Тропами карибу - Крайслер Лоис. Страница 52

Беспорядочная стрельба, безразличие к раненым животным претили Крису, и он взялся сам обеспечивать людей и собак мясом. В свое время он был превосходным охотником, но давно уже отошел от этого дела, как часто бывает с людьми, которые долго живут на лоне дикой природы и по-настоящему наблюдают животных.

Нетрудно понять, что Джек и Джонас убивали животных и гордились этим не по злонравию, а в силу причин чисто исторического порядка. Эскимосы не убивали животных сверх меры и не выходили из равновесия со своим окружением, пока не пришли белые. Эскимосы охотились весьма ловко и умело, но лишь с помощью своих самодельных орудий. Теперь же они в избытке вооружены оружием белого человека, но по-прежнему сохраняют императив человека каменного века – убивать несмотря ни на что.

Разумеется, так устроено и большинство белых. Но у белых установлены некоторые разумные ограничения на пользование оружием.

До недавнего времени было и еще одно существенное различие между белыми и эскимосами. Речь идет уже не об отношении к диким животным, а о том, что эскимосы проводят в тундре все двенадцать месяцев в году и, будучи «вооружены» собачьими упряжками, обладают поистине поразительной мобильностью. Однако с вторжением в Арктику военной организации – системы дальнего обнаружения, белые тоже стали проводить в тундре двенадцать месяцев в году. Подобно эскимосам они тоже слепо уничтожают животных в силу того, что их мышление, если можно так выразиться, внезапно оказалось на доисторическом уровне, ибо они не сознают, что убийство животных теперь облегчено новыми средствами передвижения – геликоптерами и легкими самолетами.

Росомахи

Благодаря Энди мы вскоре познакомились с животным, с которым я меньше всего рассчитывала свести личное знакомство и о котором нагорожено столько выдумок и небылиц, что уже само появление его явилось для нас сюрпризом.

Я весь день была в бараке, пекла хлеб. Эскимосы любили хлеб не меньше оленины, и я каждые два дня испекала по восемь буханок – две за раз – в форме, сделанной Крисом из банки для горючего. Форму ставили на примус с двумя конфорками. Крис и Джек обследовали окрестности, ища волчьи логова.

Джонас лежал в палатке с вирусным насморком – опаснейшим заболеванием для эскимосов, не имеющих иммунитета к болезням белых.

Часов в одиннадцать вечера я вышла из барака и пошла на запад по горной гряде, господствующей над тундрой, рассчитывая увидеть внизу возвращающихся Криса и Джека и присоединиться к ним. Над горами к югу через долину плыли розовые облака. Горы передо мной были черные с одной стороны и как рыжевато-коричневый, освещенный солнцем бархат – с другой. Уверенно пела свою песенку белолобая овсянка. Рогатый жаворонок наподобие подорожника стремительно взмывал в небо, но не скользил с песней к земле, а неподвижно висел в воздухе, пуская трели, и затем камнем падал вниз.

Вечер был какой-то особенно томительный. Во всех живых существах вокруг остро ощущалась молодость, пыл желаний и чувство собственной значимости.

Пара чаек, самец и самка, сидела в освещенной солнцем ложбине, где она уже облюбовала место для гнезда; неподалеку от нее сидела одинокая чайка. Курок и Леди были на прогулке. Мне думалось об эскимосах: Джонас смирился перед жизнью, но Джек еще все принимает всерьез и считает, что, дай ему только возможность, он может горы своротить; он так и горит желанием показать свою значимость, свои способности. Думалось о двух гризли, которых мы с удовольствием наблюдали этим утром, далеко и высоко в горах над лагерем; они быстро шли вместе, потом остановились возле снежного наноса перекусить и торопливо затопали дальше. Думалось о маленьких длинноногих оленятах, которых ждет смерть – все живое ждет смерть, подрастающих, как все дикие существа, стремительно быстро там вверху, в горах надо мной. И о диких волках – тех малых числом, что сидят сейчас по своим логовам со слепыми, страстно рвущимися к жизни волчатами.

Внезапно я замерла. Самолет! Шум мотора затих над озером, потом возобновился, и показался самолет. Он летел низко, явно высматривая нас.

