Человек-компьютер - Крайтон Майкл. Страница 7

Военные специалисты осмотрели ракету и отправили ее в Уайт-Сэндс для запуска. Вторая ступень ракеты включилась, не успев отделиться от первой, и ракета взорвалась на высоте двух миль. Но к этому времени Герхард уже имел четыре патента на ее электронное оборудование, а колледжи и промышленные фирмы наперебой предлагали ему стипендии. Он отказался от всех предложений, поручил своему дяде разместить патентные отчисления повыгоднее и, едва лишь получив право водить машину, обзавелся «мазерати». Герхард начал работать в фирме «Локхид» в Памдейле, штат Калифорния, но через год ушел, потому что отсутствие официального инженерного диплома лишало его возможности получить повышение. Да и его коллеги без особой симпатии относились к семнадцатилетнему выскочке, который разъезжал на роскошной гоночной машине и предпочитал работать по ночам. По их мнению, ему был совершенно чужд «дух товарищества».

Затем Макферсон взял Герхарда в НПИО для разработки электронных устройств, тождественных человеческому мозгу. Макферсон успел уже побеседовать с десятком-другим кандидатов на эту должность, которые «отдавали себе отчет в сложности проблемы» или видели в ней «интересные побочные возможности», но Герхард сказал, что «это будет занятно», и тут же был зачислен в штат НПИО.

Примерно так же сложилась и жизнь Ричардса. Он окончил среднюю школу и полгода проучился в колледже, но тут его призвали в армию. Его должны были отправить во Вьетнам, но он предложил кое-какое усовершенствование в электронных приборах радиолокаторных установок. Предложение оказалось дельным, и Ричардс, уехав не дальше Санта-Моники, продолжал военную службу уже в лаборатории. После демобилизации он тоже пришел работать в НПИО.

Близнецы-колдуны, улыбнулась Дженет.

— Привет, Джен, — сказал Герхард.

— Как дела, Джен? — спросил Ричардс.

Оба они не признавали никакой официальности и даже Макферсона называли Рогом, на что никто больше в отделении не решался. И Макферсон с этим мирился.

— Отлично, — сказала Дженет. — Процедура третьей степени рассмотрена на конференции. Сейчас я иду к нему.

— Мы кончаем проверку компьютера, — сообщил Герхард. — Как будто все в порядке, — и он показал на столик, где в окружении электронных приборов стоял микроскоп.

— Где он?

— Под микроскопом.

Дженет подошла ближе. Под микроскопом лежала прозрачная пластиковая коробочка размером с почтовую марку. Внутри коробочки находилась сложная система крохотных компонентов. Наружу было выведено сорок контактов. С помощью микроскопа «близнецы» по очереди проверяли каждый контакт.

— Осталось проверить логические цепи, — сказал Герхард. — И на всякий случай у нас приготовлен резервный блок.

Дженет подошла к полкам с картотекой и стала перебирать карточки анализов.

— У вас остались карточки для психологических тестов? — спросила она.

— Вон там, — ответил Герхард. — Вам какие нужны: пятимерного пространства или TV-мерного?

— TV-мерного.

Герхард открыл ящик стола и достал оттуда картонный прямоугольник и плоский пластмассовый перфоратор, к которому цепочкой был прикреплен заостренный металлический стержень, похожий на карандаш.

— Это ведь не для вашего «третьей степени»?

— Для него, — ответила Дженет.

— Но вы уже столько раз его проверяли…

— Еще один, последний, для истории болезни.

Герхард отдал ей карточку и перфоратор.

— А ваша «третья степень» знает, что с ним собираются сделать?

— В значительной мере, — ответила Росс.

Герхард покачал головой:

— Он просто сумасшедший.

— Да, — сказала Дженет. — В том-то и беда.

На седьмом этаже она остановилась у столика дежурной сестры и попросила историю болезни Бенсона. Сестра была новая и незнакомая.

— Я очень сожалею, — сказала она, — но мы не выдаем карточки родственникам больных.

— Я доктор Росс.

Сестра смутилась:

— Извините, доктор, я не заметила вашего значка с именем. Ваш больной в семьсот четвертой.

— Какой больной?

— Маленький Джерри Питерс.

Дженет смотрела на сестру, ничего не понимая.

— Вы же педиатр? — спросила сестра.

