Пуля ставит точку - Пайк Роберт. Страница 41
Пока он так рассуждал, часовая стрелка продвинулась на одно деление за четверку, и тут же зазвонил телефон.
Господи Боже, полковник! Голос, доносившийся из устланного коврами кабинета наверху, был крайне недовольным. Крамер отодвинул трубку подальше от уха и прошелся пальцем по бедрам девицы на своем календаре. Какой роскошный загар!
Пронзительный голос наконец умолк.
Крамер преувеличенно сокрушенно ответил:
— Виноват, господин полковник! Вы обязательно получите отчет с самого утра. Хорошо?
Полковника явно что-то расстроило, но с данным делом здесь не было ничего общего, это очевидно. Крамер схватил ручку и, пока голос в трубке не стих, успел записать три имени. Черт возьми, нужно было попросить хоть в общих чертах обрисовать ситуацию. Теперь он понятия не имел, о чем речь.
Но были имена. И хотя знать не знал, кто такая Тереза Ле Руке, но дуэт Аббот и Стридом был известен ему наизусть. Это было достаточным указателем, с чего и где начинать расследование.
Сообщив о своем уходе дежурному, он отметился в журнале и пошел пешком. Заведение Аббота было сразу за углом, неподалеку от музея.
Когда Крамер сворачивал на Ледисмит Стрит, заметил такси, выскочившее со стоянки и остановившееся перед похоронным бюро. Почти тут же из боковых дверей появилась рыжеволосая толстуха, а за ней слуга, тащивший два чемодана. Потом из дома выскочил Джордж, осторожно озираясь, словно опасаясь неведомого снайпера, и отчаянно жестикулируя.
Пристроившись к очереди на автобус, Крамер наблюдал эту сцену поверх края газеты стоявшего перед ним мужчины. Отчаянные призывы Джорджа ничего не дали. Жена, даже не взглянув на него, уселась в такси. То содрогнулось от такого груза и с отчаянным визгом шин умчалось.
Значит что-то уже произошло, за последствия чего эта женщина отвечать не желала. Ее нельзя винить, до сих пор она мужу все прощала, даже тот скандал с сестрой Констанцией. Это когда Джордж забыл доделать глаза и выставил монахиню в часовне, а всем казалось, что она им двусмысленно подмигивает.
Автобус подъехал и отъехал, и Крамер остался на тротуаре один. Джордж исчез. Теперь ни к чему тянуть время — придется заняться делом.
Приемная была почти пуста, не считая старушки, разглядывавшей каталог надгробных памятников. Судя по виду, ей было самое время.
Пройдя к дальнему концу стойки, Крамер нажал кнопку звонка. В ответ из-за штор донесся какой-то шорох. И только. Может быть, Джордж завел кошку — хотя здесь она бы вряд ли разъелась.
Позвонил снова, теперь дважды.
Если на то пошло, такая вот модель "де люкс", обитая шелком, могла бы стать роскошным будуаром для мышей. Они могли бы там ночевать, устраивать вечеринки и принимать гостей. Всегда существует, правда, опасность преждевременного погребения. Вот почему, наверно, так озабоченно выглядят носильщики, когда шагают, приложив уши к стенке гроба: пытаются угадать, что означают загадочные шорохи, доносящиеся изнутри.
Но кошке трудновато было бы заглянуть в дырочку в портьере метрах в полутора от пола. И вряд ли при её бегстве так скрипел бы паркет. Все это не ушло от внимания Крамера и заставило его насторожиться. Что-то буквально висело в воздухе.
Это впечатление тут же подтвердило появление сержанта Фани Принслоу, подменявшего сегодня полицейского фотографа.
— Ну что, поснимаем немножко? — весело спросил он, взгромоздив на стойку огромную сумку с загадочной аппаратурой. Принслоу просто не мог не тащить с собой каждый раз весь свой инвентарь; ведь обычно он занимался только дактилоскопией, а свою страсть к фотографии мог удовлетворять только по уикэндам. Крамер предпочел вести себя сдержанно.
— Что происходит, лейтенант? — снова спросил Принслоу.
— Ну-ка, попробуйте, — Крамер показал на звонок.
Принслоу, разумеется, был весьма удивлен, но усмехнулся и как следует нажал на кнопку своей громадной пятерней. И опять ничего.
Крамер вздохнул, а Принслоу ошибочно расценил это как недовольство. Сержант был неглуп, но в криминальной полиции — новичок и плохо знал людей из отдела по расследованию убийств. Этим-то Крамер и решил воспользоваться. Он задумал вывернуть наизнанку неписанное правило номер 178/а — начальник имеет право прикинуться ничего не знающим, чтобы выяснить способности подчиненных.
