Тропами карибу - Крайслер Лоис. Страница 33

Его поношенная кожаная куртка хорошо защищала меня от холода. Если он не вернется к ночи домой, я приму таблетку секонала из пузырька, присланного прошлым летом одним из моих друзей, а утром отправлюсь на розыски. Лист фанеры с четырьмя дырками для веревки послужит вместо салазок. Смогу ли я нарастить спереди кусок брезента, чтобы легче было тащить эти самодельные салазки по буграм и кустарнику? Иначе с ними будет трудно управляться.

Там, где Истер-Крик уходил за холм по направлению к Киллику, показалась вертикальная черная черточка. Я не шелохнулась, уже уверившись, но выжидая, чтобы увериться вполне. Черточка двигалась, а я все сидела на месте, наблюдая, как она приближается. Затем я, не разбирая пути, бросилась вниз по крутому сланцевому склону навстречу Крису.

Он улыбался. В полутьме этого не было видно, но я была уверена в этом.

Он отдал мне кассеты с пленкой. На его шерстяной рубашке темнели потные полосы в тех местах, где ее стягивали ремни и лежали кассеты. Легким шагом мы направились домой. Крис шел впереди и непринужденно, с неподдельной радостью рассказывал о том, что ему удалось заснять. Я отвечала ему лишь двумя репликами, тихим, счастливым голосом без конца повторяя: «Ах!» и «Вот так так!»

Брачные бои, рассказывал он, еще не начались, но стада самцов уже проходят по тем местам. Ему удалось сделать один жуткий, невероятный снимок: олени идут гуськом по краю пропасти, прямо за пропастью вырастает горный склон, и, хотя самой бездны не видно, ее явственно ощущаешь.

По пути домой у него произошла необыкновенная встреча с лосем, стоившая одному песцу нелегко заработанного ужина. Лось словно приковался к Крису взглядом и шел прямо на него. Это встревожило Криса, и он свистнул в свисток. Лишь после этого лось отвернул, и тут только Крис заметил песца. Он тоже испугался свистка, выпустил из зубов окровавленную, роняющую перья куропатку и убежал.

После ужина Крис лежал на постели с совершенно неподвижным, румяным лицом, каким оно бывало всегда, когда он очень уставал и полностью расслаблялся, но я видела, что он весь ушел в зрение, хотя глаза его были закрыты.

О чем ты думаешь? – спросила я.

О больших белых оленях – самцах, – быстро ответил он. – Они все время стоят у меня перед глазами. Большие олени вроде как держатся вместе, а молодняк рассыпается по всему стаду.

Я позавидовала ему. Мне тоже хотелось видеть вблизи больших оленей в осеннем уборе.

На следующий день, около полудня, мимо подножья нашей горы плотной кучкой прошло двенадцать оленей – самцов. Они шли быстро и казались совершенно белыми на солнце – ослепительно белые груди, белая полоса вдоль тела, пониже глянцевито – коричневых «потников» белые крестцы. У одного из них были самые неимоверные рога, какие я когда-либо видела, – в четверть больше, чем у остальных. Все самцы четко печатали шаг, на них любо – дорого было глядеть.

Возможно, они искали стадо самок с оленятами.

По мере того как олени непрерывно, день за днем, проходили мимо нас, нам открывался удивительный факт: это были одни и те же стада! Они шли сперва на восток, потом – на юг, потом, день или два спустя, – на север.

Мы узнавали их по «лошадям – качалкам» – оленям, которые сильно хромали, ныряя головой чуть ли не к самым коленям. Одни хромали на правую ногу, другие на левую. Среди калек были и самцы, и самки, и детеныши.

Но нам тогда еще не приходило в голову, что мы уже раз наблюдали подобное круговращение оленьих стад, а именно в июне, в горах Де-Лонга, где взрослые самцы кружили перед началом своей основной миграции. Это было то медленное вращательное движение, что предсказывает начало великой миграции.

Посылка

Теперь мы с нетерпением ожидали посылки с почтой и замороженными продуктами, которую Энди обещал доставить нам «в последних числах сентября».

Озеро еще не замерзло, и, надеясь, что он сядет на воду, мы приготовились к встрече. Крис отснял двадцать девять катушек пленки, ее можно было отослать.

