Чужие браки - Томас Рози. Страница 19

— Не беспокойся, — утешила ее Дженис. — Самый обычный ужин на кухне. Если успеешь вернуться и если будет желание, приходи к восьми. Ну, пока.

Наконец, к семи часам, Нина поняла, что больше не в состоянии сидеть вот так в пустом доме и прислушиваться. У нее конечно же не было никаких планов на уик-энд. Но сейчас она быстро спустилась в спальню, швырнула в сумку пару платьев и позвонила Патрику. Лучше уехать из Графтона, чтобы ее не смогли найти. Да, так будет правильно. Выйдя на улицу и обнаружив, что идет дождь со снегом, Нина впервые со дня своего приезда в Графтон пожалела о том, что у нее нет машины.

Обшитые дубовыми панелями комнаты в доме Патрика как всегда действовали на Нину ободряюще. Патрик зажег свечи в черных чугунных подсвечниках, и теперь в воздухе стоял запах воска и пылающих в камине дров.

— Что случилось? — спросил Патрик.

Нина потягивала вино, глядя на крошечные пузырьки, причудливо преломляемые венецианским стеклом бокала ручной работы. Мельчайшие детали материального мира стали ощущаться вдруг необычайно отчетливо: каждый стежок на вышитой скатерти, на которой лежали ее локти, тончайший слой сажи на дубовом столике у камина, каждая петля на чулках, легкое поскрипывание нейлона, когда Нина скрещивала лодыжки.

— Случилось? — переспросила она.

— Да. Это мужчина?

Патрик глядел на Нину с участием. Ну конечно, он что-то заметил сразу же, как только Нина вошла в дверь.

— Ишь ты, умник, — засмеялась Нина.

— Не нужно быть большим умником. Все написано у тебя на лице.

Патрик встал и подкинул полено в огонь. Полусгоревшие дрова превратились в седые угли, тлевшие багровым пламенем. Глядя на Патрика, на его спокойные движения, когда он протирал плиты камина, на озабоченно-хозяйственное, почти как у старой девы выражение лица, Нина подумала, как сильно она его любит, и любит эту комнату, где каждая вещь появляется только потому, что кажется Патрику красивой, и все дышит заботой и вниманием. Эти мысли как бы вернули ее обратно, в мир Ричарда, так сильно отличавшийся от Графтона, от его домов, наполненных детьми, разномастными предметами мебели, обитыми цветным ситцем. Чувство превосходства как бы отдалило Нину от Гордона, о котором она не переставала думать в течение всей поездки. Сейчас ее обрадовало сознание того, что между ними существует огромная дистанция.

— Ничего особенного, — ответила она наконец на вопрос Патрика. — Так, всего одна ночь. Он женат, и детей у него этак с дюжину. Но это было приятно, именно на одну ночь.

На лице Патрика она не увидела одобрения. Патрик был старым холостяком, человеком по характеру осторожным и не очень-то доверчивым. Он пережил вместе с Ниной тяжелые месяцы после смерти Ричарда и сейчас был рад видеть ее спокойной и оживленной, но обстоятельства, которые вызвали ее настроение, были вовсе не те, чтобы Нину можно было поздравить.

— Будь осторожна, — сказал Патрик, понимая, что совет звучит довольно банально.

Нина кивнула. Да, она понимает. Ей нужно быть осторожной во всех смыслах — эмоционально, морально и физически.

— Я была осторожна. И буду впредь, — пообещала она.

Боже, как чудесно было сидеть вот так рядом с Патриком, попивать вино и любоваться на огонь. Как прекрасно было, пусть и ненадолго, вновь почувствовать, что тебя любят. Стыд, который она испытывала в Графтоне, куда-то улетучился, и сейчас Нина была в превосходном настроении, наслаждаясь маленькими обыденными радостями этого мира. В голове роились мысли, напоминая снежные хлопья во время снегопада. Нина вспомнила о своих рисунках для азбуки и подумала, что надо будет непременно нарисовать радугу на стенке бокала и под ней — отражение средневековой комнаты.

— Нина? — отвлек ее мысли Патрик. — Что будем делать дальше? Если хочешь, можно пойти куда-нибудь на вечерний сеанс.

— Я не хочу выходить, но если ты хочешь…

Патрик внимательно смотрел на Нину. О, ему была хорошо знакома эта смесь возбуждения и мечтательности, хотя сам он давно уже не испытывал ничего подобного. Он слегка завидовал Нине и одновременно ему было ее жаль.