— Так, сержант, какой вам отдан приказ? — начал Крамер.
"Приказ" — слишком сильно сказано для указания заняться своими служебными обязанностями, но Принслоу сообразил, что речь идет о соблюдении формальностей и четко ответил:
— Мне приказано разыскать здесь вас и сделать необходимые снимки.
— Какие снимки?
— Какой-то девки, что ли…
— Имя?
— Гм… вроде Ле Руке, лейтенант.
— Тереза Ле Руке? — бухнул Крамер, нагоняя тем самым необходимое напряжение. И, как и следовало ожидать, Принслоу попытался разрядить атмосферу и потому торопливо выдал:
— Послушайте, лейтенант, я был в лаборатории, и тут шеф начал орать через дверь, чтобы я поспешил сюда, что вы уже в пути, и что доктор Стридом сделал вскрытие не на том трупе, потому что Аббот что-то напутал, и что там убийство.
Крамер продолжал молчать, — уже с трудом.
— Вот и все, что он мне сказал, лейтенант. И ещё это имя. Но вы…
— Не волнуйтесь, сержант, — спокойно сказал Крамер. — Но вас нужно было привести в чувство.
Вот, значит, что. Убийство. Это уже серьезно.
Принслоу едва успел разобраться в своих причиндалах, а Крамер уже исчез за портьерой. Там была часовня, пропахшая застоявшейся водой в вазах, а за ней — коридор, вдоль него — цветы для венков. Осторожно подойдя к дверям с надписью "морг", они заглянули внутрь.
Доктор Стридом был один. Услышав звук открываемой двери, обернулся и торопливо направился к ним.
— А, лейтенант, я рад вас видеть.
— Добрый день, доктор.
— Вам передали мое сообщение?
— Более-менее.
— Ага.
— Так что тут случилось?
Доктор Стридом взглянул на Крамера так, словно подозревал, что за тем кто-то стоит.
— Вы не видели Аббота? Странно, я думал, он где-то здесь. Это дело весьма деликатного свойства.
— В самом деле?
Глубоко вздохнув, продолжал:
— Честно говоря, лейтенант, боюсь, что произошел серьезный прокол. Два трупа, оба женские, и официально эту уже должны были кремировать.
Принслоу цокнул языком, как черная старуха-прачка, обнаружившая на белье проступившие пятна.
— Ну и что же мы имеем? — холодно спросил Крамер, не трогаясь с места.
Доктор Стридом задумался, что сказать.
— Можно сказать, что все не так плохо — пока не поднялся шум.
Теперь Крамер был убежден, что врач и сам как-то вляпался в случившееся. Джордж явно виноват не один. Но этим придется заняться позднее, когда доктор будет уже не нужен и его самомнение ослабеет. Он небрежно пожал плечами.
— Ага. А кого же отправили в печь?
— Я успел это выяснить до вашего прихода. Какая-то старая нищенка, нашли её в кустах возле Мэйсон Стрит, где болтаются пьяницы и бродяги. Померла от старости? С перепою? Или от того и другого? Кто-то же выписал свидетельство о смерти. Слышал, что в молодости она была изрядной шлюхой.
— А другая? Тоже?
— Очень сомневаюсь, — доктор Стридом подтянул резиновые перчатки.
— Но вы уверены, что это убийство?
— Разумеется. Почему бы вам самому не взглянуть? — Голос его был полон воодушевления, как у фокусника-любителя, начинающего свой номер: "А теперь, друзья, небольшой сюрприз!"
Оба полицейских последовали за ним. Крамер давно за собой заметил, что визиты в морг требуют от него немалых усилий. Хуже всего, высота стола не позволяла привыкнуть к зрелищу постепенно, по мере приближения. Настраиваться приходилось заранее, не зная, что, собственно, предстоит увидеть.
Там, где Аббот бросил последний взгляд на свою Офелию, теперь Крамер видел тряпичную куклу в натуральную величину. По крайней мере, так это выглядело. Для вскрытия ведь применяют ножи покрупнее, а не скальпели. И теперь тело держалось только на толстых черных швах "елочкой", сквозь которые местами торчала вата. К тому же на все это падали яркие цветные блики — сквозь разноцветные стекла в окнах внутрь проникали лучи света, словно солнце было огромным прожектором. И когда доктор Стридом включил главный свет, иллюзия только усилилась: цвета приобрели пастельные оттенки, больше подходившие к такому телу, а голова и плечи, которых не коснулась рука Стридома, заблестели как дорогой фарфор. Крамер заметил, что тушь на такие ресницы, должно быть, приходилось наносить очень мягкой кисточкой.