и опознать его. А я не думаю, что Чалмерс врет. Беда его не в собственной тупости – если ты туп, тебе никогда не видать кресла заместителя окружного прокурора. Его беда в личных амбициях. К тому же менеджер – единственный, кто знал, в каком номере остановился Росси. Так почему ты считаешь, что он ни при чем?
Капроски выглянул в окно.
– Тебе надо увидеть его своими глазами – сразу поймешь, что я имею в виду.
– Ну что ж, через несколько минут увижу. Клэнси притормозил перед больницей, припарковал машину слева от «седана» и выключил зажигание. Он внимательно осмотрел две бесконечные вереницы припаркованных машин по обе стороны улицы.
– Наличие знака «Стоянка запрещена», видимо, производит неотразимое впечатление на обитателей этого фешенебельного района, – сказал он, поморщившись. – Оставайся в машине. Если кто–нибудь отъедет, займи свободное место. Я вернусь через минуту. Только узнаю, как себя чувствует Росси.
– Конечно, лейтенант. – Капроски сел за руль. Клэнси кивнул и направился к дверям больницы. Он прошел по кафельному полу и приблизился к столу. Дежурила все та же симпатичная медсестра. Клэнси удивленно поднял брови.
– Как же так, сестра? У вас что, смена длится двадцать четыре часа?
– Доброе утро, лейтенант. Нет, моя смена длится с полуночи до восьми утра. – Она приветливо улыбнулась. – Прошло всего только четыре часа с… с тех пор, как вы к нам заходили ночью.
Клэнси усмехнулся и провел ладонью по лицу.
– Я уже путаюсь во времени. – Он двинулся к лифту и остановился. – Этот молодой практикант… доктор Уиллард тоже еще на дежурстве?
– Да. Кабинеты врачей на пятом этаже. Хотите, я его вызову?
– Спасибо, не надо. Сначала я посмотрю, как там наш малыш, а уж потом поговорю с ним. В какую палату его поместили, не знаете?
– Знаю. В шестьсот четырнадцатую.
Он зашел в лифт, улыбаясь в знак благодарности сестре, нажал на кнопку, и лифт мягко вознес его на шестой этаж. Двери лифта автоматически раскрылись. Он шагнул из лифта, прошел по освещенному коридору и свернул за угол. Барнет сидел не шелохнувшись на стуле перед дверью палаты, изо всех сил делая вид, что просто отдыхает. Он бросил на приближающегося Клэнси несчастный взгляд и поднялся.
– Привет, лейтенант! – Здоровенный патрульный огляделся по сторонам. – Господи, ну и дежурство!
Клэнси сурово посмотрел на него.
– А что? Какие–нибудь неприятности?
– Не–а. Просто это далеко не «Белльвю». Можно подумать, что в этом заведении раньше ни разу не видели полицейского. Они смотрят на меня так, словно я какой–то дебил.
– Ну, Фрэнк, задание есть задание. Нам надо присматривать за этим типом. Скоро его переведут в другое место – как только найдут самое подходящее. Возможно, уже сегодня утром. Надеюсь, где–нибудь за пределами нашего участка.
– Я тоже надеюсь! – с жаром сказал Барнет и, опомнившись, добавил: —…лейтенант.
Клэнси улыбнулся.
– Ну и как он? Барнет пожал плечами.
– Не имею ни малейшего понятия. Его приходил проведать только доктор – пару раз заходил.
– И?
Барнет опять пожал плечами.
– Он мне не докладывал.
– Я сам поговорю с врачом.
Он тихо отворил дверь и, войдя в палату, так же тихо закрыл. Жалюзи были опущены, и в палате стоял полумрак. В дальнем углу на кровати под простыней угадывалась человеческая фигура. Клэнси бесшумно подошел к кровати и заглянул. Забинтованное лицо было чуть повернуто к стене, рот неестественно раскрыт. Клэнси уставился в подушку, потом его лицо помрачнело, и он поспешно приложил два пальца к раскрытым толстым губам. Он похолодел. «О Господи! – подумал он. – О Господи!»
Лейтенант подскочил к окну и рванул за шнур жалюзи. В комнату ворвался утренний свет. Он вернулся к кровати и стал осматривать накинутую на тело сбитую простыню. Выругавшись, он откинул простыню. Комната купалась в ярких солнечных лучах, которые заиграли на рукоятке большого кухонного ножа, торчащего из груди. Солнечные блики сверкали на медных кольцах деревянной рукоятки ножа, отражаясь от коротенькой полоски стали между телом и рукояткой. С проклятием Клэнси бросился к двери и распахнул ее.
– Барнет!
– Да, лейтенант? – Патрульный вскочил, и стул под ним с грохотом упал на пол. Барнет сунул голову в дверной проем. Не спуская глаз со скрючившегося на кровати тела, он вошел в палату. Глаза его расширились и ошалело уставились на торчащий из груди нож.
– Да кто…
Клэнси свирепо захлопнул дверь.
– Вот именно! Кто заходил в палату?
– Никто, лейтенант! Клянусь – никто!
Клэнси подбежал к окну и стал рассматривать изогнутый шпингалет: окно было заперто изнутри. Он вернулся к кровати и понизил голос.
– Барнет, – сказал он угрожающим тоном. – Чем ты тут занимался? Ходил пить кофе?
– Клянусь Богом, лейтенант! – Лицо гиганта–патрульного посерело. – Я клянусь. Могилой матери. Я даже в сортир не отлучался.