— Ты голодна? Приготовить что-нибудь?

Нина встала, подошла к Патрику и обняла его. На плече его свитера была маленькая дырочка, аккуратно выбритые щеки слегка блестели. Когда Нина прижалась к нему, он стоял неподвижно. Она уже не ощущала в нем постоянного напоминания о своем горе. Нина нежно, по-матерински, потрепала его по плечу.

— Пойдем приготовим что-нибудь вместе, — сказала она. — Сто лет ничего не готовила, кроме как из полуфабрикатов.

Только сейчас Нина поняла, что действительно голодна.

Нина прошла за Патриком в его аскетически обставленную кухню. Открыв дверцу холодильника, она окинула взглядом аккуратные упаковки продуктов, рассчитанные явно на одного человека. Ну конечно, он ее не ждал.

Оба они были одиноки. Вот и у нее в холодильнике точно так же притаились разные типы и разновидности одиночества в виде упаковок мяса и овощей. Нине вспомнились графтонские семейные пары, и большие теплые кухни с огромными дубовыми столами, их непосредственность и гостеприимство, постоянные улыбки на их лицах.

Первое мнение Нины о них, конечно же, было упрощенным. В ней говорила зависть, обостренное сознание собственного одиночества. Прошлой ночью, наедине с Гордоном Рэнсомом, она ясно поняла, что в жизни Графтона есть свои подводные течения. Сейчас Нина испытывала благодарность судьбе за счастье, выпавшее на ее долю — быть женой Ричарда.

Она шире распахнула дверцу холодильника.

— Итак, что же мы приготовим? — спросила Нина Патрика.

В семь тридцать, придя домой после целого дня деловых встреч, поездки на стройплощадку и визита в больницу, Гордон Рэнсом набрал наконец номер Нины. Никто не отвечал, даже автоответчик не был подключен. Гордон долго держал трубку, прислушиваясь к гудкам.

Он пытался дозвониться Нине все выходные, вновь и вновь набирая номер, так что в конце концов каждая цифра ясно отпечаталась в его мозгу, и он мог повторять телефон Нины как молитву. Но никто так и не ответил.

Для Нины это был самый обычный лондонский уик-энд, каких уже было множество в ее жизни. Только в этот раз все так хорошо знакомые действия были как бы воспоминанием. Она ходила с Патриком в театр на новую пьесу какой-то модной феминистки, потом они обедали в ресторане с друзьями Патрика. В воскресенье утром — бродили по рынку Брик-лейн, отыскивая сокровища среди антикварной полуразвалившейся мебели. Затем был нескончаемый ланч со старыми друзьями, которые отметили про себя, что Нина заметно повеселела и потихоньку опять становится прежней Ниной.

За ланчем она познакомилась с одним архитектором, которого никогда не встречала раньше, хотя по его словам он был знаком с Ричардом. Архитектор недавно развелся. После ланча они прогуливались по парку мимо хозяев с собаками, детишек на роликах и трехколесных велосипедах. Архитектор спросил, не согласится ли Нина как-нибудь пообедать с ним.

Нина шла, держа руки в карманах и теребя подкладку пальто, смотрела на силуэты прогуливающихся людей на фоне зеленоватого неба и Вестминстерского холма. Как все это было знакомо, и чем дольше она смотрела на все это, тем безразличнее и холоднее становилась. Нина думала о Графтоне, и ей захотелось скорее вернуться домой.

Она улыбнулась архитектору.

— Я, к сожалению, не могу, но спасибо за приглашение. Я больше не живу в Лондоне. Перебралась в провинцию и сегодня вечером возвращаюсь домой.

— Может быть, в следующий раз, когда вы приедете в Лондон? — предложил архитектор, отдавая дань приличиям и явно не надеясь на согласие Нины.

Мрачный декабрьский день быстро перешел в вечер. Вечеринка подходила к концу, несколько пар уже распрощались, направившись в сторону дома.

— Пора возвращаться в Графтон, — сказала Нина Патрику. Она рассчитывала, что если поедет шестичасовым поездом, то как раз успеет на вечеринку к Фростам где-нибудь в начале девятого. Она решила это как-то сразу, не позволив себе особенно задуматься по этому поводу. Патрик услышал нетерпение в голосе Нины.