— Нет. Я — психиатр из НПИО. — Дженет поймала себя на том, что говорит с излишней резкостью, и поморщилась. Но слишком уж часто ей приходилось слышать в детстве и юности: «Ну, конечно, ты хочешь быть сестрой, а не доктором» или: «Женщине лучше заниматься педиатрией. Это как-то естественней».

— А! — сказала сестра. — Значит, вам нужен мистер Бенсон из семьсот десятой палаты. Его уже приготовили.

— Благодарю вас, — сказала Дженет, взяла историю болезни и пошла по коридору к палате Бенсона. Она постучала и услышала выстрелы. Приоткрыв дверь, она увидела, что в палате зажжена только лампочка на тумбочке, но полумрак был голубоватым: ярко светился экран телевизора.

Человек на экране говорил: «…умер, прежде чем его тело коснулось земли. Две пули в самое сердце».

— Добрый вечер, — сказала Дженет негромко и открыла дверь пошире.

Бенсон обернулся. Увидев врача, он улыбнулся и, нажав кнопку рядом с постелью, выключил телевизор. Голова у него была замотана полотенцем.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Дженет, входя в палату и садясь в кресло рядом с кроватью.

— Голым, — сказал Бенсон и потрогал полотенце. — Как-то странно. Просто не представляешь, сколько у тебя волос, пока их не сбреют. — Он снова потрогал полотенце. — А женщинам каково! — добавил он, взглянув на нее, и тут же смущенно отвел глаза.

— Это никому не приятно, — сказала Дженет.

— Да, конечно. — Бенсон откинулся на подушку. — После я заглянул в мусорный бачок и был ошарашен. Столько волос! А голова у меня замерзла. Очень странное ощущение. Они обвязали ее полотенцем. Я сказал, что хотел бы посмотреть на свою голову — надо же знать, как я выгляжу лысым, но они сказали, что лучше не надо. Я подождал, а когда они ушли, встал с постели и пошел в ванную. Подошел к зеркалу…

— Ну и?..

— Я так и не снял полотенца. — Бенсон засмеялся. — Просто не смог. Что бы это могло означать, как по-вашему?

— Не знаю. А вы как думаете?

Он снова засмеялся.

— Почему психиатры никогда не отвечают на вопрос прямо? — Он закурил сигарету и вызывающе посмотрел на Дженет. — Они сказали, что мне не следует курить, а я курю.

— Вряд ли это важно, — сказала Дженет, внимательно изучая его лицо. Бенсов был как будто в хорошем настроении, и ей не хотелось портить этого настроения. Но, с другой стороны, такая веселость казалась не вполне естественной накануне операции мозга.

— Эллис ушел совсем недавно, — сказал Бенсон, выпуская дым. — Он нарисовал на мне какие-то знаки. Видите? — Бенсон слегка отогнул полотенце с правой стороны, обнажив бледную кожу. За ухом виднелись два синих крестика. — Ну, как я выгляжу? — спросил он, широко улыбаясь.

— Прекрасно. А как вы себя чувствуете?

— Прекрасно. Просто прекрасно.

— Вас ничего не тревожит?

— Нет. То есть какой в этом смысл? От меня ведь ничего не зависит. В ближайшие несколько часов я в ваших руках. И Эллиса тоже…

— Обычно люди все-таки тревожатся перед операцией.

— Ну вот, опять заговорил рассудительный психиатр! — Бенсон улыбнулся, затем нахмурился и прикусил губу. — Конечно, тревожусь.

— Из-за чего?

— Из-за всего. — Он нервно затянулся. — Как я буду спать. Как я буду чувствовать себя завтра? Каким я буду после операции? Что, если кто-нибудь ошибется? Что, если я стану полным идиотом? Что, если боль будет невыносимой? Что, если я…

— Умрете?

— Да. И это тоже.

— В сущности, это простая операция. Не сложнее удаления аппендикса.

— Наверное, то же самое вы говорите всем своим больным, которым предстоит операция головы.

— Нет, правда. Это короткая, несложная операция. Она займет часа полтора, не больше.

Бенсон неопределенно кивнул. Дженет не могла решить, успокоила она его или нет.

— Знаете, — сказал Бенсон, — мне кажется, что ее вообще не будет. У меня такое чувство, что завтра утром в последнюю минуту мне скажут: «Вы здоровы, Бенсон. Можете идти домой».