Я уложила пленку в рюкзак, запихнула туда же полотенца и сухие носки, достала болотные сапоги Криса и свои собственные эскимосские водошлепы, доходившие мне до колен. Река стала такой узкой, что я рассчитывала пересечь ее, не заходя в воду выше колен. Подметки водошлепов, сделанные из кожи лахтака, были твердые и скользкие, поэтому Крис срубил мне ивовую палку, чтобы опираться при переправе.

В эти дни мое сердце замирало при малейшем необычном звуке. Вот шум, как от ветра или быстро текущей воды. Самолет? Нет, стремительно пролетающая стая куропаток.

Крис дал мне дельный совет.

– Если он прилетит в мое отсутствие, прежде убедись что он на поплавках. Если на колесах, то нечего и ходить.

Ночь на 28 сентября была холодная. Проснувшись утром, мы первым делом взглянули на озеро: оно было Застывшее, гладкое, темное. Ледостав. Мы ощутили легкое возбуждение и какой-то благоговейный страх. А также облегчение: отпала щекотливая проблема перехода реки вброд. Все это время река вымерзала, начиная от берегов и отмелей, вокруг валунов. Течение вытворяло невообразимые штуки – пятилось назад, ныряло в глубину, прорывалось поверх льда. Местами корка льда прикрывала поток, несущийся по донному льду.

Было пасмурно, дул устойчивый восточный ветер. Крис ушел на реку за ивняком. Я вытирала посуду, как вдруг в воздухе ощутилась едва заметная пульсация. Волки завыли.

Энди пролетел высоко над нами, описал широкий круг к западу и, вернувшись, прошел над самой горой. Под самолетом виднелись два кружочка – колеса. Крис, стоявший внизу на болоте, высоко поднял руку с красным носовым платком, указывая Энди направление ветра. Энди покачал крыльями в ответ и дал еще один большой круг, занявший несколько минут. Легкий серебристый самолет ушел далеко к Киллику и растворился, исчез на фоне черно – белых гор, и даже звук его затих вдали. Затем, совершенно неожиданно, самолет вышел на Столовую гору вровень с вершиной, с заглушенным, почти беззвучным мотором. Я стала на самом высоком пригорке за нашей лачугой.

Плоский сверток – вне сомнения, почта – упал где – то совсем рядом, и самолет пропал в воздушной бездне за кромкой горы, делая следующий заход. Я заметалась по вершине, разыскивая сверток, точно глупый котенок, который чует, но не может найти пищу. Тут Энди появился вновь. Я поспешно ретировалась на пригорок, чтобы не мешать следующему сбросу, и чуть не споткнулась о сверток. Он упал ближе, чем я предполагала.

На этот раз Энди сбросил кусок картона, восточный ветер подхватил его и унес на запад, за край горы. Я заметила направление и стала ждать следующего захода. Тем временем ко мне присоединился Крис.

На этот раз груз приземлился в загоне, в десяти футах от Курка и Леди.

Это никуда не годилось. Мы побежали к западному краю горы и остановились на полпути. С запада снова заходил самолет. Из кабины, с нашей стороны, свисало что-то черное. Вот самолет поравнялся с нами. Словно сговорившись, мы с Крисом одновременно махнули правой рукой: «Бросай!» Пакет полетел к земле.

На мгновенье в вышине над нами мелькнуло молодое, улыбающееся, загорелое лицо эскимоса: Энди взял с собой помощника. Я подняла обе руки и радостно, восторженно приветствовала их.

К нашему удивлению, после третьего сброса самолет опять сделав заход, хотя на этот раз из кабины ничего не свешивалось. Записка!

– В почте записка, на которую надо ответить! – крикнул Крис.

Я подлетела к первому свертку и вскрыла его ножом. Ничего, кроме журналов. Крис кинулся к краю горы и поехал вниз по сланцевой круче за обрывком картона, пролетевшим мимо вершины. В двух других свертках – мы определили это мгновенно, на лету, – почты не было. Я осталась ждать наверху. Тут самолет снова пролетел над самой горой и сбросил кусок картона, который упал на ее склон. Крис подхватил его и прочел. Самолет опять делал заход.

Маши! – завопил Крис.

А? – крикнула я, стараясь перекрыть шум ветра…