Энди никак нельзя упрекнуть в безрассудстве. Почему же он рискует садиться, когда ледолом на носу? Река уже вскрылась; озеро было сплошь изрыто колдобинами. Я ринулась к ближайшему островку снега: может, Энди заметит меня и сбросит записку. Но самолет прошел надо мной, прежде чем я добежала до снега, развернулся и скрылся в сторону озера. Энди выжидал.

Внизу, в залитой янтарным светом тундре, я увидела маленькие фигурки Криса и Джека, отбрасывающие перед собой короткие, с карандаш, тени. По ступенькам скал и камней я поспешно спустилась к ним вниз.

Тут я совершила грубый психологический просчет. Крис и не думал торопиться, пусть даже Энди улетит, не дождавшись его. Он шел размеренным шагом и мог прошагать так всю ночь, хотя весь день работал, а потом, не отдыхая, мог, если нужно, снова взяться за работу, например разбить палатку.

Сгорая от нетерпения, я оставила Криса и пошла вперед. Джек колебался, затем последовал за мной. С этого момента он держался с нами очень надменно.

Крис поднялся на Столовую гору за нашей единственной парой болотных сапог и ушел за реку на озеро. Я осталась ждать у реки. Самолет поднялся и улетел. Обратно вернулись лишь Джонас и Джек. Джонас рассказал мне, зачем прилетал Энди. Оказывается, он поймал по радио объявление о продаже двух маленьких росомах. Крис сел в самолет – как был и полетел за ними в Фэрбенкс.

Когда я вернулась к Столовой горе, Джонас с молчаливой гордостью указал на подножье покрытого снегом косогора. Там лежали два убитых молодых гризли.

Самец и самка, как сказал мне Джонас.

В ту ночь я спала. Я слишком устала. Но в следующую ночь я уже не могла спать. Бессмысленное убийство гризли само по себе расстроило меня, не говоря уже о том, что оно обедняло наше окружение. Оно нарушало также договоренность не убивать никаких животных, за исключением оленей, в районе съемок. А тут еще этот внезапно проявившийся в Джеке гонор: он отказался помогать при переноске припасов, которые Энди по собственному почину доставил нам этим непредусмотренным рейсом.

Около часу ночи, только я встала принять секонал, раздался рев мотора.

Энди должен вернуться на «Сессне», а «Сессна» не может реветь так громко. С таблеткой снотворного в руке я выглянула наружу. Над озером и долиной низко стлался туман, но прямо надо мной было окно, и в нем стремительно пронесся черный «Норсман». Стало быть, это не Энди. Я проглотила таблетку, но самолет, снизившись, тут же вернулся, заходя для посадки на озеро. Значит, это все-таки Энди! Я оделась и побежала к реке.

Ниже по течению Энди удалось отыскать место, где можно было поднырнуть под пелену тумана. С воздуха, как я потом узнала, река казалась совершенно непроходимой, вскипала белыми и бурыми клочьями пены. За те сутки, что мужчины отсутствовали, вода поднялась. Казалось, Крис будет вынужден заночевать у озера под открытым небом. Было восемнадцать градусов выше нуля.

Энди в порядке одолжения оставил ему шерстяной вкладыш к спальному мешку из своего аварийного запаса. Теперь он мог забрать его только по окончании ледолома.

К счастью, Джонас нашел новый брод, где вода доходила лишь до пояса, и Крис благополучно перебрался на наш берег.

Почему они вернулись, на «Норсмане»? Оказывается, росомахи были вовсе не маленькими, а взрослыми свирепыми животными и сидели в отдельных клетках, которые не помещались в «Сессну». Наутро Крис и Джек перенесли клетки на шесте – сперва одну, потом вторую. При переходе через реку дно клеток заливало водой. Их поставили у подножья Столовой горы. Крис хотел соорудить еще один загон.

На Аляске нам просто суждено было иметь дело с животными, которых мы меньше всего рассчитывали здесь встретить, – с гризли, волками, а теперь еще и с росомахами. Кстати сказать, у нас уже было отснято несколько бесценных эпизодов, показывающих росомах в естественных условиях, – росомаха и северные олени, росомаха, стращающая Криса, и даже стычка волка с росомахой, как ни странно, протекавшая довольно прохладно, ибо волк, оттесняя росомаху от ее норы, не пускал в ход ни клыки, ни всю свою ярость, а лишь быстро – быстро работал лапами.